— Ишь ты! И где ж твой язык?
— Суда твово дожидается. Кликнуть, что ли?
— Валяй!
Мурзу в сию же минуту втолкнули к атаману. Тот обошел пленника, оглядел с головы до пят и, велев развязать ему руки, обратился к нему по-татарски:
— Здоров ли?
— Хвала Аллаху, здоров! — закивал тот подобострастно.
— А как величать тебя прикажешь?
— Кутлуй мое имя, эфэндэ.
— Верно ли говорят, будто ты сборщик ясака?
Мурза подтвердил, не сводя с атамана заискивающих глаз.
Пригласив гостя к трапезе, Ермак принялся расспрашивать его про житье-бытье и осторожно завел речь о Кучуме.
— Стало быть, ты состоишь на службе у славного Кучум-салтана?.. Наслышаны мы о сем могучем и мудром царе. Жаль, свидеться не довелось. Хотел наведаться к нему, потолковать о том — о сем, да уж видно не суждено…
— Отчего же? — полюбопытствовал мурза, расслабившись.
— В обратный путь снарядились мы, пора восвояси, — вмешался Иван Кольцо. — До снега бы поспеть, а то зимы в Сибири лютые.
— Ой, лютые! — с готовностью подхватил его слова мурза и, разговорившись, поведал хозяевам про хана, про его окружение, про достоинства и многочисленное воинство.
Радость Кутлуя была безмерна, когда атаманы торжественно объявили, что отпускают его. Наказав бить челом высокородному хану, они поручили также передать ему от них богатые дары.
Чуть позже, оставшись с помощником наедине, Ермак заметил:
— Кажись, и взаправду поверил татарин, заглотал наживку.
— Так и задумано. Пускай наплетет своим…
XVII
Хан Кучум благосклонно принял щедрые подношения, переданные ему Кутлуем, и стал допытываться, что это за люди — невесть откуда взявшиеся пришельцы. Интересовался атаманом.
— Ермякяй со мной ласково обошелся, — осторожно промолвил Кутлуй. — Добрый муж. По-татарски знает и к народу нашему благоволит, а особливо к тебе, мой господин.
Хан пропустил это мимо ушей, сказав:
— Слыхал я, будто есть у них страшное оружие, которое огнем пышет.
— Верно, есть. И когда урысы стреляют из луков своих, не только огонь, а и дым выходит и гром раздается. Стрел не видишь, а ранят до крови или до смерти пробивают, — подтвердил Кутлуй и тут же добавил с уверенностью: — Да только, думаю я, из-за урысов тревожиться нам незачем. В Сибири они, по всему, не задержатся, потому как обратно на Русь собираются.
— Обратно? — удивился Кучум. — За какой же надобностью они в наши края пожаловали?
— Искали башкортов зауральских да заплутались, говорят.
— Странно, а какое им до башкортов дело?
— За ясаком ехали по поручению…
Кучум досадливо поморщился, отметив про себя: «О времена! Нынче урысы забирают причитающуюся мне дань…», но вслух сетовать не стал. И то ладно, что не схлестнулись. Без кровопролития обошлось. Не хотелось бы испытать на себе силу огненных стрел.
— Слава Аллаху, отвел от нас беду! — воздел он кверху руки. — Вот и хорошо, пускай урыс домой уходит. А то ведь я собрался было напасть на чужаков, — признался хан. — Ладно, ты вовремя поспел…
А через несколько дней к Кучуму примчалась бежавшая от Ермака наложница и поведала все, что ей было известно о его планах. Хан не поверил, решив, что женщиной движет чувство мести, и велел ее умертвить.
Однако очень скоро ему пришлось пожалеть о содеянном. Когда до Кучума стали доходить слухи, будто казаки продвигаются в глубь ханства, грабя по дороге улусы, он понял, что его обвели вокруг пальца.
Коря себя за доверчивость, хан решил умножить и укрепить свое воинство, призвав из находившихся в его подчинении улусов мужчин, но он не успел собрать воедино разрозненные части и сосредоточить всех в одном месте.
Ермак же тем временем неотвратимо приближался. С Туры дружинники добрались по Тоболу до устья Тавды, где наткнулись на татарские разъезды и, разбив их, устремились дальше.
Вскоре они вновь столкнулись с татарами. Завязавшаяся на берегу Тобола сеча растянулась на трое суток и стоила казакам немалых потерь. Число же Кучумова войска росло за счет подкрепления. Видя это, Ермак понял, что ему не устоять перед натиском сибирцев, и обратился за советом к помощнику:
— Плохи наши дела, Иваха. Как думаешь, продолжать али отступить?
— Не-е, батька, отступать негоже. Пускай нас мало, одолеть татар можно ведь и хитростью.
— Хитростью? — переспросил Ермак и потребовал: — Растолкуй!
— Обожди, атаман, щас уразумеешь, — поднял руку Иван Кольцо. Утрамбовав и разровняв подметкой сапога мокрый песок, он отломил ветку и принялся чертить прутиком по поверхности, попутно разъясняя свои соображения.
Слушая его с большим вниманием, тот все больше воодушевлялся.
— Ну и башка у тебя, однако, Иваха! Ежели выкрутимся по замыслу твоему, победа будет наша, — воскликнул восхищенный атаман и тут же решил приступить к осуществлению хитроумного плана своего товарища.
По его приказу сложили из хвороста чучела, затем обрядили кукол в казачье платье и поместили на струги. Оставив все это у берега, в полночь ратники сошли на землю, подкрались незаметно к татарам с тыла и чуть свет обрушились на них. Бой продлился недолго. Приняв чучел за людей, те решили, что окружены, и были вынуждены бежать.
Удачно проведенную операцию разбойники отметили попойкой.
А между тем, хан Кучум, укрепившийся в устье реки Сибирки на берегу Иртыша под Чувашьим мысом, выслал им навстречу десятитысячное войско под началом племянника Мухаметкула. Царевич поджидал казаков на Тоболе у Юрта Бабасана и при их появлении приказал своим лучникам метать стрелы. Те ответили им грозными пушечными залпами и убийственным огнем. Конники Мухаметкула из первых рядов были сражены наповал. Прочие с нечеловеческими воплями бросились врассыпную.
Атаман облегченно вздохнул.
— Слава те господи, пронесло! — судорожно перекрестившись, воскликнул он и добавил, искренне удивляясь: — Одного не могу взять в толк, чего это нехристи поганые так сопротивляются. Стрелы да копья — вот и все их снаряжение, а ведь как бьются! Им бы наши пищали, порох да пушки, от нас и мокрого места не осталось бы.
— Одно слово — дикари. Невдомек невежам темным, что мы свет им несем от Руси святой да великой, — откликнулся Иван Кольцо.
Продолжая плыть, казаки несколько раз приставали к берегу, совершали набеги на городки и улусы, обирая с благословения атамана жителей, насилуя женщин и жестоко расправляясь с непокорными. Их барки с каждым таким налетом заполнялись награбленным — снедью, богатством местных князьков, включая золото, меха и сладкое лакомство — кадки с душистым цветочным медом.
Вскоре дружина достигла городка под названием Атик-мурза и, захватив его, расположилась там на ночлег.
За всю ночь Ермак не сомкнул глаз, ожидая с минуты на минуту появления татар, и лишь под утро, успокоившись, прикорнул на полчаса. Резко очнувшись, он тут же вскочил и потребовал созвать казачий круг.
— Братовы, небось, сами смекаете, об чем речь пойдет. Силы наши на исходе. Уж нету в нас прежнего задора. Давайте думать будем, что дале делать — пасть на поле брани али, покуда целы, назад вертать?
— Да пора бы уж и воротиться, — робко вымолвил Матвей Мещеряк, не поднимая глаз.
Яков Михайлов и Никита Пан подхватили его слова:
— Много мы ихнего брата побили, и впрямь хватит!
— Всех не перебьешь. Рассеешь тучу — ветер нагонит новую. Еще одна сеча, и нам хана!..
Но тут вмешался Иван Кольцо.
— Не-е, врете!.. — с негодованием воскликнул он и, сдвинув брови, обвел товарищей свирепым взглядом. — Полно скулить-то, хвосты поджавши. Покамест не изничтожим хищников, не выкорчуем с корнем поганое Кучумово отродье, дорогу назад забудьте. Нет у нас пути иного: али погибель, али победа! Без победы неча уповать на цареву пощаду!.. Вспомните, как нас Строгановы напутствовали, какое доверие выказали! Неужто подведем благодетелей наших и заступников?!
Ермак решил поддержать надежного друга и советника.
— Верно говорит Иван. Как ни крути, дорога у нас одна — вперед. Да и поздненько уже обратно. Лед на реках смерзается… Вот вам мой сказ: ежели Кучумку не одолеем, не подчиним Сибирь святой нашей матушке России, быть нам не токмо ворами, а и клятвопреступниками. Смоем же доблестью грехи наши смертные, послужим с честию отчизне родимой. Коли суждено — победим, а не суждено — так погибнем аки герои, покрыв себя вечной славой.
— Воистину так, — клятвенно произнес Иван Кольцо.
Остальные, кто — нехотя, кто — с охотой, поддались уговорам и заверили, что будут биться за интересы Российские до последнего вздоха.
— Вот и ладно, порешили… А уж Бог нам поможет, да святится имя его! — сказал Ермак напоследок, отпуская товарищей отдыхать, чтобы с первыми лучами солнца поднять их на новый подвиг.
На следующее утро казаки подобрались к засеке. Ловкие лучники-татары засыпали их из засады стрелами. Но зловеще жужжащий рой не испугал дружинников, вооруженных огнедышащими пищалями и пушками.
При первых же залпах встречный натиск сразу ослаб. Татары несколько раз предпринимали атаку, но оглушительные взрывы вновь и вновь отбрасывали их назад.
Разломав в нескольких местах собственную засеку, сибирцы бросились толпой врукопашную. В ход пошли сабли и копья, кося воинов с обеих сторон. Но малочисленных завоевателей снова выручило их огнестрельное оружие.
Ермак с Иваном и прочими атаманами сновали между казаками, подзадоривая соратников.
— Держитесь, браты!
— Позади — смерть!
— Назад нельзя, Махметкулова конница затопчет!
— С нами Бог, Христос поможет нам!
— Мы победим!
Расположившийся в засеке незрячий хан тоже не бездействовал. Теребя своих приближенных, он то и дело расспрашивал о ходе битвы, отдавал военачальникам все новые приказы.
Узнав о том, что очередная атака на русскую дружину потерпела неудачу, Кучум обратился с мольбой к Всевышнему дать силы и удачу правоверным в борьбе с ненавистными кафырами, посмевшими покуситься на ханство Сибирское.