— Пойдём, — отрывисто кинул мне Гудков. Был он хмур и невесел.
И я его даже понимаю — такие дела творятся во вверенном тебе коллективе, а ты не знаешь что делать. К тому же атеисты не должны верить во всякую чертовщину, а как быть, если она творится прямо на глазах?
— Ты, брат, понимаешь, ведь какая-то непонятная ерунда происходит! — горячился он, по дороге на агитбигаду рассказывая мне о происшествиях, — и вот как это всё можно объяснить?
Он сердито сплюнул и быстрее зашагал по тротуару, так, что я еле поспевал за ним.
— Легко можно, — сказал я.
— Как⁈ — Гудков неожиданно остановился, и я чуть не врезался в него, — как объяснить, Генка⁈ Сразу говорю, в чертовщину я категорически не верю и вам всем кликушничать не позволю! Хватит, что эта дура Клара натащила церковных свечей и жжет их в комнате. Скоро так и молиться станет! Ох, я её на комсомольском собрании и пропесочу!
— Да всё просто, Макар, — как можно более убедительно сказал я, — ты же помнишь, как я из Хохотуя привёз трупы? С вырезанными символами на лбу?
— И что? — нахмурился Гудков, вспоминать, как я сорвал выступление, было неприятно, но всё равно, справедливости ради, он кивнул.
— Так вот, по всему выходит, что тут, в Хлябове, засела какая-то секта, из бесопоклонников, — начал продвигать идею я, — и главная их цель — смутить умы обывателей. А так как мы — передовой отряд пропаганды против поповщины и мракобесия, то вот они нам бутафорию всю эту и устроили. Чтобы напугать.
— Так вон оно что! — обрадованно вскричал Гудков и от избытка эмоций резко обнял меня. Так что я аж скривился — шрамы-то болели.
Заметив мою гримасу, Гудков смутился:
— Извини, брат, совсем забыл, что ты ранен.
Я отмахнулся, мол, ничего, бывает.
А Гудков спросил:
— Но я вот только не пойму, как же они всё это подстроили? И как влезли в дом, что никто из наших не заметил? Натащить полную ванну крови — это же сколько вёдер пронести надо? И не расплескать. Но никто ничего не видел.
— Всё просто, — сказал я, — у них есть сообщники. Которые находятся в агитбригаде. Знают все наши привычки. Все ходы и выходы.
— Провокаторы! — зло процедил Гудков.
— Да, — сказал я, — кто-то из наших.
— Это, скорей всего Шарлотта или Роман, — задумался Гудков, — наши-то все проверенные, старая гвардия.
— Вполне возможно, — ответил я, в душе ликуя, как так хорошо получается, — но может и кто-то из наших «старичков».
— Да что ты такое несёшь⁈ — вскипел Гудков, но сразу же поник, — хотя я уже и сам не знаю, кому верить.
— Та же самая Клара могла налить себе полную ванную крови и потом сделать вид, что это не она, — предложил коварную гипотезу я.
— Да ты что⁈ — рассердился Гудков, — зачем ей это?
— А ты понаблюдай за нею, — предложил я, — в последнее время у неё слишком много странностей появилось.
— Ну, это-то да, — кивнул Гудков, — но я думал, что это потому, что она с мужиком жить начала, я Зубатова имею в виду.
— Если бы все бабы так себя вели, то даже и не знаю…
— Мда… и не поспоришь, — согласился Гудков и сказал, — хорошо хоть кровь коровья оказалась. А то я попервой не знал, что и думать. И Зубатов исчез.
— Откуда ты знаешь, что коровья? — спросил я, чтобы поддержать разговор, а у самого при упоминании о Зубатове сердце аж ёкнуло.
— Жорж определил. Он у нас лошадник знатный, сразу всё это на раз отличает.
Мы зашли в дом и разбрелись каждый по своей квартире. На вечер Гудков назначил общее собрание, и я надеялся пару часиков успеть кемарнуть. А то устал что-то сильно.
Пока я шел, всё удивлялся — во всём здании стояла такая тишина, что наши с Гудковым шаги гулко отдавали в пространстве. Но то, что все были дома, я ощущал стопроцентно: явственное покашливание, то скрип половиц, то вздох. Но при этом агитбригадовцы притихли по норкам, нет разговоров, смеха и обычных в быту звуков, где живёт сразу много людей.
Притихли. Попрятались. Боятся.
Ну, это мне только на руку.
Я вошел к себе и запер дверь. Скинул грязную одежду, кое-как вымылся в тазу (хорошо, чистая вода ещё в ведре оставалась, потому что сил тащиться за водой сейчас у меня просто не было), надел свежую рубаху и исподнее, и рухнул на кровать.
Кр-р-расота!
Я прикрыл глаза и начал проваливаться в вязкий сон, когда в дверь постучали: громко, требовательно.
— Клара пришла! — сообщил появившийся Моня.
— Да ну её! — я зевнул и перевернулся на другой бок.
Стук не прекращался.
— Так она тебе сейчас всю дверь вынесет, — съехидничал Моня.
— Отстань! — вяло огрызнулся я.
Из-за двери раздался громкий, разгневанный голос Клары:
— Капустин, открывай! Ты должен объяснить, зачем хотел убить меня!
— Как она заколебала, — пожаловался я Моне и попытался натянуть одеяло на уши.
— Сам же знаешь, что она не отстанет, — посочувствовал мне Моня.
— Капустин! Не будь трусом, открывай! — продолжала надрываться Клара.
— Как её выключить? — скривился я, — интересно, чего она хочет?
— Насколько я слышал, она доказывала Нюре, что ты убил Зубатова, а труп спрятал в своей комнате, — Енох появился из воздуха, словно чёрт из табакерки, и чуть не напугал меня. — Нюра сомневалась, а вот Люся сразу поверила. И она даже с Нюрой поссорилась из-за тебя.
— Вот зараза, — вздохнул я.
Тем временем в коридоре послышались голоса других агитбригадовцев, кажется, там был голос Шарлотты, Нюры и Зёзика. И ещё чей-то, я не разобрал.
Дело принимало нехороший оборот.
— Именно поэтому она и надрывается так. Узнала, что ты вернулся, и решила искать труп у тебя в комнате, — «успокоил» меня Енох.
— Но труп у меня в комнате, — упавшим голосом сказал я. — Если я сейчас не открою, она выбьет дверь. Все войдут и увидят труп Зубатова под кроватью. А если открою, то все войдут и опять увидят труп Зубатова.
— Я бы открыл, — мудро сказал Енох, — ситуация рано или поздно разрешится, а дверь потом ремонтировать.
— Если и разрешится, то явно не в мою пользу, — буркнул я.
— А я бы не стал открывать, — сказал Моня, — она постучит, постучит и уйдёт. А ты за это время что-то придумаешь. Гудков ей не позволит здесь всё ломать. Ты же сам знаешь.
И тут в дверь заколотили с такой силой, что один из крючков аж вылетел.
— Ого! — уважительно сказал Моня, — сильна барышня.
— Лучше открой, — ввернул совет Енох.
Я сидел на кровати, дверь сотрясалась от ударов, под кроватью лежал труп Зубатова. Мда, ситуация — врагу не пожелаешь.
На очередной раз, когда Клара, видимо с разбегу ударила дверь плечом, хлипкая фанера начала трещать.
— Ещё раза два и она сюда ввалится, — заметил Енох, подлетев к двери.
— Нет, два мало, надо раза три, а то и четыре, — глубокомысленно заметил Моня, рассматривая трещины, что пошли от замка.
— Так! Заткнулись! Оба! — шикнул на них я и спросил. — Что делать с трупом?
— Выбрось его в окна, — посоветовал Моня.
— Увидят, — не согласился Енох и просочился в пол, буквально через секунду он вернулся обратно и сказал, — там Бывалов и Люся сидят, на первом этаже. Они в окно труп по-любому увидят.
— Глаза отвести? — предположил Моня.
— И надолго тебя так хватит? — парировал Енох и вдруг хлопнул себя костяшкой руки по лбу, — а ты оживи труп, вот и всё.
— Оживи-и-и-и, Генка! — заныл под кроватью Епифан в кукле Мими.
— Нет! Больше я Епифана оживлять не буду! — категорически отказался я, — хватит уже!
— Ну, Генка-а-а-а-а! — опять заканючил Епифан, — я больше не буду-у-у-у! Меня бес попутал!
— Не верь Иуде! — прошипел Енох, — он тебя поработил, вернёшь, он опять что-то эдакое придумает! Опять с Мефодием снюхается!
— Я и не собирался, — покачал головой я, — с Епифаном вопрос даже не стоит. Но что-то делать надо и срочно.
В подтверждение моих слов в дверь раздался удар такой силы, что картина с толстопопыми ангелочками рухнула на пол.
— Генка-а-а-а, верни меня, я тебя выручу-у-у-у! — заныл Епифан.
— Придумал! — в мою голову закралась идея, — Моня, иди сюда!
— Что? — доверчиво подлетел ко мне Моня.
— Побудешь пока Зубатовым! — выпалил я.
— Но я не хочу! Мне он не нравится! — возмутился Моня.
— Моня, это на день-два, не больше, — сказал я, — сам видишь, выхода нет! Кроме того, я дам тебе один день для себя. Ну, помнишь, ты говорил, как тебе хочется выпить шампанского, потискать сисястую дамочку?
— Согласен! — моментально проявил гражданскую сознательность и товарищескую взаимовыручку Моня.
— Э-э-э! я тоже так хочу! — возмутился теперь уже Енох.
— Тебя — нет, — покачал головой я, — ты можешь случайно цитату из Библии сказануть, а Зубатов — идейный комсомолец у нас.
Енох надулся.
— Ну, давай уже! — сияющий Моня аж пританцовывал от нетерпения.
— Сейчас, — я вытащил труп Зубатова за ногу на середину комнаты и принялся торопливо бормотать слова заклинания. Уже через пару секунд Моню втянуло в Виктора, и он сел на полу, очумело вертя головой.
И тут дверь с треском вылетела из петель, и Клара, и помогающая ей Шарлотта, ввалились в комнату. В коридоре маячили остальные агитбригадовцы, кроме Гудкова вроде как.
— В-виктор? — пробормотала Клара, стремительно краснея.
— Ты почему дверь не открывал⁈ — воинственно набросилась на меня Шарлотта.
— Это я его попросил, — подал голос Зубатов-Моня.
— З-зачем? — выдавила из себя Клара.
— От тебя прятался, — простодушно сказал Зубатов-Моня и все агитбригадовцы дружно грохнули от смеха.
— К-как? — пролепетала вся красная Клара.
— А вот так! — Зубатов-Моня уже вполне освоился в чужом теле и даже встал на ноги. — Понимаете, товарищи, я ведь думал, что Генкина квартира — последнее место, где Клара искать меня будет. Но ошибся. Она даже дверь выбила. Вот что значит — неистовая сила любви.
Агитбригадовцы опять захохотали.
А Клара побагровела, аж на глазах показались слёзы: