Да я и сам знал, что он помогал. Я лично видел Христофора, ездил на его телеге и беседовал с ним.
Но женщина сказала, что в пятихатке его никогда не было. У меня галлюцинации или она мне нагло врёт? Вот только зачем?
Я отложил данный вопрос и сказал:
— Пойду найду-таки Виктора. Снимем вам те ставни.
— Ой, спасибочки тебе! — обрадовалась женщина и торопливо добавила, — и еще на соседнем доме, на среднем окне тоже ставни снимите.
— Зачем?
— Пригодятся, — уклончиво ответила крестьянка, — я женщина одинокая, вдовица, мне каждая дощечка в хозяйстве надобна.
Пообещав снять ей все ставни, я вышел из избы во двор.
Пока я куковал в подполе, погода кардинально изменилась: вместо ласкового солнышка и овечьих облачков на небе, сейчас всё заволокло серой хмарью. Вот-вот пойдёт дождь.
— Дождь будет, — сказал я, глядя на небо, и поднял воротник.
— А Моня в кургузом пиджачке, — посетовал Енох, — совсем простудится.
— Если он ещё живой, — добавил уточнение я.
— Должен быть живой, — заволновался Енох, — это же Моня. Он неубиваемый.
Тем временем мы дошли до того места. Где я в последний раз видел спящего Моню. Сейчас здесь, конечно же, никого не было.
— Что делать будем? — деловито спросил Енох и сразу предупреждающе добавил, — я вокруг летал, смотрел. раза три подряд. И в нужник смотрел. И даже в собачью будку. Моня словно сквозь землю провалился…
— Точно! — вскинулся я, — сквозь землю провалился! Точно как я только что! Енох, я думаю, нужно искать такой же подпол. Он может быть сверху придавлен сундуком или лавкой.
— И то правда, — замерцал призрак скелета и сказал, — я в соседней избе как раз такой же примерно сундук видел. Надо там поискать.
— Енох, а ты можешь сквозь сундук пролететь, чтобы не двигать его туда-сюда?
— Могу только до пола, люк глянуть. А дальше не могу — землица не пускает, — вздохнул Енох.
— И этого достаточно, — обрадовался я, — выполняй.
Енох исчез, а я потихоньку направился к той избе.
— Нету, — отрывисто буркнул появившийся Енох, — но я ещё в одной избе сундук видел.
— Давай туда, — кивнул я, — обойдём все дома, может и получится его найти.
Енох полетел вперёд, я же ускорил шаг, но всё равно от призрака отставал довольно сильно. Пока я дошел до того дома, как Енох появился опять. На сей раз вид у него был взъерошенный. И я бы даже сказал: «придурковатый».
— Генка! — заверещал Енох, — он там! В подполе! Я его чую. Он мне постучал даже!
— Сейчас выпустим, — обрадовался я, но тут же уточнил, — а там ещё кто-то есть, в доме?
— Да никого нету… — неуверенно сказал Енох и добавил, — вроде.
— Ну так проверь! — рявкнул я и Енох испарился.
Эта изба не сильно отличалась от предыдущей. Разве что здесь пахло вареной свеклой и зверобоем. Такое впечатление, что все крестьяне Хохотуя жили как под копирку.
Я подошел к сунудуку и перво-наперво сказал:
— Моня, ты меня слышишь? Постучи.
Из-под пола послышался глухой звук.
— Там он! Там! — рядом крутился возбуждённый Енох.
— Стоишь на стрёме, — велел я, — чтобы меня опять кто-то по голове не огрел. А я буду вытаскивать Моню.
Енох кивнул и закружил вокруг сундука, а я же попытался его сдвинуть. Этот сундук, в отличие от предыдущего, поддавался с трудом. Но всё равно потихоньку поддавался. Я пыхтел, кряхтел, хекал, тяжело напрягался, но таки сдвинул проклятый сундук в сторону.
— Моня, выходи! — велел я и откинул крышку.
— Генка! В сторону! — вскричал Енох и я на автомате отпрянул в сторону.
Это меня и спасло. Моня. Который ринулся на меня, пролетел мимо и рухнул на пол.
— Моня, что с тобой? — спросил я, не решаясь, однако, подойти ближе.
— Ты на фон его погляди! — шикнул Енох, тоже находясь на отдалении.
Я присмотрелся, и правда — Моня-Зубатов был весь покрыт словно мутной плесенью.
— Какая-то хрень! — воскликнул Енох, а Моня поднял голову и посмотрел на меня мутным ничего не выражающим взглядом. Зрачки его сузились и стали размерами с маковое зёрнышко, отчего глаза казались белыми.
— Моню что-то поработило! — заверещал Енох, — Генка, не подходи к нему близко, вдруг оно на тебя перекинется! И Моня может броситься, будь осторожен!
— Не верещи, — отрывисто кинул я, — он же тебя прекрасно слышит.
— Что нам теперь делать⁈ — как-то совсем по бабьи взвыл Енох. — Что они сделали с Моней? И как его теперь обратно вернуть⁈
— В сказке царевич должен был поцеловать Белоснежку, — многозначительно сказал я и посмотрел на Еноха.
— Не буду я его целовать! — сплюнул Енох, — я противник всех видов мужеложества и прочих извращений!
— Но тогда он останется заколдованным! — хохотнул я.
— Это у тебя из-за нервов истерика начинается, — глубокомысленно констатировал Енох и посоветовал, — пырни его ножом Сафрония, посмотрим. Что получится.
— Не надо меня ножом, — хрипло и медленно проговорил вдруг Моня. Голос его звучал как зажёванная пластинка под водой.
— Нет, мне такой Моня не нравится, — на всякий случай отлетел подальше Енох, — ну вот надо было его из-под подпола доставать, если он теперь такой вот подозрительный. Еще бросится и покусает.
Я же задумался. Моню нужно было освободить от этого странного налёта. Если присмотреться, н был похож на паутину, точнее создавалось впечатление, что Моня укутан в тонкую органзу.
Тем временем Моня, урча, начал подниматься. Движения его при этом были неестественно медленные и дёрганные.
— Генка! — тревожным шепотом обозвался Енох, — зря мы его из-под пола достали. Ты смотри, он сейчас на тебя бросится.
Действительно, Моня приготовился к прыжку.
И тогда я сделал единственное правильное действие — поцарапал Моню ножом Софрония. Не пырнул, а лишь немножко поцарапал.
Моня мгновенно заверещал, задёргался, повалился на пол. Его начало выгибать в конвульсиях, словно при эпилептическом припадке.
— Была бы кукла, можно было перенести его туда. А Зубатова жахнуть ножом, — миролюбиво заметил Енох, наблюдая за корчами и судорогами Мони. — А то жалко смотреть, как он мучится.
— Тебя бы так пырнули, — прохрипел Моня, продолжая трястись.
— О! Наш Моня вернулся! — обрадовался Енох и нравоучительно сказал, — « Помни, что гнев не замедлит, что наказание нечестивому — огонь и червь!*».
— Сам ты червь! — возмутился Моня, которого уже не так выгибало, как раньше, только руки всё ещё тряслись, да глаза косили в разные стороны.
— Это Святое Писание, бестолочь! — возмутился Енох.
— Ты выдёргиваешь любые цитаты и лепишь их ни к селу, ни к городу! — сказал Моня.
— Не богохульствуй, нечестивец! — важно заявил Енох и тут же, не удержавшись, добавил, — нужно бы тебя святой водичкой побрызгать…
— Генка! Скажи ему! — взвился Моня.
— Тихо! — велел я, — не забываем, что здесь находятся враги. Которые пытались меня и Моню похоронить заживо.
Моня вздрогнул.
— Моня, — сказал я, — ты не видел, кто тебя в подпол бросил?
— Почему не видел? Всё я видел! Там трое мужиков, в чёрных халатах. Я сперва подумал, что бабы это. Только потом рассмотрел, что мужики.
— На востоке все мужики ходят в халатах, — кинул комментарий Енох и отвернулся.
— Так то на востоке, — покачал головой Моня, — а это Хохотуй.
— Я предлагаю поступить кардинально, — сказал я. — Сейчас идём, заберём ту женщину, которая меня вытащила…
— И что? — спросил Енох.
— Сам сейчас всё увидишь, — уклончиво сказал я, не вдаваясь в подробности.
Если тут творится какая-то чертовщина, то нечего рассказывать им о своих планах.
Мы так и поступили. Я помог Моне встать на ноги и поддерживал его, пока он делал первые шаги. Как только походка его стала более твёрдой, я пошел на поиски крестьянки. Моня плёлся следом, вяло переругиваясь с Енохом.
Крестьянка нашлась на улице, где деловито грузила на телегу, в которую была запряжена каурая лошадка, всякий деревянный скарб. Среди хлама я разглядел и новые горшки, отрезы ткани и ещё кучу всего.
Ну что же, неплохо тётка сходила прибарахлиться.
— Ты ставни обещал, — обличающе сказала женщина.
Пришлось нам с Моней сходить оторвать ей ставни.
Затем я привёл стреноженных в ближайшей рощице лошадей, на которых мы сюда приехали.
— Ну что, поедем? — спросила крестьянка, взгромоздившись на телегу.
— Сейчас, минутку, — ответил я ей. Затем взял клок соломы и поджёг его. Получившийся импровизированный факел я забросил на ближайшую, покрытую дранкой, кровлю.
Когда мы отъехали недалеко, весь Хохотуй уже вовсю пылал.
* Книга премудрости Иисуса, сына Сирахова, глава 7, ст. 18–19.
Глава 24
Я стоял и смотрел, как языки пламени, потрескивая, торопливо и алчно пожирают деревянные стены избы. Отсветы огня отражались в широко раскрытых глазах Мони-Зубатова, который тоже завороженно смотрел на пожар и был сейчас чем-то похож на измученного вампира.
— Решил покончить с этой проблемой кардинально? — беззлобно поддел меня Енох, — Зря, Генка, ой, зря. Гордиев узел, конечно, хорошо взять и разрубить одним взмахом, но, как показывает практика, сама-то проблема никуда не денется.
— Что-то тебя в дебри философии потянуло? — ответил Моня и тут же, ни к селу, ни к городу, добавил, — интересно, где же Мими?
— Почему ты вдруг о ней вспомнил? — спросил я, — гуляет где-нибудь. Играет в куклы.
— Непохоже на неё, — задумчиво проговорил Моня, — такое приключение она бы никогда не пропустила. Может, случилось что?
— С Мими? — засмеялся Енох, — скорее со всем миром что-то может случиться, но только не с Мими!
— А как же тогда она такой стала? — глядя на пожар и ни к кому не обращаясь, спросил Моня.
Вопрос повис в воздухе.
Налетел порыв ветра, горько пахнуло раскалённой гарью.
— Хоть бы на лес не перекинулось, — поморщился Моня и отступил на два шага назад.