— А, ну давай! Хорошее дело! — одобрил я, — я немного поупражняюсь. Если что — позову тебя.
— Хорошо, — сказал Енох и исчез.
— Ну что, товарищи белки, — обратился я к дисциплинированно сидящим на бревне белкам, — давайте репетировать. Так, чтобы не было путаницы, ты будешь Чип, а ты — Дейл. И сейчас Дейл — «Сидеть»!
Белочка поменьше застыла и прижала ушки.
— Чип — «Прыгать»!
Белочка побольше подпрыгнула чуть вверх.
— Хорошо, — похвалил я и дал новую команду, — Чип, «Прыгать» через Дейл!
Белочка побольше недоуменно закрутила головой и опять подпрыгнула вверх.
— Нет, так дело не пойдет, — покачал головой я и показал Чипу куда прыгать:
— Вот сюда ты должен прыгать. Давай заново: Чип, «Прыгать» через Дейл!
На этот раз у белки получилось.
— Вот молодец, — похвалил я, но в ответ Чип что-то сердито мне застрекотала.
— Не возмущайся, Дейл, — примирительно сказал я, — тебе тоже будет команда. Итак, начнем заново…
Мы занимались уже где-то добрых полчаса, я так увлёкся, что совсем потерял счёт времени.
— Дейл — «Место»! — в очередной раз скомандовал я, — Чип — «Прыгать» через Дейл! И ещё Чип — «Прыгать» через Дейл!
И тут кусты за спиной затрещали и оттуда вылез Гришка Караулов.
— Да ты, браток, ещё и дрессировщик у нас! — обрадованно захохотал он, — вот это да! Дрессировщиков у нас в агитбригаде ещё не было!
Глава 28
Только этого мне и не хватало! Сейчас из меня еще и дрессировщика делать станут. А там и Зубатов подозревать меня начнет.
Нет! К чёрту такое!
Поэтому я развернулся к Гришке и, как ни в чём ни бывало, сказал:
— Быть дрессировщиком — это моя мечта. Но пока ещё не получается. Дело в том, что эти белки — мои. Я их из дому с собой привёз. И они действительно могут выполнять одну-две команды. Но не всегда, а когда им хочется.
— А почему тогда я у тебя никогда их не видел? — удивился Гришка.
— Да трусливые они, — пояснил я, — прячутся постоянно, не выманишь.
— А где ты их взял? — не унимался Гришка. — Первый раз ручных белок вижу.
— Да отцу ещё когда-то клиент подарил, — объяснил я, — он там какую-то бухгалтерскую услугу делал, угодил, вот тот и решил порадовать старика. В городе N все знали, что мой отец зверей любил.
Я скривился и вздохнул, дав понять, что эта тема разбередила мои раны. Гришка Караулов, при всей своей безбашенности, был натурой тонкой, поэтому поторопился сразу поменять тему:
— А я в село иду. Хочу продуктов подкупить. Ты со мной?
— А идём! — согласился я.
Продукты действительно заканчивались, да и хотелось уже парного молочка или творожку. Побаловать себя, в общем.
Я свистнул белкам, и они упрыгали в густоту ветвей.
— Ты что, отпустил их? — удивился Гришка, проследив взглядом мелькнувшую рыжую молнию.
— Я всегда их отпускаю, — пожал плечами я.
— И они не убегают?
— Нет, привыкли ко мне.
Гришка удивлённо посмотрел ещё раз на деревья, куда упрыгали Чип и Дейл, но ничего не сказал. Некоторое время мы шли молча, перешли по старому позеленевшему от сырости мостку из трухлявых бревен через мелкую, заиленную то ли речушку, то ли вообще ручей, и вышли на пологий берег, там и сям поросший пучками засохшего камыша, почерневшего, пыльного и воняющего жабами. Ветерок слегка трещал в его зарослях.
Короче, пасторалька не айс.
Да и вообще это село мне не сильно и нравилось. Если бы не необходимость в учебниках, я бы сюда ни ногой. Кстати, мои книги так и остались в том дупле.
С каждым разом уединятся становится все труднее и труднее.
Тем временем мы, миновав первый двор, вышли в село и пошли по грунтовой дороге.
Гришка уверенно вел куда-то конкретно, я здесь никого не знал, поэтому просто шел с ним, особо не задумываясь.
Мы подошли к опрятному домику за невысоким по здешним меркам забором. Под окнами, в палисадничке, нарядно пестрели мелкие астры и заячий холодок.
Гришка дёрнул калитку, и мы вошли внутрь.
— Дарья! Дарья! — крикнул он, и из дома выглянула женщина средних лет.
Рассмотрев нас, она хрипло крикнула:
— Чичас иду! — и скрылась обратно.
— Городские мы для неё, — пояснил мне Гришка, усмехнувшись, — пошла праздничный платок переодевать и фартук. Подождём.
Он присел на чурбачок для колки дров, вытащил папиросу и закурил. Мне присесть было негде, поэтому я топтался рядом.
Буквально через минуту две, хозяйка вышла к нам, широко улыбаясь. Была это дородная женщина, совсем ещё нестарая и даже красивая, если бы отсутствие большинства зубов не портило всё впечатление. От этого и щеки её запали, а кожа обвисла.
— Григорий Валентинович пожаловали! — разулыбалась она сиплым голосом и натужно закашлялась.
— Чего это ты разболелась, Дарья? — спросил Гришка и затушил бычок, помахав рукой, чтобы дым поскорее развеялся.
Тётка принялась объяснять, как ходила на речку полоскать бельё и что-то там ещё, и как местная фельдшерица давала порошки, но те не помогли, и дышать над горячей картошкой тоже не помогло, и ещё что-то там не помогло, Гришка кивал, сочувствовал, а вот я причину понял сразу — сзади, за Дарьей, следовал призрак, который уцепился за её шею и буквально душил.
— Так молочка мы у тебя не купим? — спросил Гришка.
— Почему это? — заволновалась тётка, — и молочко есть, и творожок, и яйца. Всё есть. А если хотите, я вам уточку зажарю. А? Хотите уточку?
— Уточку хотим, — вздохнул Гришка, — только времени у нас ждать столько нету, — скоро репетиция у меня.
— А давайте я тогда блинов вам состряпаю? Блины-то всяко быстрее будут. Со сметанкой. Ску-у-усно! А могу оладушек пожарить и шкварками с жаренным луком их облить. Хотите?
Гришка сглотнул и жалобно произнёс:
— Ну вот что ты за человек такой, Дарья?! Все мои слабости знаешь и пользуешься этим. Тебе же печь топить надо. И сколько это времени займёт?
— Зачем печь? — Удивилась тётка, — я, как одна осталась, печь раз в три дня топлю. А так-то у меня плита в летней кухне есть, ещё мой покойный Никодимушка сделал. Вот и подтапливаю помаленьку, то еду приготовить, то воды согреть. Там-то быстро.
— Быстро — это сколько?
— Ну, если оладушки — то час где-то, надо же и шкварки пережарить. — прохрипела Дарья и опять закашлялась, аж лицо посинело.
— Нет, Дарья, в другой раз тогда, — вздохнул Гришка. — У нас Зёзик со скрипкой нарасхват, а скоро моя очередь репетировать.
— Гриша, — сказал вдруг я, глядя на тёткины мучения, — ты тогда иди репетируй, а я могу остаться подождать. Тетя Дарья нам оладушек сделает, я тут поем и заодно тебе принесу. Даже если немного остынут, то всё равно вкусно же, со шкварками и луком если.
— Не остынут! — замахала руками Дарья. — Не остынут, Гришенька! Я их в егольник сложу, он с крышкой — так что долго не остынут.
— Правда, Генка?! — обрадовался Караулов. — Вот удружил! Я же все эти дни о Дарьиных оладушках только и мечтал!
Мы с Гришкой взяли у тетки Дарьи по десятку свежайших яиц, по крынке молока и творога. Гришка ещё, хитро мне подмигнув, прикупил бутыль мутного самогона и заказал оладушек. Расплатился, кстати, и за себя, и за меня тоже.
— Да я и сам могу заплатить, Гриша, — смутился от такого великодушия я.
— Ничего, я накануне хорошо подкалымил, — хмыкнул Гришка, — когда-нибудь у меня денег не будет, тогда уже ты заплатишь. Тем более, ты тут сидеть ждать будешь. Так что все честно.
Он забрал купленные продукты, прихватив и мои тоже.
— Только смотри, чтобы Зубатов не забрал, — предупредил его я.
— У меня не заберёт, — хохотнул Гришка и отправился на агитбригаду.
А мы остались с тёткой Дарьей вдвоём. Точнее втроем, если считать эту тварь за личность.
Тётка Дарья поковыляла в летнюю кухню, тварь — за ней. Ну и я следом.
Дарья отлила в большую миску кисляка и принялась возиться с тестом.
— Сейчас поставлю доходить, и потом уж плиту растоплю, — пояснила она, — а то выгорает быстро, а я дрова берегу.
— Скажите, тетя Дарья, а этот кашель и боль в горле, у вас когда оно началось? — спросил я, глядя, как тварь, которая была серо-зелёного цвета, от моих слов стала совершенно селадоновой и потемнела.
— Ох ты ж божечки мои, — зашлась в кашле женщина, — ой горюшко, отдышаться не могу.
Я подождал, когда приступ пройдет и повторил вопрос.
— Так я ж Гришке рассказывала уже, — прохрипела тётка. — ты же слышал.
— Меня другое интересует, — покачал головой я, — что перед этим походом на речку было? Куда вы ходили? С кем разговаривали? Постарайтесь вспомнить.
— Зачем? — удивилась тётка, накрыла тесто чистой тряпицей и принялась вытаскивать из холщового мешочка куски солёного сала. Выбрав, на её взгляд, самый подходящий, остальные она сложила обратно.
— Долго объяснять, — отмахнулся я, глядя, как она ловко нарезает сало кусочками.
— К Хромой Таньке заходила только, — задумчиво сказала она, не замечая, как кусочек сала прилип к ножу и сейчас отвалился на землю.
— Что за Танька?
— Да есть тут у нас одна, ворожка она, — вздохнула Дарья.
— А зачем заходили?
— Да надо было… — тётка сердито фыркнула и принялась деловито чистить лук с таким видом, словно она делает доклад на Генеральной Ассамблее ООН, не меньше.
— А всё же?
— Ну вот что ты прицепился, а? — вызверилась тётка, — сказала, надо было, значит надо было!
— Хочу попробовать вам помочь, — тихо сказал я, — а для этого мне нужно понимать ситуацию.
— Да что там понимать! Мне Евдокимовна, хвельшерка, ажно два сильных порошка дала, и то не помогло! А чем ты мне поможешь?
— А я помогу, — упрямо повторил я, — только ответьте на мои вопросы.
— Во прицепился, — с досадой покачала головой Дарья, — ну на карты я ходила бросить. Ты только не вздумай своим рассказать, а то начнется потом… эта… как её? Агитация! Во!
— Не скажу, — усмехнулся я. — То есть вы сходили к этой Таньке Хромой, она вам погадала на карты и потом вы пошли на речку стирать, да?