— Ты кто будешь? — немало удивившись, снова повторил свой вопрос Айсуак.
— Я-то? — Словно не решаясь назваться, бородач сглотнул, отчего торчащий кадык выпятился еще сильнее. — Фамилия моя — Строганов, а зовут Григорием…
— С виду же вроде как мусульманин. Да и говоришь как будто по-нашему… — поразился Айсуак. — Только вот имя русское да крестишься в точности, как урысы.
— Так ведь я крещеный.
— Ке-ря-ше-е-ен? — еще больше удивившись, переспросил Айсуак. — Из крещеных башкортов, что ли?
Григорий Строганов притворился, будто ему стало хуже, и оставил его вопрос без ответа.
«Видать, боится лишнее сболтнуть, не доверяет», — отметил про себя Айсуак.
На том разговор их и закончился.
На другой день Строганов повел себя столь же осторожно. И тогда Айсуак решил рассказать ему о себе:
— Еще до черного нашествия был у башкортов из племени гайнэ предводитель по имени Мырдым-бей. Я — его потомок. И возглавляю наш род.
После этого сомнения молодого человека рассеялись. Взгляд стал приветливее.
— Ну, а я буду из отатарившегося булгарского рода, — сообщил он. — Дед мой, Федор Лукич Строганов, крестился по доброй воле, после чего заделался купцом, освоил солеварение. Отец, Аникей Федорович, исполняя дедов завет, продолжает варить соль и учит этому делу меня.
— Хорошее у тебя ремесло. Да вот только зачем ты в наши края явился?
— Признаться, оказался я среди вас, гайнинцев, случайно. Так уж вышло, — неторопливо приступил Григорий к рассказу о пережитом. — Погрузил я, значит, на подводы соль, разного товару и отправился в Казань продавать. По дороге же приключилась со мной беда. Нежданно-негаданно напала на наш обоз свора разбойников. Кончали они моих провожатых. Сам не знаю, как я тогда вывернулся и бежал. Тем и спасся. Спрыгнул с крутояра в реку и поплыл. Ближе к берегу настигла меня стрела, угодила в спину. Терпя жуткую боль и невзирая на озноб, я продолжал грести, пока не достиг земли. А как выбрался, так и ослаб. Однако крепился. Собрал последние силы и пополз по галечнику. Но стоило мне очутиться в тальнике, потерял сознание, и что было дальше, уже не помню…
— Сколько же в тебе силищи, раз ты такую широкую и глубокую реку одолел! — с восхищением заметил Айсуак-бей. — Если поправишься, бог даст, век твой долгим будет!
— Своим спасением я обязан тебе, — сказал Григорий.
— Не мне, а Всевышнему, — поправил его Айсуак. — Кабы не его воля, не отправился бы я тогда за утками и не наткнулся бы на тебя.
Строганов не стал с ним спорить. Полежав какое-то время молча, он медленно, с кряхтением, поднялся и сел.
— Как представлю себе, сколь моего добра тем разбойникам досталось, аж в жар бросает. Должно быть, знали, окаянные, кто я…
— Почему ты так думаешь?
— Да потому что мне доподлинно известно, что магометане давно затаили злобу на мою семью. Простить никак не могут за то, что в православие перешли. Когда дед мой крестился, его даже чуть не закололи острогой. С тех пор и прозвали его Строга. Потом эта кличка за нашей семьей закрепилась и стала нашей фамилией — Строгановы.
— Отец-мать живы-здоровы?
— Спасибо! Слава богу, покуда здравствуют.
— И где они сейчас?
— В Соли Вычегодской. Не иначе, как дошла до них весть, что обоз мой ограбили, и теперь, небось, убиваются по мне.
— А ты бы написал им.
— Нет у меня денег, чтобы человека с письмом отрядить, — с грустью произнес Строганов.
— Не унывай. Я что-нибудь придумаю.
Но тот покачал головой.
— Не нужно, я и без того доставил вам немало хлопот. Благодарствую… Нет, писать не стану. Слава богу, мне уже полегчало. На следующей неделе сам думаю ехать. Мне бы только лошадку где раздобыть.
— Насчет этого не беспокойся. Найдем и лошадку, и провожатого. Доставит тебя до самого дома.
— А как здешние дороги? Не опасно ли ездить?
— После того как Ак-батша[1] разгромил Казанское ханство, развелось было в наших местах множество беглых. Шалили на дорогах. Сейчас поутихло, — поспешил успокоить гостя Айсуак-бей. — А все потому, что башкорты с низовий Сулмана, Ика, Минзели, Кук-Идели[2] и Агидели поднялись сообща и задали разбойникам как следует. Так что покамест нас никто особо не беспокоит.
— Но не везде же так. Многие ваши собратья, как я слышал, все так и живут под игом Ногайской Орды, Астраханского да Сибирского ханств. Не так ли?
— Да, говорят, они по-прежнему мыкаются в неволе у татарских ханов.
— Отчего же тогда не попросят покровительства у царя?
— Неужто Ак-батша согласится помочь?
— Коли посулить ему дань выплачивать, что ханам причитается, непременно поможет. Да еще земли ваши у чужаков отвоевать пособит.
— Если бы так… Лучшего защитника нам и впрямь не сыскать. Только вот как к нему подступиться?
— Это уже другой вопрос. Первым делом соберитесь со старейшинами, обмозгуйте все хорошенько. А как надумаете к России присоединяться, засылайте к казанскому наместнику послов. И тогда уже легче будет с самим царем снестись.
Совет Строганова окрылил Айсуака. Возмечтав при помощи русского государя вернуть своему народу принадлежащие ему земли и волю, возродить утраченную вместе с другими невозместимыми потерями культуру, он с вдохновением принялся описывать гостю передаваемые из поколения в поколение рассказы о былом.
— Лет двести тому назад жили башкорты припеваючи, ни в чем не ведая нужды. А после черного нашествия, из-за бесконечных грабежей и насилия наш богатый и гордый народ обнищал. Еще бы, все городское население было вырезано, остались лишь племена язычников. И чтобы зажить как прежде, нужно нам избавиться от чужеземного ига и возродить государство.
— А что, разве у башкир имелось свое государство? — изумился Григорий Строганов.
— Да, и было у нашего рода семь десятков с лишним городов, — сообщил Айсуак. — Только вот некоторые вожди-язычники, что в ханы метили, не захотели никому подчиняться. Между ними и городскими мусульманами были вечные раздоры, из-за чего Башкортостан и ослаб…
— Чем же занимались башкиры в прежние времена?
— Те, что в аулах жили, разводили скот да хлеб понемножку растили — для себя. А городские ремеслами промышляли, добывали разные руды, камни драгоценные. Водилось среди них немало знатных умельцев, что медь выплавляли, серебро, железо, сталь да бронзу. А во время нашествия города были сожжены дотла. Ремесла после этого пришли в упадок. Возродить же их не давали.
— Где же башкиры руду добывали? — заволновался Строганов.
— На Урале.
— Может, и соль на Урале есть?
— Конечно.
— Вы и теперь туда за солью ездите?
— Соль гайнинцы нашли поближе.
— Где именно? — загорелись глаза у Строганова.
— Между Сулманом и Чусовой.
— Далеко ли отсюда?
— Да нет, не так уж и далеко, — ответил Айсуак-бей. — Верст семьдесят-восемьдесят от Перми…
— И что, много ли там, в междуречье, соли?
— Достаточно.
— А земли чьи?
— Гайнинцев.
— Насколько же велико ваше племя?
— В прежние времена не было нашим людям счета, говорят. Сейчас мало осталось. Прибрежные леса оскудели. Да и земли на пятьдесят верст вокруг пустуют.
Строганов заерзал на месте.
— Как бы мне на те места взглянуть?
— Хворому?
— Да я уж здоров, Айсуак-бей! Очень прошу тебя, покажи мне те земли! — взмолился Григорий.
— А ну как в дороге хуже станет, что тогда?
— Тотчас же повернем назад! Да пойми же ты, друг мой, разве я смогу теперь спокойно лежать?!..
Не решился Айсуак-бей его отговаривать. Заботливый и радушный, уступил он горячим просьбам гостя и повез его на соляные промыслы.
Вернулся Григорий оттуда сам не свой и вскоре, наспех собравшись, отправился в сопровождении целого отряда бравых всадников в отчий дом.
II
Почти сразу же после отъезда Строганова Айсуак-бея стали вдруг одолевать сомнения. Уж не провел ли его тот, представившись сыном купеческим? Не прикончил бы по дороге джигитов. Да и зачем он так рвался на соляное месторождение?..
Долго думал Айсуак-бей, пока не решил, наконец, встретиться по совету гостя с вождями соседних племен и родов. Встретились, поговорили по душам, но вопросы так и остались. И тогда надумал он собрать в мечети совет рода.
— Акхакалы, агай-эне! — обратился Айсуак к знатным сородичам. — Как вам известно, люди из рода гайнэ, проживающие в низовьях Агидели и Сулмана, минские и уранские башкорты с берегов Кук-Идели уже освободились благодаря Всевышнему от гнета Казанского ханства. — Воздев руки кверху, он произнес хвалу Аллаху, после чего продолжил: — Однако не буду скрывать от вас то, что лежит у меня на сердце. Скажу вам, как на духу: если мы не примкнем к какой-нибудь сильной державе, долго нам не продержаться…
— К России, что ли? А ты не боишься вероломства Белого царя?
Взглянув на перебившего его акхакала, Айсуак-бей призадумался, а потом, покачав головой, уверенно произнес:
— Не-ет, не боюсь, ведь никто иной, как Ак-батша победил Казанское ханство и избавил нас от гнета. Да и по всему видно, что он к нам благоволит. Вспомните, когда князь Курбский задумал истребить башкортов с берегов Агидели, Сулмана, Таныпа, Большого Ика, Мензели, Сюня, Базы, Кыдаша, Сармасана и Кармасана, царь не дал их в обиду. А перед возвращением своим из Казани в Москву, объявил, мол, не бойтесь ничего, государь вас жалует и всегда готов помочь. Только пускай, де, башкирцы ясак ему платят, что прежде казанским ханам. В грамотах про то написал и с гонцами разослал…
— А после этого кто-нибудь связывался с ним?
— Побывал у минцев недавно стряпчий по фамилии Ярцов и сказал им: так, мол, и так, явился я в вашу несчастную землю, наполненную пеплом и могилами, от самого царя Иоанна. Государь велел, де, передать вам, что страшные времена миновали и что верные подданные Белого царя могут жить отныне спокойно.