— Зачем? Ну ладно. Постирал. А почему он тогда так выглядит?
— Испачкал, — опять признался я.
— Где испачкал? — возмущённо спросила Клара, которая уже начинала злиться.
— Когда Анфису из болота вытаскивал, — а вот тут я уже соврал, — и, чтобы ты не ругалась, постирал. А повесить и высушить забыл. Расстроился. Вот он и сам засох.
— Тебя убить мало, Генка, — тяжко вздохнула Клара, но ругаться дальше не стала.
Когда за ней захлопнулась дверь, я облегчённо вздохнул. Она ушла и унесла испорченный плащ. И даже не ругалась. Красота.
— Ты это видел?! Видел! — появился Енох и возмущённо замерцал.
— Анфису?
— Ну а кого! Не Барсика же!
— Получается она тоже теперь призрак, — задумчиво сказал я и посмотрел на Барсика.
— Я бы попросил! — возмутился Енох и замерцал, как неоновый шар на дискотеке.
— А кто тогда она?
— Погруженная во тьму, — недовольным тоном сказал призрак.
— А ты разве нет?
— Нет!
— То есть среди призраков существует классификация? — задумался я, собирая черепки от кувшина.
— Я же просил!
— Ты мне лучше скажи такое — она опасна для меня?
Енох замялся, немного померцал и признался:
— Да.
— Что она может мне сделать?
На этот вопрос гадский призрак предпочёл промолчать. Но и так всё ясно было.
— Как думаешь, зачем она сюда приходила? — почему-то шепотом спросил я.
— Да кто ж этих баб поймёт? — пожал плечами Енох, — они и при жизни не в себе, а после смерти, так вообще чудить начинают. Не зря в Писании сказано: «не смотри на красоту человека и не сиди среди женщин: ибо как из одежд выходит моль, так от женщин — лукавство женское…»[16]
— А если она на меня нападёт, как от неё защититься? — продолжал допрос я.
Но скотина Енох просто взял и исчез.
Ну капец! Нет. С Енохом надо разбираться кардинально. От него помощи нету, только нервы мотает (хотя, если быть справедливым, Зубатова он неплохо с этой всей зоологией потроллил).
Оставаться одному в комнате, где в любой момент могла появиться Анфиса, было стрёмно, поэтому я вышел во двор, немного там потоптался. Все члены агитбригады были заняты кто чем. Я послонялся по двору, подержал Жоржику шлею от лошадиной сбруи, он приделывал её к постромкам, и постоянно запутывался. Я помог распутать. Потом ещё держал. Затем подал Нюре обруч, она репетировала какой-то танец. Принёс ей ленты и отнёс обруч к фургону. Сходил к колодцу дважды за водой и залил в бочку, из которой все брали воду для умывания. Еще покрутился во дворе. Посмотрел на облака. Попытался догнать и пнуть петуха. Подал Жоржику хомут. Больше работы не было. Клара из фургона не выходила, да я и не хотел попасться её под горячую руку.
И вот что мне делать?
И я понял, что занимаюсь прокрастинацией. У меня возникла такая проблема, а я, вместо того, чтобы её решать, занимаюсь чем попало и тупо тяну время. Сейчас наступит вечер, все разойдутся по домам, а мне придётся возвращаться к себе и туда опять заявится Анфиса. И что я тогда буду делать? А даже если не придёт, то заснуть я теперь всё равно не смогу.
И что, всю ночь сидеть и ждать — придёт или не придёт?
Нет, нужно себя обезопасить. Перво-наперво надо сходить к Сомовым на обед, заодно расспросить у Серафима Кузьмича, что он знает об этих самых погруженных во тьму (ну и название!) и как от них избавиться. И вообще, надо максимально выяснить всю информацию о призраках, раз уж я их вижу.
Я спросил время у Жоржика (пора и себе часы купить, деньги уже есть. Как вернусь в город — первым дело куплю). До обеда ещё было рановато.
И поэтому я сделал или большую глупость, или наоборот.
В общем я пошел… в церковь.
Глава 16
Село Вербовка хоть и небольшое, но церковь у них приметная. Я быстро шел по направлению золотеющего купола, и по мере приближения мои шаги становились все медленнее и медленнее. Пока вконец не остановился, прямо перед радушно распахнутыми потемневшими церковными воротами.
В голове мелькнула мысль — вдруг я сейчас переступлю этот порог, а меня там как жахнет? Раз я теперь вижу всякую нечисть, то в церковь меня может и не пустить.
И как я тогда?
А, с другой стороны, не проверишь — не узнаешь, да и способность дал мне похожий на Николая Чудотворца дедок, вряд ли он бы меня так подставил (хотя он-то, конечно, может, но я ему ещё нужен для выполнения дела).
В общем, себя я убедил и таки сделал шаг вперёд.
К моему облегчению ничего не произошло. От слова совсем. Я стоял перед церковью во дворе, и никакие молнии в меня не разили, громы не гремели и вообще, было тихо-тихо, если не считать тарахтевшей где-то неподалёку, на дороге, телеги.
Ну ладно.
Здесь было по-другому. Затрудняюсь объяснить, как, но совсем по-другому. Возможно, потому что вместо привычно-крепкого запаха от деревенских печей, настолько въевшегося во все предметы и который перебивал даже запахи мокрой увядающей листвы поутру и запах навоза, здесь пахло ладаном, свечным воском и умиротворением, даже во дворе.
Хорошо здесь пахло.
По православной традиции принято, входя в церковь, с поклоном перекреститься. Но так как за мной могли наблюдать, я просто вошел, и уже в дверях, мелко обмахнул себя торопливым крестом.
В помещении пахло сильнее. Пока глаза привыкали к полумраку, я просто шел к свечам. Мои шаги гулко отдавали в тишине, затихая где-то наверху, аж под сводами.
Справа была большая икона в опрятном чеканном окладе. Я остановился прямо перед ней. Хотелось рассмотреть всё, возможно я смогу идентифицировать того дедка и пойму кто же он такой. Почему-то в том, что он из категории святых или их приближенных я даже не сомневался.
Глаза привыкли к подрагивающему в отсвете язычков немногочисленных свечей освещению, и я рассмотрел потемневшее от времени изображение. Темноглазый святой заглядывал мне в душу строгим взглядом. Я аж поёжился. Но нет, точно не он.
Слева от алтаря была ещё одна большая икона. Я хотел уже подойти к ней, как вдруг в тиши храма раздался голос:
— Что могло понадобиться тебе в Доме Божьем?
— Извините, — смутился я, заозиравшись, — я думал, в церковь можно всем заходить.
— Можно то всем, но ты водишься с безбожниками, агитируешь за атеизм, — откуда-то сверху, по крутой лестнице, спускался священник.
Ещё совсем не старый, с окладистой бородой и тихими глазами. Спустившись, он кротко улыбнулся мне и пояснил, словно извиняясь:
— Птицу божью кормил. Там, наверху, под колокольней, ласточка живёт. Все её сородички давно уже улетели. Пора им. А вот эта не может. Что-то с крылом. Букашек давно уже нету, так она голодает, бедняга. Вот я и хожу, подкармливаю. Матушка Елена ворчит. Говорит, пачкает та сильно. Ну, а что поделать, на всё воля божья. Живая душа же…
Он вздохнул, смиренно покачал головой, а потом неожиданно пристально взглянул на меня:
— Так что ты ищешь тут?
— Я ищу ответы на вопросы, батюшка, — невольно смутился я.
— Ответы? Здесь, в Храме? — удивился он и строго добавил, — но ты, значит, верить должен.
— Здесь вопрос не в моей вере, — перебил я его, — мне нужно просто понять.
— Что заповедано тебе, о том надо размышлять, ибо не нужно тебе то, что сокрыто, — процитировал что-то библейское мне в ответ священник, затем неторопливо подошел к большому подсвечнику и начал аккуратно снимать со свечей нагар небольшими щипчиками, похожими на ножницы с коробочкой.
— Не буду спорить, — пожал плечами я и для убедительности развёл руками, но потом сообразил, что он меня всё равно сейчас не видит.
— И чем могу я тебе помочь, сын мой? — священник продолжал размеренно очищать свечи.
— Скажите, батюшка, а бывает, что после смерти душа человека не ушла на небо, или куда там, а осталась на земле?
— С чего такой вопрос? — он так удивился, что аж оторвался от свечей, отложил щипчики и повернулся ко мне.
— Ну вот интересно мне, — не сдавался я. — И вообще, бесы и всякая нечисть, они существуют?
— Во власти Господа Вседержителя врата смерти…
— Спасибо, — сказал я сухо, и собрался уходить.
— Постой, — остановил меня священник. — Об этом мы особо не поощряем такие разговоры. Но я тебе скажу так: ты же слышал об одержимых? Экзорцизме? Как Иисус Христос изгонял бесов из человека — об этом написано еще в Евангелии.
— Что-то слышал, — неуверенно кивнул я.
— Ну, а то, что имело место в былые времена, вполне может и повториться. А откуда такой интерес?
— Да наш лектор в лекции рассказывал, но говорил, что это стопроцентное шарлатанство, — дипломатично выкрутился я, — вот я и решил проверить. А то я уже много ошибок в их лекциях нахожу.
— Похвально, — усмехнулся священник и вдруг процитировал на одном дыхании, — «…бессилие эксплуатируемых классов в борьбе с эксплуататорами неизбежно порождает веру в лучшую загробную жизнь, как бессилие дикаря в борьбе с природой порождает веру в богов, чертей, в чудеса и т. п…».
— Это точно не из Библии, — растерялся я.
— Так и есть, — задумчиво кивнул священник, — статья такая была, «Социализм и революция» называется.
— И кто же такую ересь написал?
— Вообще-то Ленин, — блеснул глазами священник, или же мне так показалось в неясном мерцании свечей.
— Вы Ленина разве читаете? — удивился я.
— Хоть ваш Гудков и называет меня церковным мракобесом, но да, читаю. И Ленина тоже.
— А как с этими духами можно бороться? — решил свернуть с небезопасного разговора я, — Или нужно, чтобы обязательно был святой?
— Верой, сын мой. Только вера защитить может. И искренняя молитва…
— У меня ещё вопрос. А есть у вас какая-то книга, или брошюрка, где бы все святые были нарисованы? — спросил я.
— Так чтобы в одной книге — то нету, — сокрушенно покачал головой священник, — но у матушки Елены есть православный календарь, там лики святых и праведников часто бывают нарисованы. Могу спросить.