Увлеченный беседой Иван Грозный не склонен был отпускать от себя гостей.
— Будут ли прочие пожелания?
— Будут, великий государь. Далековато нам ездить ясак платить. До Московии и Казани путь неблизкий. Вот бы где посередке городок заложить, — отважился замолвить слово Шагали Шакман-бей.
— А есть ли пригодное для оного место?
— Как не быть! И находится оно там, где сливаются три реки: Агидель, Кук-Идель и Караидель. Самое что ни на есть подходящее место! — с готовностью откликнулся Шагали Шакман-бей и принялся живописать замечательные для закладки города условия.
— Неужто прежде не нашлось охотников то место освоить? — удивился в свою очередь царь под впечатлением от услышанного.
— О, оно никогда не пустовало! До черного нашествия стоял там город. После того как его сравняли с землей, поселился в том месте ногайский мурза Акназар-Султан, после него — Исмаил-мурза, а потом — мурза Ахмет-Гарей. Он собирается возвести на холме, над рекой, крепость.
— Велики ли у тех ногайцев владения?
— Еще как велики! — широко раскинув в стороны руки, воскликнул Шагали Шакман-бей. — От Каспийского до Аральского моря. Вначале земли в центре и на юге Башкортостана, поделенные между Сибирским и Казанским ханствами, попали в руки двух братьев-ханов Басмана и Тюрэ. Потом власть перешла к Алтакару. А когда его убили, башкортами стал править Акназар-Султан. Часть наших земель досталась мурзе Шейх-Мамаю, а другая — Урусу. Мало слов, чтобы описать жестокость и алчность этих правителей, о великий государь!.. Они обирали башкортов до последнего, забирали не только скот и пожитки, но и детей. Заставляли платить непосильный ясак.
— Да, незавидная судьба у башкирских племен под властью ногайцев, однако… — тихо промолвил Иван Грозный.
Шакман-бей грустно покачал головой.
— Что правда, то правда, великий падишах! Нет предела страданиям наших людей, терпящих притеснения от иноземцев. Отныне вверяем вам нашу судьбу. Вы — наша защита и спасение! Будем питать надежду на то, что в скором времени на вершине холма, в месте слияния трех рек, будет заложен город. И тогда, может статься, наконец-то уймется и оставит башкортов в покое докучающий нам своими набегами и грабежами хан степных киргизов Хак-Назар.
— А как быть, ежели не все племена вас поддержат, не дадут согласия на закладку града? — выразил сомнение царь.
И тут послы заговорили все разом:
— О том не тревожьтесь!
— Это уж наша забота, великий падишах!
— Мы ведь сами желаем иметь новый город. Оповестим о том всех прочих вождей, разъясним им, что к чему.
— И сами поможем строить!..
Поддавшись горячим заверениям гостей, Иван Грозный уступил их просьбе.
— Убедили, — сказал он, после чего вызвал к себе немецких инженеров и велел им приступить к разработке проекта строительства города в центре Башкортостана.
VI
Это было время, когда Иван Грозный был бодр, задорен и полон грандиозных планов. Непосвященному не могло бы прийти и в голову, что всего двумя-тремя годами раньше он едва избежал смерти.
Однажды, почувствовав себя плохо, двадцатитрехлетний государь убрался в свою темную, захламленную всевозможной утварью опочивальню и, с трудом взобравшись на широкую, громоздкую кровать, в изнеможении распростерся на своем ложе.
Когда Иоанн пришел немного в себя, царский дьяк Михайлов подсказал ему, чтобы тот распорядился о завещании. С бумагой ознакомили знатных сановников. Узнав о том, что самодержец решил объявить своим преемником сына Дмитрия, родившегося во время взятия Казани, многие вельможи возмутились.
— Что за вздор?! Неужто государь наш бредит?
— Сажать на царство младенца — виданное ли это дело?!
Умирающий Иоанн велел позвать к нему боярство.
— Вижу, дни и часы мои сочтены, — сказал он, кое-как поднявшись. — Посему решил я, покуда в здравом уме, объявить вам свою последнюю волю. Желаю, чтобы вы присягнули на верность сыну моему Димитрию, целовали крест на имя его! Такова моя воля…
Не в силах более удерживать изнемогшее тело, царь откинулся на подушки. Какое-то время он лежал молча, устремив потухший взор на свод, затем, скосив глаза на застывших в немом ожидании бояр, строго спросил:
— Ну, чего умолкли? Я жду.
— Государь, негоже сажать на царский престол пеленочника, — осмелился высказаться кто-то.
Остальные бояре были того же мнения. Они заговорили наперебой:
— Кто ж согласится доверить трон несмышленышу?!
— Какой от младенца бессловесного прок?
— Нет, государь, ты не прав!..
Не скрывали сановники от государя своих опасений, что от имени юного Дмитрия будут править ненавистные им Захарьины-Юрьевы.
Узнав, что на трон прочат удельного князя Владимира Андреевича Старицкого, и что тот выпущен по такому случаю из темницы, Иван Грозный изменился в лице.
— Да вы… вы… — начал было он, но тут голова его запрокинулась, реденькая бороденка задергалась, явив вельможам трепещущую от судорожного дыхания шею. — Ы-ыых!..
Сразу же после прихода срочно вызванных лекаря и священника бояре поспешили убраться из царской опочивальни и, устроив в честь Старицкого пир, стали с нетерпением ждать, когда Иоанн преставится.
Но вопреки всеобщим ожиданиям, смерть обошла Ивана Грозного стороной.
«Посмели ослушаться меня, псы неверные! — негодовал он, едва оправившись от тяжелого недуга. — Ни в грош меня не ставят, подлые. Забыли присягу отцу нашему — не искать другого государя, кроме наших детей. Решили, что мы уже в небытии, и задумали посадить на царство князя Владимира, угодного им братца моего двоюродного, а младенца невинного погубить».
И вспомнил государь горькое свое детство. Он ничего не забыл.
…Иоанну не исполнилось еще и четырех, как он лишился отца, а на восьмом году — матери. Остался круглый сиротинка на попечении родственников-бояр. Те обращались с мальчонкой плохо, насмехались над ним, обижали его и оскорбляли, одевали во что попало, держали впроголодь, ни в чем не давали воли.
Юный государь видел в своем ближайшем окружении одних лишь врагов, но, глотая слезы, был вынужден терпеть до поры до времени дурное обращение.
И вот наступил момент, когда бразды правления государством оказались в его руках. Молодой царь был наделен властью карать и миловать. Принимая без церемоний людей, обращавшихся к нему с жалобами на вельмож и с личными просьбами, Иоанн не отказывал им в помощи и старался не забывать о данных просителям обещаниях.
…А прозвище Грозный он получил после взятия Казани. С падением Казанского ханства Россия стала считаться одним из крупнейших государств Европы.
В октябре 1552 года Иван Грозный покинул покоренный им город с титулом царя Казанского, но спустя всего два месяца получил сообщение о беспорядках — о нападениях на гонцов, чиновников, купцов и других русских людей, которые курсировали по дороге Васильсурск — Свияжск и Свияжск — Казань.
Царь отрядил человека к свияжскому наместнику, князю Петру Шуйскому с требованием разыскать разбойников. И тот отправил с этим заданием воеводу Бориса Салтыкова. Воевода выполнил царский приказ. Перехваченные им люди были повешены.
Наступило некоторое затишье, но уже в марте 1553 года казанский наместник князь Горбатый послал в Москву гонца со срочным донесением об измене луговых людей, отказавшихся платить подати и убивших сборщиков ясака. Нападения происходили из крепости, сооруженной мятежниками у реки Мешь в семидесяти верстах от Казани. Руководили первым отрядом восставших Хусаин-Саит и Сарый-батыр.
Посланные воеводами против повстанцев отряды были разбиты. Их потери составили восемьсот человек — триста пятьдесят стрельцов и четыреста пятьдесят казаков.
Сопротивление стало набирать силу. Когда мятежники напали на Горную сторону, князь Шуйский вновь призвал боярина Салтыкова, поручив ему разобраться с ними. Но на этот раз тот потерпел поражение. Повстанцы одолели карательный отряд, убив более двух сотен человек, включая самого Салтыкова, и захватив в плен еще двести ратников.
Тогда-то и вспомнил царь Иоанн предостережение опытных вельмож не оставлять Казань до полного покорения проживавших вокруг ее народов. Он впал в такое уныние, что ему посоветовали отказаться от прежней затеи и вывести войско с завоеванной земли.
Однако самодержец и не думал сдаваться, собираясь прибегнуть к решительным мерам. Да вот только слег не вовремя…
А вскоре объявилось еще более крупное повстанческое войско, организованное одним из сотников с Луговой стороны — Мамышем-Берды. В него вошли не только татары, черемисы, мордва и чуваши, но и верные разгромленному ханству башкирские тарханы. Намереваясь возродить Казанское ханство, Мамыш-Берды пригласил на трон мурзу Али-Акрама — сына правителя Большой Ногайской орды Юсуфа и брата Сююмбике. Столицей же была выбрана крепость Чалым, находившаяся на правом берегу Волги в пятнадцати верстах от Козмодемьянска и в ста шестидесяти верстах от Казани.
К тому времени Иван Грозный поправился. Он не мог допустить возрождения покоренного им ханства и направил на Каму карательные отряды под началом Данилы Адашева. Не довольствуясь этим, через несколько месяцев царь послал в Казань полки под командованием воевод-князей Семена Микулинского, Ивана Шереметева и Андрея Курбского.
За четыре недели они опустошили край. Идя от селения к селению, их отряды уничтожали все на своем пути, сжигая деревни, забирая с собой скот, угоняя жителей в плен. Всего было взято ими до шести тысяч мужчин, пятнадцати тысяч женщин и детей. Зимой 1554 года каратели захватили и сожгли крепость Мешь-Тамак.
К лету, когда к Мамышу-Берды и Али-Акраму присоединились луговые черемисы, война возобновилась. Московские власти не преминули ответить на это посылкой новых войск под началом Мстиславского и Михаила Глинского.
Последовали опустошительные походы карателей на волости, во время которых были уничтожены десятки селений. Им помогали новокрещеные местные жители. Тысячи непокорных и повстанцев были казнены или взяты в плен.