Я еще немного повозился, сдвинул Моню чуть в сторону, но успеха так и не добился.
— В общем так! — Енох появился передо мной из ниоткуда и заставил вздрогнуть. — Я слетал в разведку. Пролетел по всем квартирам. Все упились и спят. Не спят только Гудков, Нюра и Гришка. Гудков с твоими мамзельками ругается. Нюра закрылась в квартире и плачет. А Гришка собирается. Я думаю, тебе надо его кликнуть, пока не ушел.
— Куда собирается? — спросил я.
— К какой-то вдовушке на свидание, — ответил Енох, — ты же знаешь Гришку, если он не покобелился денёк, он становится злой, как собака. И, главное, умеет баб себе выбирать. С такими бубсами, что ой. Кстати, ни с одной больше трёх раз не кобелился. Уважает разнообразие. Учись, преторианец!
Енох был прав. Я имею в виду, что Гришка сейчас уйдёт. Поэтому быстренько перепрыгнул через тело Зубатова-Мони и побежал к Караулову.
В то, что Енох не соврал и Гришка явно намылился на свидание, я унюхал по густому запаху пены для бритья с ландышевой отдушкой.
— Гришка! — влетел я в его квартиру (дверь была не заперта).
— Чёрт! Порезался! — с досадой крякнул Гришка и аккуратно промокнул порез салфеткой, — ты чего под руку орёшь как оглашенный? Опять Клара в крови искупаться решила? Или снова дверь тебе выбивает?
— Нет! — покачал головой я и взмолился, — Гришка, помоги Зубатова перетащить, а?
— Я похож на ишака, который нанимался таскать Зубатова? — изумился Гришка и неторопливо счистил опасной бритвой пену с правой щеки.
— Он пьяный, Гришка. Свалился у меня на пороге квартиры и дрыхнет. Я дверь не могу закрыть. И храпит, зараза.
— Так попроси Жоржа, — отмахнулся Гришка и счистил пену с левой щеки, — я уже почти опаздываю. Нехорошо получается. Ангелина Степановна ждать не любит.
— Ангелина Степановна? — изумился я, — старая что ли?
— Двадцать восемь лет. Да, старая, — вздохнул Гришка, — зато какие у неё бубсы, Генка! Это же мечта, а не бубсы.
И этот туда же!
— Так поможешь? Все остальные в жопу упились. Кроме Нюры. Но она его всё равно не дотащит.
— Ну ладно, — со вздохом Гришка отбросил салфетку в сторону, критически осмотрел себя в зеркало и встал, — Пошли. Только быстро!
Мы прошли по коридору и поднялись на мой второй этаж. Точнее Гришка широко шагал впереди. А я пытался поспевать за ним сзади.
— А чего это Зубатов к тебе попёрся? — заинтересовался Гришка, — он же тебя на дух не любит. Да и Клара что-то взъелась на тебя.
— А чёрт их знает, — ответил я и чуть не налетел на гришкину спину, который стал как вкопанный.
— Ого! — присвистнул Гришка и уважительно добавил, — это ж надо так ужраться. Никогда раньше за Зубатовым не замечал такого. Наоборот, мы все пьём, а он один сидит трезвый, запоминает, кто что сказал.
— Всё когда-то случается в первый раз, — философски ответил я.
— Куда его тащить? — спросил Гришка.
— К нему в квартиру.
— А ключ у тебя есть?
— У меня нету, — развёл руками я, — а у Зубатова должен быть.
— Ищи, — велел Гришка.
Я потоптался на месте:
— Почему я?
— А кто? — удивился Гришка, — это он ко мне разве припёрся?
Я вздохнул и полез искать по карманам.
К сожалению ключа не было.
— Нету, — констатировал свой провал я после планомерных поисков.
— Плохо, — ответил Гришка и недолго думая, схватил Зубатова-Моню за ноги и втащил ко мне в квартиру.
— Гришка! — возмутился я, — погоди! Зачем ко мне?
— А куда? — удивился он, — ко мне на первый этаж что ли? К тебе он ближе всего.
— Но я не хочу…
— Мало ли чего ты хочешь, — вздохнул Гришка, осуждающе посмотрел на повисшую на одной петле дверь, приподнял её и насадил обратно на петлю, — вот так-то лучше будет.
Я не мог согласиться, но деваться было некуда.
Гришка ушел, оставив после себя запах ландышей, а я удручённо посмотрел на лежащего на полу Зубатова-Моню.
— Ты бы ему хоть подушку дал, что ли, — проворчал Енох, — ему же неудобно спать на полу.
— Так пусть к себе домой на кровать идёт, — возмутился я но таки сдёрнул с кровати покрывало и набросил на мирно спящего алкаша Моню.
Моня всхрапнул и заулыбался во сне.
— Хорошо ему! — опять позавидовал Енох.
Но я не стал больше ничего обсуждать и отправился спать.
Уже сквозь сон я слышал крики и скандалы в коридоре. Среди общего шума резко выделялся визгливый голос Лизетты. Ему вторил возмущенный басок Гудкова.
Потом кто-то настойчиво стучал ко мне в дверь, но я уже крепко спал…
Утро началось неожиданно. Сперва завопил Енох:
— Гришка! Гришка! Вставай!
Но я не хотел вставать. Наоборот, закутался с головой в одеяло и отвернулся.
Проснулся я ближе к обеду. Как ни странно, невзирая на все предыдущие события, выспался я отлично. Плечо и грудь практически не болели. Вот хорошо же иметь молодой организм — заживает всё как на собаке!
Я улыбнулся, взглянув в окно, где сквозь плотно задвинутые шторы пробивался лучик света.
Может, стоит сделать себе сегодня выходной? Поживу жизнью простого пятнадцатилетнего мальчишки. Схожу в кино, накуплю сладостей на рынке, пошатаюсь по городу.
Наверное, так и сделаю. Что-то надоело мне попадать во всевозможные передряги и бороться с разными колдунами и прочими нехорошими гражданами.
Я сладко потянулся, с подвыванием зевнул и воскликнул:
— Енох!
— Не ори! — откуда-то снизу послышался полный страдания голос.
Я посмотрел — Моня.
На него было невозможно смотреть: нежно-зеленоватого цвета, лицо словно жеванная бумага, он лежал на полу, схватившись за голову и поджав ноги под себя. Но не это привлекло моё внимание. А запах.
— Моня, ты что, наблевал тут? — угрожающе спросил я.
Моня простонал что-то невразумительное, а появившийся Енох ехидно сказал:
— А ведь я будил тебя, предупреждал!
— Скотина! — сказал я, недоброжелательно глядя на Моню.
Моня отреагировал новым стоном.
— И вот что с ним делать? — спросил я Еноха, — убить что ли?
— Дай ему рассола, — посоветовал Енох, — а лучше рюмку водки опохмелиться.
— Буэээ! — выразил свою позицию к еноховому предложению Моня.
— Я его сейчас лучше пристрелю, — сообщил я, нелюбезным голосом, — всю квартиру мне заблевал, скотина!
— Генкааааа… — прохрипел Моня голосом умирающего лебедя, — ты можешь меня отсюда выпустить? Не могу больше…. Умираю…
— Откуда? — не понял я.
— Из тела Зубатова, — монин стон был полон такой боли, что ой. — Не хочу больше человеком быть. Призраком лучше…
— О нет, Моня! — злорадно ответил я стервозно-нравоучительным голосом, — любишь кататься, люби и саночки возить!
Моня ответил новым стоном, но разжалобить меня не смог.
— Моня, а что ты пил, что тебе так плохо? — спросил Енох.
— Ну… мне всё попробовать хотелось… — жалобно простонал Моня.
— А конкретнее? — заинтересовался я.
— При мне он пил коньяк с пивом! — наябедничал Енох, — а потом почти бутылку шампанского высосал.
— Ого! — сказал я офигевшим голосом.
— И абсент пил, — пожаловался Моня. — Это из-за абсента мне так плохо.
— Кто же абсент с коньяком пьет? — удивился я.
— Да я так обрадовался, что почувствовал снова вкус к жизни, что хотел всё попробовать, — вздохнул Моня.
— Генка! Верни лучше меня в тело Зубатова, — подал из куклы голос Епифан, — сам видишь, что от этого придурка одни неприятности и никакого толку!
— Зато от тебя толк большой, — скривился я и невольно потрогал повязку на груди. — Чуть не угробил меня, урод!
— Я больше не буду! — клятвенно пообещал Епифан. — Я буду тебе всё помогать, Генка! Всё делать! Сам же видишь, что от этих идиотов толку вообще нету!
— Но-но! Я бы попросил! — возмутился Енох.
— Буээээ! — экспрессивно подтвердил свою позицию и согласие со словами Еноха Моня.
— Бля! — подытожил дискуссию я.
Я был сатрапом и живодёром. Так сказал обо мне Енох. А всё дело в том, что я заставил умирающего от похмелья Моню-Зубатова отмывать всю квартиру.
Ну а что, разве я должен?
— Ему же плохо! — нудел Енох, глядя как стонущий Моня с бледно-зелёным цветом лица, осторожно, на деревянных ногах, моет пол.
— А это я разве его так напиваться заставлял? — удивился я.
— Но он же от радости!
— От какой радости?
— Что почувствовал вкус жизни!
— Ну, вот сейчас у него продолжение, — мстительно сказал я, — теперь он этот вкус распробует сполна. — Никто не заставлял его блевать в моей комнате!
А к обеду, когда все агатбригадовцы пришли в себя и даже вернулся от весёлой вдовушки Гришка Караулов, Гудков устроил общее комсомольского собрание. Все чинно расселись на предложенных стульях прямо в коридоре и не ожидали от этого собрания ничего хорошего.
— Что за безобразие творится у нас в агитбригаде в последнее время⁈ — поставил вопрос ребром о дисциплине Гудков.
На этот вопрос не ответил никто, и Гудков продолжил:
— Дисциплины никакой! Кто куда хочет, тот туда и идёт! В любое время! И не ставит руководство в известность!
Гудков осуждающе посмотрел на невозмутимого Гришку Караулова и продолжил дальше:
— То шашни в коллективе крутят, то полную ванную крови набирают и пугают товарищей! То двери в чужие квартиры непонятно с какой целью выбивают!
Гудков смерил Клару недоброжелательным взглядом. Клара вспыхнула.
— Где Роман уже вторые сутки шляется, я тоже не в курсе! Был у нас один непутёвый бабник, теперь их развелось много!
Все молчали, потупившись.
Он долго вопил и разорялся, припоминая промахи и просчёты каждого. Досталось даже Нюре, от чего она вконец расплакалась.
— А некоторые даже в тюрьму умудрились попасть! — тяжелый взгляд Гудкова был адресован уже мне, — на товарищей с ножом бросаться! Тем более — на женщин!
— И нож у меня украл! — подала голос Шарлотта.
— И две проститутки от него ночью выходили! Я в замочную скважину видела! — моментально наябедничала Клара.