— Здравствуй, товарищ бабуля, — сверкнул белозубой улыбкой он, — а что там случилось? Говорят, ты безбожников ищешь? Никак отречься от веры на старости лет решила?
— Да господь с тобой, милок! — испуганно хихикнула бабка Фрося, видя, что разговор явно повернул не туда, и незаметно перекрестилась. — Я по другому вопросу. По вашей части.
— Слушаю, — посерьёзнел Гудков.
Агидбригадовцы подтянулись поближе. Даже Жоржик рессору бросил.
— А вот как вы, безбожники, к примеру, относитесь к нечистой силе? — без экивоков, в лоб, задала провокационный вопрос бабка.
Народ во дворе весело рассмеялся. Возникшее было напряжение спало.
— С подобными суевериями мы активно боремся. Словом и зрелищем, — сказал Зубатов. — Идеологически искореняем предрассудки.
— Нечистой силы не существует, бабушка, — подкупающе улыбнулась Нюра.
— Так я ж и не спорю, деточки. Тёмная я, неграмотная бабка, — на всякий случай включила заднюю бабка Фрося. — Не существует, так не существует. Мне и поп наш, отец Варава, сказал, мол, господь попускает беснование для осознания грехов…
— Врёт ваш долгогривый! — возмутился Зубатов. — Ничего этого не существует! Ни бесов, ни херувимов с серафимами!
— А что случилось? — решил остановить грозившую затянуться надолго теологическую полемику Гудков.
— Случилось, — кивнула бабка и народ притих.
— Ну так рассказывайте, — подбодрил старушку Гудков.
— В общем, есть у нас один человек, Герасим Сомов, так-то исправный он хозяин, и мужик толковый, нареканий нет, — начала свой рассказ бабка, предварительно промокнув морщинистые губы чистеньким платочком, — но вот недавно взял он к себе работника по агрономической части. Лазарем звать. Откуда-то аж из города, говорят, его привёз. Сперва-то всё нормально вроде было, живёт себе мужик и живёт. Тихий такой, работящий, не пьет, по бабам, простигосподи, не ходит. А потом гляжу, а у него урожай репы — самый большой на селе. Капусту у всех окрест мушка пожрала, а у него стоит, хоть бы хны, как золото стоит. Такая капуста знатная уродила, что хучь плачь.
Бабка печально вздохнула и с надеждой посмотрела на Гудкова.
— Хм, — сказал Гудков для поддержания разговора, и бабуля, ободрённая, торопливо продолжила:
— А давеча Лушка, старшая дочка Герасима, у колодца хвастала, что ихняя Пеструшка даёт аж по два ведра молока! А я-то ихнюю Пеструшку хорошо знаю. Худая скотина была, никчёмная, никогда она и одного ведра не давала. А это вдруг попёрла. Понимаете?
Бабка опять с надеждой посмотрела на всех.
Но агитбригадовцы был людьми городскими и с удоями понимали не очень, поэтому смотрели на бабку в ожидании продолжения рассказа.
— Ну так сами же видите, это всё началось после того, как Герасим из города Лазаря этого привёз! Теперь-то ясно?
— И что? — поморщился Зубатов.
— А то! Знается этот Лазарь с нечистой силой, я вам говорю! — возбуждённо блестя глазами, зашептала бабка, испуганно оглядываясь по сторонам. — Потому как быть такого само по себе не может!
— А от нас ты чего хочешь, бабуля? — спросил Гудков.
— Надо, чтобы вы пошли и проверили! — решительно заявила бабка, — Так нельзя, чтобы у всех репа не уродила, а у него одного урожай такой большой был! Надо искоренить! А не то он же и мор на село навести может.
— А почему вы сами не сходите? — поинтересовался Зубатов, видно было, что идти ему куда-то банально лень.
— Так это… боимся мы, — просто ответила бабка и со вздохом добавила, — тёмные потому что. А вы же комсомол, грамотные, враз всё обстоятельно обсмотрите там. Кроме того, вы безбожники же, в бесов и нечисть все равно не верите.
В общем, идти к Сомову решили завтра, как все проснутся, чтобы не нарушать график репетиций. Тем более, что сегодня вечером агитбригадовцы должны были давать представление. А ещё разрушенные декорации чинить. И реквизит. Но это уже мне.
В общем. Работы предстояло много.
Клара Колодная растянула на траве длинную-предлинную полотнину явно не первой свежести, сунула мне в руки изрядно размочаленную кисть и велела:
— Рисуй транспарант.
— Я не умею, — попытался спрыгнуть я, тоскливо глядя на стремительно подсыхающую гуашь или нечто на неё похожее.
— Все не умеют, — выдала мудрость Клара. — У неумелого руки не болят. Так что рисуй давай.
— Что рисовать? — сдался я.
— Вот текст, — Клара положила передо мной листочек. — И постарайся, чтобы всё влезло и буквы не очень кривые были.
Я машинально скосил глаза на строчки. Там было написано:
«Мы — комсомолия, с железной волею, мы строим новой жизни путь!
Эй, твёрже ногу, попу и богу, с того пути нас не свернуть!»
Мда. И как столько слов уместить на полотнище?
Кроме того, я заметил, что при попытке рисовать, руки мои начинали предательски дрожать и буквы получались слишком уж рахитичными.
Досадно, не Рубенс я явно. И даже не Ван Гог.
Прибежала Клара, посмотрела на мои мучения и прогнала клеить бумажные фонарики. В общем, одно другого не легче.
Я сидел и беспросветно размазывал тоненькой кисточкой вонючий клей по краям основания фонарика, когда со стороны моего жилища раздался крик.
Честно говоря, первое, что я подумал, что кто-то зашел ко мне и увидел Еноха. Но нет, от порога моего дома орал Виктор Зубатов личной персоной.
«Да что они, сговорились все сегодня орать?» — с досадой подумал я, вспомнив скотину петуха.
— Вор! — надрывался Зубатов, глядя на меня и некультурно показывая на меня пальцем.
— Что опять? — рядом возник Жоржик.
— А ты зайди! Сам зайди и всё поймёшь! — возмущался Виктор.
Жоржик, сердито сплюнул, зашел и через пару секунд вышел обратно:
— Ну зашёл и что? — проворчал он.
— Там же колбасой воняет! — издал вопль смертельно раненого марала Зубатов.
— Ну и что, что воняет? — не мог сообразить Жоржик. — Дом старый, конечно там не розами пахнет.
— А то! Он украл мою колбасу! Вор!
— Какую ещё колбасу? — нагло глядя на Зубатова, спросил я, — ты сказал сходить в сельсовет и принести саквояж с реквизитом. Я сходил? Сходил. Принёс? Принёс. Реквизит? Реквизит. Гудков лично видел и может подтвердить. Что тебе ещё от меня надо? И почему вместо «спасибо» ты уже второй день обвиняешь меня непонятно в чём?
— Ты мне зубы не заговаривай! — процедил Зубков, — если я сейчас найду свой честно заработанный харч — тебе мало не покажется!
Он резко крутанулся и влетел в дом. Моё сердце замерло, и я похолодел: вспомнил, что торбу с реквизированной едой я повесил на гвоздь в стене (чтобы крысы и Басик не достали). И свёрток висел буквально на виду, выделяясь на замызганной стене светлым чужеродным пятном.
В общем, сейчас походу мне будет гамбец. Надо, в общем, делать ноги.
Я стоял и прикидывал, за сколько смогу добежать и выскочить за ворота, и в каком направлении сматываться из села, когда Жоржик, видимо заметив мой безумный мечущийся взгляд, предусмотрительно стал как раз между мной и спасительными воротами. Из-за чего моментально потерял все заработанные в моих глазах очки репутации.
Долгое время было относительно тихо и ничего не происходило.
Неподалёку Нюра и Люся с громким смехом хором разучивали слова для сегодняшнего представления:
— Ваши книги по клубам то взятые,
Православною верой проклятые!
Ждёт в аду вас за них наказание,
А читать бы вам лучше писание!
Чай написано слово то божие!
Не товарищем с бритою рожею,
В черной куртке, да в кепке прохвостовой,
А святым и блаженным апостолом!
А мы с Жоржиком просто стояли во дворе и молча ждали, чем вся эта ситуация закончится.
Затем из дома вышел растерянный Зубатов.
— Ну что? — спросил его Жоржик.
— Ничего не пойму, — махнул рукой Зубатов и, глядя на меня, злобно сказал, — я за тобой буду следить! Ты меня понял, босяк? И рано или поздно поймаю на воровстве и пристрелю!
— Тьху! — сплюнул Жоржик и ушел к лошадям.
Я остался один. И сразу рванул в дом. Первое что бросалось в глаза — светлый полотняный куль с харчами, мирно висевший по центру на закопчённой стене. Просто не может быть, чтобы Зубатов его не увидел.
— Енох! — позвал призрака я.
Передо мной возникло знакомое мерцание.
— Чего тебе? — сварливо сказал Енох.
— Это твоя работа? Ну что Зубатов не нашел свёрток?
— Ну не Барсика же, — немного уязвлённо ответил Енох и обличительно померцал.
В подтверждение его слов скотина Барсик громко, как стадо бешеных слонов, проскакал где-то на чердаке, аж пыль с паутиной на голову посыпалась.
— Спасибо! — от души поблагодарил я и не удержался от вопроса. — А как ты смог спрятать?
— Я не прятал, — моментально напустил важный вид Енох, — просто глаза отвёл.
Я и понял, что мне срочно нужно найти ту доску и забрать Еноха с собой. Такой зачётный ресурс мне в этом мире более чем пригодится.
Глава 5
Что петух — тварь мстительная и дурная было ясно ещё изначально. Согласно классификациям Линнея, Ламарка и моей покойной бабки Лукерьи в иерархии животного мира петух стоит отнюдь не на самой высокой позиции, но при этом, не обладая особым умищем, отличается бестолковой злопамятностью. И вот я в этом дополнительно убедился. В общем, повесил я свой полупиджак сушиться на плетне, так он запрыгнул, сволочь, на него и нагадил. Одёжка у Генки и так была неказиста, а сейчас стала тем более. И вот что теперь делать?
Кипя праведным гневом, решил я отомстить. И отомстил самым что ни на есть примитивным образом (вычитанным когда-то мною как способ охоты таёжных аборигенов). Выкопал ямку, затем взял бутыль и выдавил в глинистой земле глубокую лунку, стенки которой обильно смочил для дополнительной скользкости: сверху лунка получилась довольно широкая, как раз под размер петуха, зато книзу — сужается. На дно лунки насыпал выпрошенных у Нюры жаренных семечек и вдобавок покрошил туда немного хлеба, что оставался из школьной столовой.