Агнешка, дочь «Колумба» — страница 5 из 65

— Кто меня вытащил? Вы?

— Нет. Не знаю. Я нашла тебя здесь в таком вот виде.

Мальчик с беспокойством огляделся вокруг:

— Вещи… мои вещи! Ну, я вам!..

— Ты это кому?

— Этим, там, — мальчик указал рукой на озеро. — Это хробжицкие меня прогнали. Велели через озеро, вплавь — пришлось плыть. А они мне вслед камнями. Пока не попали.

— Из-за чего же они так?

— Да из-за вас.

— Ого! Ну, уж это ты выдумал, молодой человек.

— Извините. Я не так сказал. Все потому, что я из Хробжичек, а они из Хробжиц.

— Не понимаю.

— Ничего. И так все ясно. Они бы не решились, если б вы вышли в Хробжицах.

— Ах, и ты об этом. Откуда же я могла знать.

— Конечно. И я не знал. Я вышел к автобусу, но… не за  в а м и. Я думал, приедет нормальный человек, ну… мужчина.

— Благодарю.

— За что? Ага. Я не так сказал. Ну да все равно. Зря время на дорогу потратили, честное слово.

— А ты знаешь, зачем я здесь?

— Я не знал, к т о  приедет. Но  з а ч е м — это все знают.

— Что-то не видно, — горько усмехнулась Агнешка.

Мальчик смотрит на нее совсем по-взрослому, печально и серьезно.

— У нас в Хробжичках школы нет.

— Нет, так будет.

— Будет ли?

— Но ведь где-то ваши дети учатся! Где же?

— Они уже не учатся.

— Как не учатся? Почему?

— Я не знаю. Вам Балч скажет.

— Кто это — Балч?

— Солтыс. Понятно?

— Не совсем. А ты такой большой парень и ничего не знаешь?

— Ну… Был тут у нас случай. В газетах о нем писали.

Тепло-тепло. Но мальчик отводит глаза, упорствует. Ну, если нельзя прямо, может быть, удастся в обход. Внезапно ее осеняет.

— А-а, писали в газетах, да-да… — Агнешка якобы что-то начинает припоминать. — Насчет того, как одного споили, привязали к телеге…

— Про паромщика? А, да. Но это было позже, после того случая. Когда он приехал извиняться и уговаривать.

— Напомни-ка мне…

— Да вы же знаете: лопнул трос на пароме, двое ребят утонуло.

— Из Хробжичек?

— Ну конечно, когда их перевозили паромом на ту сторону, в Хробжицы. В школу, значит.

— Ага. Так как, ты говоришь, этих детей перевозили? Одних? Без никого?

— Почему одних? Паром был, мама моя была…

— Ах! Твоя мама была…

— Ну да. Моя мама тогда еще учила.

— Понятно. Твоя мама теперь не учит. А этот паромщик, про которого писали в газетах, он что, приехал ее уговаривать?..

— Опять вы все перепутали. Он не маму уговаривал, а людей.

— Зачем?

— Как это зачем? Чтобы детей как возили этим паромом в Хробжицы, так и продолжали возить.

— Но я здесь не вижу никакого парома.

— Еще бы. Знаете, мне что-то холодно.

— Подожди минутку. Не смотри на меня, ладно? И придержи собаку.

Потому что Флокс снова разлаялся и изо всех сил рвется вслед за Агнешкой, которая за развесистым кустом шиповника надевает извлеченную из чемодана юбку. Насколько она сумела постичь оттенки собачьего языка — в сердитом лае Флокса звучит предостережение: внимание, идет чужой, мне он не нравится. Эх, щеночек, что ты можешь знать, никого здесь поблизости нету. После первых заморозков приду-ка я, пожалуй, сюда нарвать ягод шиповника на варенье. А может, сделать наливку? Искушение, конечно, но ведь только для гостей. Гости… когда же это будет и как — стоп, не расклеиваться, на некоторое время нужно вычеркнуть из памяти все, что было до сегодняшнего дня, и всех, всех.

— Бери, надевай это, не пойдешь же ты голый домой.

Когда мальчик поднялся с земли, его шатнуло и худенькое тело затряслось в недолгом приступе рвоты. Агнешка успела подскочить и поддержать его.

— Ну, все в порядке. А теперь попытайся шагать. Можешь?

Мальчик кивнул, доверчиво оперся о ее плечо.

— Тебя как зовут?

— Тотек. Титус Пшивлоцкий.

— Ну так вот, Тотек, я отведу тебя к маме.

— Нет! — почти крикнул мальчик. — Не нужно. Моя мама…

— Что твоя мама?

— Ничего. Не беспокойтесь обо мне. У меня есть одно местечко, я там подожду, пока принесут одежду.

— А ты уверен, что ее принесут?

— Почти уверен.

— Ты что, матери боишься?

— Да нет. Моя мама все болеет и болеет, и ни до чего ей нет дела.

— В таком случае я тебя хотя бы провожу. Держись крепче. Вот так, хорошо.

И Флоксу:

— Флокс, стеречь!

Агнешка оставляет вещи под охраной собаки, и они с Тотеком идут к поселку.

ЧЕЛОВЕК С ВЕРЕВКОЙ

Когда Агнешка, запыхавшись, прибегает обратно, возле своих вещей она застает двоих мужчин. Один из них, рослый и статный, небрежно поддразнивает собаку. Он сидит, не подымая головы, как будто и не замечает Агнешку; наверно, притворяется — видимо для того, чтобы она могла его рассмотреть. Перепуганный Флокс как умеет защищает собственное достоинство: ворчит и не позволяет до себя дотронуться. Нахал весьма представителен — этакий могучий гладиатор в расцвете лет. На нем китель без знаков различия, на плече болтается моток веревки — кто он, рыбак? паромщик? дровосек? Второй — невысокий и коренастый, волосы его похожи на пучки высохшей травы, на лице услужливое верноподданническое выражение; он почтительно держится в стороне. Гладиатор встает, мягко отстраняет сапогом рвущегося в бой Флокса. Скупым выразительным жестом приказывает коренастому отойти; приказание исполняется с молниеносной быстротой, кажется, что этот растрепа буквально провалился сквозь землю. И только теперь подходит к Агнешке. Не произнося ни слова, он разглядывает ее спокойно и сосредоточенно. В холодных глазах, таких светлых на загорелом лице, вызывающе вспыхивают насмешливые огоньки. Наконец он протягивает Агнешке руку и в глазах у него появляется улыбка.

— Пани А. Жванец, верно?

— Должна уточнить. Мое имя несколько длиннее буквы А.

— Именно это и доставило мне такую приятную неожиданность. У чиновников, черт побери, редко возникает желание по-человечески написать полное имя. Ведь я думал об этом «А» довольно скверно: Алоиз, Альфонс и даже, прошу прощения, Адольф.

— Вы не предвидели самого худшего.

— Возможно, и так. Тем не менее теперь я жалею, что не приехал за вами. В результате не повезло мне.

— Не преувеличивайте. И на мою долю кое-что досталось.

— Начало вас разочаровало, не так ли?

— Пока нет. Но встреча, конечно, весьма оригинальна.

— Зато я постерег вещи и собаку. Кстати, вы переоцениваете людскую честность.

— Скорее честное безлюдье — так мне показалось. А за отзывчивость я похвалю вас солтысу.

— Считайте, что вы это сделали.

— Вы Балч?

— К вашим услугам. З. Балч.

— Меня зовут Агнешка.

— Зенон. Терпеть не могу говорить любезности, черт побери. Жванец — это что, ваша девичья фамилия? Или вы замужем?

— С профессиональной точки зрения это не важно. К тому же есть и другие варианты: разведенная, вдова.

— Теоретически. Вы только-только дотянули до совершеннолетия, сразу видно. Ну ладно. Узнаю в инспекторате.

— Не стоит. Сообщу при прописке, когда вы предоставите мне квартиру, пан председатель.

— Прекрасный титул. Могу добавить еще несколько, на выбор. Секретарь — действительный, чрезвычайный или почетный, в зависимости от обстоятельств. И так все одно на одно выходит. Заместитель секретаря. Председатель. Вице-председатель. Комендант. Офицер запаса. Фельдшер-любитель. Кавалер ордена… и так до бесконечности. А попросту и короче — Балч.

— Не слишком ли много для одной головы?

— Кроме головы, есть еще и спина.

— Крепкая?

— Выносливая. И на щите, и со щитом.

— А теперь в каком она положении?

— В положении «вольно». Из уважения к заслугам.

— На ниве просвещения.

— К прежним заслугам, милочка. На поле так называемой славы.

— Мы не говорим о войне.

— А разве стоит говорить о чем-нибудь другом?

— Стоит. Меня интересует школа. Дети не учатся уже несколько месяцев — почему?

— Анархия. Слова тратить жалко, ей-богу. От учения здесь никто не поумнеет. Сплошные дубины, сами увидите. Дети тоже кретинские. Но я соскучился без общества. Назначение сюда учителя — моя идея.

— Превосходно. В таком случае я могу рассчитывать на вашу помощь.

— От вас зависит, какова она будет. Я думал, что пришлют мужчину. Вот когда можно было бы позабавиться. Я прямо вижу перед собой такого типа, вижу, как он петушится, а потом начинает дуться, раздувается как шар и с треском лопается. А с женщины чего возьмешь? Женщина плачет. Что в этом забавного? Ничего. Неприятно и неудобно.

— Вы обманулись в своих ожиданиях.

— Пожалуй, вопреки всему нет. Я видел, как вы переодевались. Вон за тем кустом.

— Вы здесь были?.. Значит, вы видели и того мальчика, почти утопленника… и ничего, не бросились его спасать?

— Повторяю: я видел, как вы надевали юбку. Я попал к самому финалу. У вас стройные ноги, Агнешка.

— Пан Балч. Вы меня сюда не привезли, но зато обратно отвезете. И немедленно.

— Два автобуса в день. И на оба вы уже опоздали…

— Я подожду до завтра.

— …а до завтра привыкнете. Места здесь красивые.

— Но опасные. Людей топят.

— Ничего страшного. Хлебнул сопляк водички, переживет. Говорил он что-нибудь обо мне?

— А с какой стати он должен был говорить?

— Я так подумал. Ну, будет ему впредь наука. А с хробжичанами мы еще потолкуем. Я не прощаю, когда меня задевают.

— Вас?

— Ну конечно! Этот слюнтяй здесь ни при чем.

— Интересно, почему вы не любите Тотека?

— А почему я должен его любить? Лёда… ну, значит, его мать, тоже его не любит. И вы его невзлюбите, и он вас.

— Странные предсказания. Откуда такая уверенность?

— А оттуда, что вы меня полюбите. Этого достаточно.

— Бедный мальчик. Чем занимается его отец?

— Играет в шахматы со святым Петром. Он очень любил играть в шахматы.

— Он умер?

— Погиб. В самом конце войны. И то из-за собственной… из-за чрезмерного рвения. Здесь, при штурме того… э-э, замка, собственно говоря, блиндажа. Впрочем, вам это не интересно.