…»
— Почему вы решили, что неправду? — опешил я.
— Тебе нужно сделать перевод книги, — просто сказал отец Демьян, а у меня чуть экзистенциальный шок не случился.
— Откуда вы…?
— Да тут уже один человек приходил, искал. Спрашивал не приходил ли ты?
Какая-то дичь.
— И как он мог знать, что я сюда приду? — вытаращился на священника я.
— Мне сложно сказать, откуда он знал, — пожал плечами отец Демьян. — Может быть, из-за того, что я единственный с глубоким знанием латыни остался в нашей губернии. А, может, еще как-то проведал…
— А что вы ему сказала?
— Правду. Что ты не приходил.
— А если он еще раз придет, вы можете сказать, что не видели меня? — спросил я.
— «Не желай говорить какую бы то ни было ложь; ибо повторение её не послужит благу[19]…» — нравоучительно произнёс священник, но меня аж распирало от этой информации.
— Кто он? Какой из себя? Давно это было? — продолжил допрос я.
— Приходил позавчера. Волосья белые, заросшие, — принялся перечислять особые приметы священник, — очень загорелый, как арап прямо.
«Лазарь» — получил подтверждение я, и сердце аж ёкнуло.
— Вижу узнал ты его, сын мой, — пророкотал священник.
— Узнал, — кивнул я.
— И что он тебя ищет? — полюбопытствовал он.
— Он в Вербовке двух людей убил, парня и девушку. И бабку изувечил. Но, вижу отпустили его, — расстроенно поморщился я и добавил. — Так есть ли у вас учебник латыни? Или словарь? А лучше и то, и то.
— Убил говоришь? — скорбно задумался священник, немного подумал и добавил, — пожалуй есть у меня, чем тебе помочь.
У меня от радости аж ухнуло сердце.
— Скажите, а купить у вас можно? — принялся выяснять я. — Любую цену отдам.
— Мне эти книги самому нужны, — нахмурился священник, — Я для проповедей иногда примеры из малого катехизиса использую для сравнения. А он у меня на латыни.
— И что же мне делать? — расстроился я, — мне очень нужно. И только у вас есть. Если даже я выпрошу у вас на пару дней почитать, то мы здесь недолго и скоро уедем и переписать учебник и словарь я физически не смогу, тем более на латыни.
— Жди здесь, — велел священник, который уже принял какое-то решение, и вышел из здания церкви.
Я недолго оставался в одиночестве, когда он вернулся. В руках он держал две довольно увесистые и потрёпанные книжки. Сердце моё затрепетало.
— Вот. Держи, — он сунул мне книги. — «Латинская прозаическая композиция Карра Пирсона» и «Классический латинский словарь».
— Сколько я должен? — с восторгом спросил я.
— Нисколько, — чуть поморщился священник и печально вздохнул.
— А вам как же?
— У меня другие есть, — отмахнулся священник. — Ибо сказано в Писании: «Вникай в себя и в учение, занимайся сим постоянно; ибо, так поступая, и себя спасешь, и слушающих тебя[20]…»
— Спасибо огромное, отец Демьян, — от души поблагодарил его я, — я позанимаюсь, выполню перевод, и по возможности верну вам книги.
По-моему, он не поверил мне, но ничего не сказал, благословил лишь.
Уходя от щедрого священника, я таки положил два червонца в коробочку для пожертвований на благоустройство храма.
Обратно в Краснобунтарское я возвращался в приподнятом настроении. Всё получилось более, чем отлично. Учебник и словарь у меня есть, таинственная книга Лазаря ждёт-дожидается в укромном месте на территории школы (я решил её спрятать и не тащить с собой, а то мало ли). Осталось отбыть еще полторы недели с агитбригадой, вернуться и заняться переводом. Вот тогда-то я и узнаю, что там, в книге!
От предвкушения я принялся тихо, под нос напевать известную в моём времени песенку о рюмке водки на столе, да так увлекся, что чуть не наступил на мелкого пацана в старой залатанной фуфайчонке, который присев на корточки, увлечённо играл с двумя плоскими камешками, стеклянной пробкой от бутылки и небрежно вырезанной из деревяшки фигуркой то ли лошади, то ли зайца, в только ему одному известную игру.
— Привет, малыш, — сказал я.
Пацанёнок взглянул на меня испуганными глазами и пискнул:
— А ты что, меня видишь?
— Вижу, — подтвердил я и спросил, — а ты давно здесь?
— Как на прошлое начало страстной недели утоп, так с тех пор и здесь, — растерянно ответил пацанёнок и всхлипнул, — не пустил меня боженька на небеса… так и брожу теперь вокруг Ольховки второй год.
Пацан разревелся.
— Ну не плачь, не плачь, — попытался успокоить я его, — мы что-нибудь придумаем. Поможем тебе.
— Ничем мне помочь уже нельзя! — ещё пуще прежнего зарыдал мальчик, размазывая грязными кулачками слёзы по щекам, — это всё потому, что великий грешник я, дяденька.
— Да какой ты там грешник? — хмыкнул я, мальчишке было от силы лет восемь.
— Очень большой! — горячо заверил меня пацанёнок, — я перед этим, как утоп, был на утренней службе в Прощённое воскресенье. Так батюшка читал Нагорную проповедь о прощении обид ближним, а я взял и чихнул. Да так нехорошо, громко, на всю церковь. Вот и не получил я прощения от Отца Небесного. Покарал он меня за грех…
— Знаешь, если бы боженька каждого, кто не вовремя чихнул, так карал, то здесь от призраков ступить уже было бы негде, — я присел с ним рядом и заговорил:
— А знаешь, раз ты так хочешь на небо, давай мы подумаем, как тебе помочь?
— Мне нельзя помочь! — ещё сильнее заплакал мальчик.
— Ты говоришь, чихнул в церкви, и боженька разгневался? — переспросил я.
— Да, — тихо всхлипнул он.
— А ты в село заходить можешь?
— Могу, но недолго, — кивнул мальчик и с надеждой взглянул на меня, — а что?
— А то, что мы с тобой сейчас сходим к церкви и спросим отца Демьяна, — внезапно даже для самого себя предложил я.
— Он меня накажет, — со страхом прошептал пацанёнок.
— Тебя как зовут?
— Васька.
— Не бойся, Васька, ты же со мной, — успокоил я его, — а я тебя в обиду не дам.
И мы пошли.
Отец Демьян ещё из церкви не ушел и это было прекрасно. Не охота было искать его по всему селу.
Он как раз раскладывал какие-то церковные предметы н маленьком столике, когда мы с Васькой вошли. Причем Васька сперва боялся даже приближаться к церкви, но я его убедил (кстати, мне и самому было интересно, сможет ли душа войти в церковь. Смогла).
— Отец Демьян, — тихо позвал я его.
— Что-то случилось? — удивился он, ведь я ушел меньше часа назад.
— Да, — кивнул я и посмотрел на Ваську, который стоял и во все глаза рассматривал иконы и убранство церквушки.
— Отец Демьян, а скажите, если отрок чихнул во время чтения Нагорной проповеди в Прощённое воскресенье, это большой грех? Его бог покарает за это?
— В Писании сказано: «Ибо не так, как к другим народам, продолжает Господь долготерпение, чтобы карать их, когда они достигнут полноты грехов, не так судил он о нас, чтобы покарать нас после, когда уже достигнем до конца грехов[21]…» — сказал священник и пристально взглянул на меня, — а что случилось?
— Отец Демьян, а можно простыми словами? — я посмотрел на Ваську, который подошел к иконе Божьей матери и с трепетом поклонился.
— Не будет это грехом, — покачал головой священник, — Отец Небесный справедлив и любит нас. Он не станет карать за такие мелочи.
— Васька, ты слышал? — спросил я мальчика, у которого от таких новостей аж слёзы радости из глаз брызнули.
— Так я не наказан? — неверяще прошептал он.
— Нет, — сказал я, — ты сам себя наказал.
— И я могу уйти на небо? — хрипло спросил он.
— Попробуй, — ответил я.
Видимо отец Демьян что-то такое и сам понял, потому что раскрыл увесистую книгу в тяжелом окладе из плотной ткани с шитьем и принялся нараспев читать молитву.
— Попробуй сейчас уйти, пока батюшка напутственную молитву тебе в добрый путь читает, — тихо посоветовал я, — ты сразу на небеса должен попасть.
— Спасибо, — счастливо прошептал Васька, радостно засмеялся и начал стремительно бледнеть.
Буквально через пару мгновений его не стало.
— Аминь, — сказал отец Демьян и захлопнул книгу.
В церкви стало тихо.
— Он ушел? — спросил священник.
— Ушел, — кивнул я.
— Я помолюсь за упокой его души, — сказал отец Демьян.
— Спасибо, — ответил я, — Васька так долго страдал. Сам себе внушил и больше года мучился.
— Ты можешь видеть заблудшие души, — не то утвердительно, не то обличительно сказал священник, — поэтому и за латинскими книгами ко мне приходил, да?
Я кивнул. Отпираться после ухода Васьки было глупо.
— Я о таком слышал, — задумчиво кивнул он и спросил, — и давно ты так?
— Меня в мастерской током от неисправного станка ударило, — сказал я, — возможно, при этом клиническая смерть была. Потом пришел в себя и теперь вот вижу.
— У Франциска Ассзизского всё точно также было, — грустно кивнул своим мыслям отец Демьян. — Но он был стигматиком. А покажи-ка руки.
Я протянул ладони.
— Нет, запястья покажи.
Я поддернул рукава.
— Странно, — удивился священник, — у святого Франциска стигмы кровоточили.
— У меня ничего такого нет, — сразу сказал я (не хватало только, чтобы меня святым объявили, от НКВД потом не отделаешься). — Я не святой. Просто вижу их.
— Просто так Господь ничего не дает, — поучительно ответил мне священник.
— Я знаю, — согласился я и спросил, — отец Демьян, а вы не знаете, как эти души отпускать?
— Ты их много видел, что ли?
— Шестерых, — не стал скрывать я, — и не все их них хорошие. Вот Васька, пастушонок, он просто понапридумывал всякого. Сам себя запугал и из-за страхов своих не смог вовремя уйти. А другие не такие совсем.
— Я что-то слышал такое, — задумался отец Демьян, — но я никогда этим вопросом не интересовался.
— И что же мне делать? — расстроился я, — эти души, они же не должны среди людей быть.