Рядом злобно зашипела Мими. Но я зыркнул на неё предупреждающе и она, недовольно урча, утихла.
Да, сейчас Клара перешла грань. Прошлый раз, я её пожалел. Считал, что она — бедная влюблённая дурочка, барышня не первой молодости, некрасивая. И шансов у неё привлечь яркого Зубатова не было. Поэтому она и бросается в крайности от отчаяния и любви. Так, по крайней мере, я её тогда оправдал. Но вот сейчас я смотрел на неё и понимал, что нельзя таких вот оправдывать. Под маской жертвы обычно прячется подлый манипулятор. Про таких раньше говорили: «Волк в овечьей шкуре». Поэтому с заблудшей овечкой нужно срочно разбираться. Иначе будет, как в сказке про золотую рыбку.
— Хорошо, Клара, — сказал я, не заостряя конфликт, — только дай мне хотя бы три недели? За две, боюсь, не успею.
— Не ври, Капустин. Всё ты успеешь! А если не успеешь за две недели — я тебя сдам!
— Но почему так мало времени? — возмутился я (а на самом деле мне стало любопытно).
— Потому что как раз закончится следственный процесс, и мы сможем уехать отсюда, — отрезала Клара, — и к этому времени я уже хочу управлять Агитбригадой. Здесь нужны перемены и умный руководитель!
С этими словами она вышла из моей квартиры, напоследок смачно хлопнув дверью.
— Вот мразь! — прокомментировал её поведение Моня, который тут же материализовался из воздуха.
— Почему ты запретил Мими её укокошить? — возмущённо спросил меня Енох. — Это отдаёт слабостью. Она чувствует и вьёт из тебя верёвки. Поверь, Генка, моему опыту, даже если ты укокошишь Гудкова и сделаешь её руководителем Агитбригады, на следующий день она что-то новое придумает!
А Мими просто уставилась на меня с удивлением.
— Всё просто, — объяснил я неживому коллективу, — укокошить Клару мы всегда успеем. И, скорей всего именно так потом и сделаем. А то у неё крыша совсем поехала, и она действительно стала опасной.
— Почему потом⁈ — проворчал Енох, — ждёшь, когда она потребует сделать её секретарём ВКП(б)?
— Нет, — покачал головой я, — если бы ты пошевелил мозгами, то вспомнил бы, что мой нож, который дал Софроний, кто-то украл. Кроме того, на меня недавно покушались, и на Мими покушались. А ещё все эти странные жертвоприношения…
— Так ты решил сделать из неё приманку? — первым догадался Моня.
— Ну не из себя же я жертву буду делать, правда? — хмыкнул я.
Мои призраки повеселели, и даже Мими одобрительно кивнула.
Вот и ладненько.
В связи с тем, что в Хлябове произошло столько печальных событий, было принято решение, что наша Агитбригада театральные и цирковые выступления не даёт. Да и остальные концерты и показ кинофильмов были отменены. Но, так как мы приехали, и средства на нашу дорогу были затрачены, кроме того, нужно было продолжать вести разъяснительную работу среди населения, то нам все мероприятия заменили на лекции и беседы.
Причем и лекции, и беседы разделили между всеми членами Агитбригады. Кроме Жоржа и меня. Но хитрый Жорж спрыгнул, мол, лошадь захромала и ему нужно животное подлечить. Да и фургоны наши пора проверить, а то дорога предстоит дальняя, хоть бы выдержали. Поэтому его отпустили по хозяйственным делам (всё равно оратор из него был так себе). Зёзик пытался тоже в помощники напроситься, но Гудков так на него гаркнул, что больше к этой теме не возвращались.
А вот меня в расчёт не взяли сразу. Мол, недостаточно авторитета. Мал ещё, чтобы почтенных жителей Хлябова агитировать на путь атеизма и светлого будущего.
Но я на такое решение совсем не обиделся. Ведь когда мне ещё такая красота выпадет? Все эти две недели я буду предоставлен сам себе!
И вот сегодня все наши агитбригадовцы ушли в клуб готовиться к лекциям, а я немного ещё повалялся на кровати и решил, что пора искать похитителя моего ножа и обидчика Мими.
— С чего начнём? — задал вопрос Енох, который сегодня был настроен решительно.
— Сперва завалюсь куда-нибудь в кафешку. Нужно позавтракать.
— Это такая дыра, — хмыкнул Моня, — здесь все заведения раньше вечера и не открываются.
— Тогда надо идти на рынок, — потянулся я так, что аж в спине хрустнуло, — там всегда чего-нибудь прикупить можно.
Так и решили. Отправились на рынок.
Первоначально я хотел оставить кого-то из призраков дома на дежурстве, но они так разнылись, мол, столько лет торчали в ограниченных помещениях, что сейчас любая прогулка для них в радость.
В общем, победили меня количеством нытья и жалоб.
Рынок встретил меня разноголосым шумом, суетой и запахами. Да, запахи сейчас были самыми главными. Пахло свежей сдобой, дёгтем, жаренным на углях мясом и сырой рыбой. Мой живот жалобно квакнул.
Я оглядывался в поисках рядов, где торговали готовой едой. Сырая рыба меня интересовала мало.
— Туда, — сказал Моня и полетел сквозь толпу, показывая мне дорогу.
Я пошел за ним, негромко матерясь себе под нос — Моне-то хорошо, он сквозь любую преграду проходит, а мне пришлось лавировать и толкаться.
Но, наконец, мои мучения закончились, и я вышел в пахучие ряды с готовой снедью. Здесь торговали всем, чем угодно: пирогами с мясом, с картошкой, с капустой, с яйцом и луком, с кашей, с печёнкой, с жаренной тыквой, с сыром, с ягодами, с грушами… перечислять можно целый день. Отдельно продавали на развес жаренную картошку, тушенное мясо, запечённую рыбу… Был целый ряд с молоком, квасом, сбитнями и пивом.
У меня аж глаза разбежались.
И всё это продуктовое великолепие так одуряюще пахло, что я не выдержал — ринулся туда и в считанные минуты накупил кучу еды.
— Уф! — довольно сказал я, прижимая к себе торбу со снедью.
— И зачем ты столько еды накупил? — насмешливо фыркнул материализовавшийся Енох, — ты ведь всё это даже за два дня это не съешь, только испортится. Надо было немножко взять, а завтра опять бы сюда пришел за свежатинкой.
Я вздохнул — в словах Еноха была доля правды. Но что сделано, то сделано…
— Нужно найти, где можно всё это съесть, — сказал я, — возвращаться домой неохота, да и кто-то из агитбригадовцев может вернуться и припахать меня к какой-нибудь работе.
— Ой, смотри, тебя же ограбить пытаются! — предупреждающе крикнул Енох.
Я моментально схватил за руку воришку. Оглянулся — щупленький паренёк лет десяти-одиннадцати с немытой шеей и болячками на ушах, которые чуть прикрывал старый потрёпанный картуз, явно не по размеру.
— Попался! — рассердился я и дёрнул неудачливого вора за руку.
— Дяденька, я не хотел! Дяденька, миленький, это случайно! — запричитал воришка, — Отпусти меня, пожалуйста, я больше никогда не буду!
— Не будешь воровать? — хмыкнул я, — вот прямо в эту же секунду возьмёшь и бросишь?
— Не буду! Вот те крест, дяденька! — забожился малой, глядя на меня честными-пречестными синими глазами, которые ярко выделялись на загорелом до черноты остроносом лице.
— Вот как позову сейчас милицию и пусть они с тобой разбираются, — строго сказал я.
— Не надо, дяденька! — перепугался малец, чуть не плача, — лучше сам поколоти! А то они меня в допр запрут! А я там жить не смогу!
— Да отпусти ты его, чего к ребёнку прицепился⁈ — возмутился Енох.
Я заметил, что он покровительственно относится к маленьким детям. К той же Мими.
— Действительно, Генка, отпустил бы ты его, — рядом появился Моня, — у него явно золотуха. Еще заразишься. Оно тебе надо?
Мне оно было не надо, но я ещё имел к мальцу пару вопросов:
— Ты беспризорный?
— Ну… — замялся паренёк и я понял, что таки да.
— А где ты ночуешь?
— Когда как, — уклончиво ответил малец.
— У вас банда?
— Да ты смеёшься, дяденька? — изрядно удивился малец, так что даже веснушки на остреньком носу посветлели, — мы же не урки какие-нибудь. Да и не сявки…
Я за этим его «мы» сразу понял, что у них своя банда. Ну, или не банда, а просто шайка.
— Веди! — велел я.
— Куда? — перепугался малец.
— К своим!
— Дяденька, ну пожалуйста… — опять заныл он, уже по-настоящему испугавшись и размазывая свободной рукой слёзы по щекам вместе с грязью.
— Общаю, что ничего плохого вам не сделаю, — сказал я, — поговорить надо. У меня задание есть для вас. Денежное.
— А ты не обманешь? — недоверчиво шмыгнул носом беспризорник.
— Не обману, — пообещал я. — Пошли!
Шкет подтянул безразмерные штаны повыше, и мы пошли.
Путь пролегал сначала через респектабельную часть города, идти по брусчатке было нормально. Но, когда мы свернули в какие-то подворотни, дорога стала прямо чавкать под ногами. И это явно было не болото, а какие-то вонючие помои. То ли канализация у них протекла, то ли свиней они тут содержат.
Я еле поспевал за мальцом, стараясь дышать ртом.
Наконец, малец привёл меня куда-то, где сплошной стеной стояли разнообразные сараи и склады.
— Здесь, — хрипло сказал он и нырнул в цель между досками на стене.
Я затормозил, не зная, что делать, вдруг я сейчас полезу, а там здоровый бугай с топором стоит и сразу меня по темечку тюкнет.
— Там только дети, — сказал Моня, который уже слетал на разведку.
— Понял, — кивнул я и с трудом протиснулся в узкою для моей комплекции щель.
В полумраке сарая, который практически не разгоняла слабо тлеющая лучина, на охапках несвежей соломы сидели дети, человек шесть. Причём, как я понял, тот шкет, которого я поймал, среди них был самый старший.
Дети были в ужасных лохмотьях, худенькие и грязные.
«Дети подземелья, чёрт возьми», — подумал я.
— Здравствуйте! — сказал я детям.
Двое из них невнятно ответили. Остальные просто смотрели на меня, кто испуганно, кто застенчиво. Среди пёстрой ребятни взгляд выделил одну девочку.
— Меня зовут Гена, — сказал я, — давайте знакомиться.
— Ванька.
— Санёк.
— Шпилька.
— Карасик.
— Улька, — последней назвалась девочка, такая худенькая, что, казалось невероятным, как её голова с копной всклокоченных волос держится на такой шейке.