— Мои родители были партизанами. Школьные годы я провела в детском доме. Пан Балч, мне тоже кое-что известно о войне.
— Простите, я не хотел вас обидеть. Черт побери. А вы сами-то откуда?
— Из-под Ранишова, Жешувское воеводство. Вы не знаете.
— Знаю. Любопытно. Как раз над Вислоком я влип однажды в гнусную переделку… Из-за одной такой… очень, хм, простой… Ах, как я тогда еще умел страдать! Как я по-настоящему был еще глуп, глуп… А башка до сих пор побаливает…
Балч покачивает головой, уйдя в свои воспоминания, и с язвительным презрением к самому себе стучит кулаком по лбу. Об Агнешке в эту минуту он как будто забыл.
— Вижу, что вы и себя не щадите. А отцу Тотека вы бросили настоящее обвинение или даже, если я правильно поняла, нечто большее, чем обвинение. Почему? Что произошло?
— Странный вы человек. Женщин подобные вещи обычно не интересуют.
— Меня интересуют люди, среди которых мне предстоит жить.
— Вы спрашиваете о покойнике.
— Он был отцом этого паренька — и это важно.
— Впереди долгая осень, потом зима — хватит еще времени для старых историй. Вы уже не думаете об отъезде.
— Вы это точно знаете?
— Я всегда все знаю. Знаю, например, кто сейчас за нами подсматривает.
— Подсматривает?
— Вот именно. Если б не это, я давно попытался бы вас по…
— Пан Балч!
— Я шучу. Черт побери.
Он отворачивается от Агнешки, смотрит на остатки старой пристани и, нагнувшись, негромко зовет:
— Улина! Уля! Я тебя вижу. Вылезай.
Под досками помоста что-то затрещало. Балч через плечо сообщает:
— Украиночка. Крепкая деваха, хоть голова у нее больная. Лишай, колтун, черт знает что. У коней такого не бывало, не встречал. По этому Тотеку с ума сходит, честное слово. Она его и вытащила. Такая щенячья любовь… Вроде бы…
И громко, тоном приказания, кричит:
— Уля! А ну, покажись! Поди сюда!
Уля выползает из-под помоста. Она смуглая, костлявая, темноглазая. Голова плотно обвязана выцветшим шарфом, мокрое платье облепляет тело. До чего ж худа! Девочка прижимает к себе связанный поясом узелок — мокрую одежду и сандалии Тотека. Значит, на нее намекал Тотек, ее он ждет теперь в каком-то своем тайнике. Уля приближается — боязливо, неохотно, но когда Балч на мгновение поворачивается к Агнешке, швыряет на землю узелок и бросается бежать. Балч кричит ей вслед: «Стой!» — но девочка не слушает его; тогда он молниеносно срывает с плеча моток веревки, размахивается, кидает, и — прежде чем Агнешка успевает удержать его или хотя бы одним словом, одним движением ему помешать — он уже держит Улю на веревке, набросив на нее петлю.
— Отпустите ее! Немедленно! — кричит Агнешка, побледнев от гнева.
Балч, довольный, смеется и все ближе подтягивает Улю.
— Покажись учительнице, — приказывает он. — Сними тряпку с головы.
Униженная и испуганная, девочка закрывает лицо руками.
— Как вы смеете! — возмущается Агнешка.
Она хочет вырвать веревку у него из рук, пытается с ним бороться, Балч поддразнивает ее, обманывает, уклоняется от ударов, улучив удобный момент, пытается обнять, но Агнешка изо всех сил отталкивает его и выдергивает зажатую в кулаке веревку.
— Браво! — с удивлением и одобрением восклицает Балч. — У вас мужская сила.
— Негодяй!
— Вы оскорбляете власть.
— Негодяй! Негодяй!
— Сейчас вы расплачетесь. Я предупреждал.
Агнешка непроизвольно вытирает глаза тыльной стороной ладони и резко поворачивается к Балчу спиной.
— Посмотрите-ка на меня еще разок. Вам очень идет, когда вы злитесь.
Агнешка не слушает его. Она подходит к Уле, снимает с нее петлю, осторожно гладит по обвязанной платком голове, по лицу. Девочка дрожит.
— Не бойся, — тихо, ласково уговаривает ее Агнешка. — Ну, не бойся…
А когда Уля успокаивается, добавляет:
— Тотек велел тебя поблагодарить.
— Правда? — И Уля наконец решается посмотреть Агнешке прямо в глаза.
— Да. Он тебя ждет в своем тайнике. Ты знаешь где?
— Знаю, — кивает Уля. — В зале.
— В каком…
Но Уля испуганным, торопливым движением руки почти закрывает Агнешке рот. Ее быстрый взгляд в сторону Балча выразительнее всяких слов.
— Хорошо. Понимаю, — шепотом успокаивает ее Агнешка. — Отнеси Тотеку его вещи. И от меня передай — пусть идет домой, ему нужно лечь.
Уля безропотно выслушивает все указания, поднимает с земли узелок и, осмелившись наконец перевести дыхание, убегает.
Балч наблюдает за этой сценой с нескрываемым удивлением.
— Ну и ну… Такой дикий зверек — и послушался… Вам бы надо в цирк.
— А вам!..
— Знаю… Вы мне уже сказали. Клянусь, злость вам очень к лицу, мне нравятся такие глаза. А веревка мне сперва нужна была для лошадей. Как ковбою. В конце войны, да и после нее вокруг бродило много бездомных лошадей. Мои люди не сразу научились ловить рыбу, охотиться… А есть-то надо было. Потом это лассо служило главным образом для собак. Одичали здесь собаки, тоже из-за войны. Издалека — ловлю. Вблизи — луплю. И они соблюдают приличия. Вот та-ак.
И после паузы:
— А что вы Уликой головы испугались — это не удивительно. Ужасная мерзость, кому захочется на такое смотреть… Вот та-ак, дорогая учительница.
— Веселый вы человек, как я погляжу, — нарушает Агнешка затянувшееся молчание. — Ну, на сегодня шуток хватит. Я бы хотела приступить к занятиям сразу же.
— Ради бога! А вечернюю школу вы организуете? Я сам запишусь.
— Покажите мне, где что находится. Моя школа, квартира…
— Все поблизости. Я вас провожу.
— Надеюсь, не на веревке.
— К вашим услугам. Это весь багаж?
Агнешка, поспешив опередить Балча, бережно подымает с травы кретоновый мешочек. Этот невольный жест не ускользает от его внимания.
— Сокровища? Что-то их немного…
— Остальные вещи и книги прибудут позже.
— Здешняя почта — тоже Балч. У меня есть грузовик, все будет сделано.
— И в магазин мне бы хотелось попасть еще сегодня. Тетради у вас есть? И письменные принадлежности?
— Для вас кое-что найдется.
— Не для меня. Для детей.
— Дети — ваше дело. А мое дело — вы.
— Я постараюсь вам доказать, что это не так.
— Посмотрим. Во всяком случае, наш магазин в вашем распоряжении. В том числе и кредит. Потому что магазин — тоже… ну, угадайте сами.
— …Балч. Верно? Абсолютная власть.
— С вами приятно поговорить. Интересно почему?
— Потому что я вас не боюсь.
— Может, и так. И это мне нравится. — Подумав, он добавляет: — Могло бы понравиться.
— Изменение наклонения с утвердительного на условное.
— Что? Ах, грамматика… черт с ней. Я не верю в вашу смелость. У вас тоже есть спина…
— О да! После этой прогулки я ее особенно хорошо чувствую — все кости ломит.
— …и защитники.
— О да! Флокс.
— И только?
— Мне казалось, этого достаточно.
— Неужели никто не предложил сопровождать вас?
— Мне никто не нужен. Сама справлюсь.
— Так вы и сказали? — В холодных глазах Балча вспыхивают веселые огоньки. — Кому же? Школьному начальству или, может быть, в комитете?
— Вы так удивляетесь, словно я приехала из пустыни. Неважно кому.
— Мне бы хотелось с самого начала знать, кому вы пошлете первую жалобу. И с кем я буду драться из-за вас.
Агнешка, опережая Балча, хватает Флокса, берет его на руки и решительно ступает на истлевшую доску помоста. От увязшего в иле танка ветерок доносит запах мокрой ржавчины.
— Вы очень нежны.
— Смотря с кем.
— Ну, с детьми, с собаками…
— Что ж, вы верно подметили. Советую это запомнить.
— Вы уже мысленно составляете первую жалобу. Так или нет?
Агнешка стремительно поворачивается к Балчу, и он вынужден остановиться на узкой доске. Они впиваются друг в друга взглядами: Балч — с самодовольно-злорадной ухмылкой, Агнешка — закусив губу, чтобы сдержать гнев.
— Хотите сбросить меня в болото?
— У вас мои чемоданы. Мне их жалко.
— Необыкновенная забота о человеке!
— Пан Балч, вы меня все время провоцируете. Это отвратительно. Вы пользуетесь тем, что я здесь одна. А я так хотела. Потому что считаю, что и те, кто меня прислал, и вы, и я… что все мы вместе… — Агнешка уже не может справиться с растущим раздражением, но обрывает фразу, то ли заметив насмешливое выражение на лице Балча, то ли устыдившись собственных слов. — Поставьте чемоданы.
— И меня в болото? Так, что ли?
Балч делает вид, что испугался, и Агнешке в первый раз вдруг хочется рассмеяться. Она сдерживает себя, пытаясь сохранить надлежащую серьезность, и, не произнеся больше ни слова, продолжает свой путь по узкому мостику. Решено. Она не станет отвечать на придирки, не взглянет на него до самой деревни. Он ужасный. Грубый. Противный. Противный как-то по-своему, пришло ей в голову, не так, как бывают противны другие. Он опасен. Пожалуй, он настоящий враг. И очень плохо, что ей захотелось рассмеяться. Смех внутренне разоружает. Нужно быть начеку. Флокс, сиротинка, ты прав: это опасный, чужой человек.
ВСТРЕЧИ
Через несколько дней, словно далекое прошлое, Агнешка будет вспоминать, как она шла по деревне. И, вспоминая, еще раз увидит новые картины и новых незнакомых людей — хотя нет, в точности все повторить она уже не сможет, потому что каждый новый человек успеет по-своему запечатлеться в ее сознании.
И в первую очередь Тосек Варденга и Элька Зависляк.
Плотина сворачивает в сторону от озера, становится ниже и в конце концов переходит в истоптанную глинистую дорогу. Агнешка и Балч входят в изрезанный заболоченными ложбинами перелесок, отделяющий поселок от полей. Балч останавливается под развесистым, обросшим бородой мха тополем, покрытым нарывами наростов, паразитами, пучками грибов на бледных, чахлых ножках, обвитым высохшим хмелем. Тополь похож на дерево из страшной сказки. К нижней ветке привязан железный рельс и медный пестик от ступки.