Все. Нежить в заброшенном храме закончилась.
— Так. Неплохо получилось. Перезарядиться и клыки собрать. Остальное у вас протухшее, даже артефакторы не берут. А вот клыки на украшения хорошо идут… Ну и мою прелесть, ради которой я в гости заглянула. Где там подвесочка рубиновая и сережки?
Растроганный подарком, мастер Улле подарил Агнессе еще доработанный огнемет. Теперь она могла не просто поливать зазевавшуюся нечисть, но через второй ствол пулять продолговатыми кувшинами с намешанной смесью. Попавшая гадость не тушилась водой, оставляла после сгоревшего фосфора чудовищные раны и прекрасно позволяла сокращать поголовье монстров, сдуру попавшееся на глаза.
Теперь Чумная Повитуха была готова скататься в очередной рейд, чтобы опробовать новинки. Заодно и похудевший кошелек пополнить. Потому что местные брошенные банки она уже выпотрошила все до единого. В монастырскую лавку очень симпатичные сапожки завезли и цену ломят безбожную. Никаких денег с ними не напасешься. Надо будет намекнуть отцу-настоятелю, чтобы скидки для своих делали. Опять же — он начнет про «забытую» десятину спрашивать. Так что нужно будет выбрать, что выгоднее. Но сапожки надо брать, это вопрос решенный. Поэтому — отпуск пора заканчивать и можно выгулять «Гром» еще в пару мест. Есть такие на примете.
Скидка выйдет
Покаяние — сложная работа. Раз в полгода все Чумные Сестры приезжали к назначенным кураторам и сдавали отчет. Где недоработали. Где перегнули палку. Где с привыкшим к комфорту руководящими кадрами вели себя слишком вызывающе. Особенно в тех случаях, где беседы за жизнь и церковную десятину заканчивались членовредительством. Увы — с трудом пережившие Темное время государства утратили что-либо общее. Каждый заботился о собственных интересах, пытаясь на плечах соседа выбраться из накатившего дерьма. Королевства, графства, баронства или даже то, что раньше называли империями. Европу тряхнуло так, что остатки выживших сначала охренели, а затем дубьем и огнем стали пытаться навести порядок. И церковь оказалась единственным связующим элементом, который был везде, предлагал работающие способы борьбы с нежитью и создал эффективные отряды зачистки пораженных смертью территорий. Между собой шептались, будто у далеких циньцев удалось нападения мертвых и оборотней ограничить рамками выстроенной великой стены. И московиты на удивление неплохо с разнообразной дрянью справились. Но тут сказывалось, что московиты всегда жили в режиме полного трындеца, поэтому для них что восставший покойник, что татарин с кистенем — кишки размотают и пойдут дальше собственными делами заниматься. А просвещенно-изнеженной Европе пришлось туго.
Но прошло десятилетие, за ним потянулось второе — и неожиданно люди приспособились к новому миропорядку. Выделились районы с сильной местной властью, где бардак утихомирили. Прочертили худо-бедно новые границы. Стало понятно — где пока еще не удается отбить зараженные города, а куда нежить и не полезет, чтобы не разобрали на ингридиенты для алхимиков. Даже по проблемным территориям начали бегать вооруженные до зубов караваны. Толпы авантюристов и жуликов потрошили временно оставленные штадты, хутора и замки, выгребая все ценное. Инквизиторы больше времени тратили на то, чтобы дать прокашляться бандам, а не собирали карательные рейды для отлова крупной нежити. Кончилась такая нежить. С перепугу почти всех серьезных монстров завалили. Хотя — на всякий пожарный передовые истребительные отряды не распускали. Просто в дополнение к епископатам существовала еще одна структура, о которой старались лишний раз вслух не говорить. И куда два раза в год Агнесса приезжала с отчетом о проделанной работе. Крохотный монастырь у развилки дорог. Куда легко было войти, но в случае обнаруженной серьезной крамолы обратно — только вперед ногами. Потому что госпожа Хаффна была доброй, но местами беспощадной. И даже Папа старался лишний раз ей не перечить, если заглядывала в гости. Не спорят с главой Трибунала, кто курирует возрожденный святой отдел расследований еретической греховности. Ересь — штука такая. Могут и главному католику перца под хвост насыпать.
Обычно на профилактическую беседу Чумная Повитуха приходила в старом рубище, чтобы не давать повода задавать лишние вопросы. Но в этот раз закрутилась: два рейда по округе и приведение в чувство мелкой толпы лесных духов, перебравших забродивших ягод. Затем обиженный на весь свет призрак мельника, вздумавший поругаться с перепуганными родственниками в момент раздела внезапно упавшего на голову наследства. Еще караван, где купец проявил скупидомство и отказался платить проводникам. Поэтому толпу грязных торгашей пришлось добывать из болота и вправлять мозги неплохо повеселившимся местным кикиморам. Одним словом — под очи госпожи Хаффны бравая воительница примчалась как есть — на любимом рычащем железном четырехколесном монстре, в огненно-красном балахоне и в новых сапожках с обитыми серебром носками. Заговоренное серебро — как иначе. Не снашивается, не царапается, при ударе между ног — благословляет пострадавшего на хоровое пение. Проверено.
— Можно?
— Заходи, Агнесса. Давно тебя жду.
Невысокая старушка любовно погладила гору папок, сложенных на левом углу большого стола. Справа — сиротливая крохотная стопочка листов, исписанных мелким почерком. И хозяйка кабинета — с добрыми глазами за стеклами очков, с улыбкой на губах и двумя телохранителями за бокам за высоким креслом. Пармские големы, подарок одного из проворовавшихся епископов. Железные истуканы, на которых никакая магия не действует. Кто предан только хозяйке и любого дебошира свернет в бараний рог за секунду. Были прецеденты, когда приходилось «мальчиков» использовать. Агнесса точно знала. Поэтому вела себя в гостях всегда смирно, старалась дурацких шуток не отпускать и шебутной характер не демонстрировать.
Пристроившись на привинченном к полу табурете, женщина неодобрительно покосилась на забитые макулатурой папки и скривилась, будто сжевала тухлый лимон:
— Кляузы на меня?
— Сигналы, Агнесса. Кляузы — это когда факты не подтвердились. А с тобой все чуть-чуть сложнее… Правда, здесь не за полгода, я подняла архивы за последние три. И теперь пытаюсь понять, что за человек несет слово божие на западной границе… Давай начнем с истории про то, как ты в Саабрюкене помогала храм от зомби отбивать. И куда подевались пожертвования, которые туда местные власти в начале Чумы свезли на хранение. По бумагам выходит, что лежало там около двенадцати тысяч рейсхдукатов.
Совсем заскучав, Чумная Повитуха попыталась выдать домашнюю заготовку:
— А я вам варенье сливовое привезла. Как вы любите. Баночку.
— Спасибо. Но все же давай вернемся к истории двухлетней давности. Потому что мне нужно определиться — это самое варенье мы за вечерней трапезой попробуем, или ты его палачу подаришь. Итак…
Через четыре часа неспешной беседы Агнесса равнодушно перебирала возможные варианты ближайшего упокоения. Дыба? Виселица? Усечение дурной головы? Или даже четвертование? Но уставшая от перекладывания бумаг старушка брезгливо сунула очередную кипу листов в папку и взглянула на колонку цифр, выписанных в процессе разговора.
— Что-то у меня баланс не сходится. Или тридцать пять тысяч на круг, или на четыре тысячи меньше. Это из того, что мимо казны прошло. Что скажешь?
— Я бы округлила до полтинника, — с трудом распрямив задубевшую спину просипела Чумная Повитуха. — Водички можно? А то голос сел.
— Конечно. Сейчас пойдем в трапезную, там нормально поужинаем…
— А палач?
— Поделим варенье на три части. Одна — мне. Вторая — сестрам. Третья — палачу. Он сладкое любит…
— Выходит, я покаялась и мне скидку засчитали?
— Покаялась? — госпожа Хаффна захохотала, вытирая белоснежным платочком выступившие слезы. — Милая моя, тебя просто за любопытный нос прихватили, вот ты и пытаешься торговаться… Нет, дело в другом. То, что на тебя пишут, я понимаю. И что ведешь себя вызывающе иногда, это тоже не преступление. В Чумные Сестры робких духом не берут. Вы там через одну — оторвы и стервы, с желанием прибить ближнего. Просто я стараюсь внутрь человека смотреть. И зачастую вижу, что у одного вроде и должность большая, и себя он выше других пытается поставить — а сгнил давным-давно. А кто-то бражничает, дабы напряжение после рейда снять, но за друга последнюю рубаху отдаст… Вот у меня списочек из последнего. Пищали новые, заговоренные, в лицей привезла. Оплатила из собственного кармана… Продукты в приют сиротский и трех духов обученных, чтобы любую моровую заразу грызли еще на подходе. Тоже — отец-настоятель ни монетки на это не потратил, твоя инициатива… Мятежный епископ письмо благодарственное прислал — при твоей поддержке стаю волков-людоедов перехватить сумели.
Поднявшись, председатель Трибунала покряхтела, разминая спину и пожаловалась:
— Что-то на погоду крутить меня начало. Посидишь так день-деньской, а вечером и не разогнуться толком… Значит, пока у тебя баланс в плюс сходится. Поэтому я глаза закрою на мелкие шалости, но ты постарайся не зарываться. Да, за прошлый год ты даже ни одному епископу в рожу не дала, это хорошо. Может, потому что по приграничью в основном болтаешься. Но лучше продолжай в том же духе… Ну и завтра с утра до обеда попостишься чуть-чуть, молитвы почитаешь. И напишешь мне в деталях, почему именно и за какие такие подвиги ты решила «итого» до пятидесяти тысяч округлить. А я проверю — кто это у меня недоработал и за тобой вовремя присмотреть не сумел.
На следующий день после обеда Агнесса собиралась домой. Но перед тем, как забраться в панцеркрафтваген, успела отловить палача. И теперь стояла перед громилой, ласково прихватив мужика левой рукой между штанин:
— Дубинушка ты мордастенькая, вот объясни мне. Тебе что, углей жалко? Сидите в подвале, как на курорте. Шашлыки между клиентами жарите с охраной, пиво втихую распиваете. Брюхо наел — скоро веревки не хватит, чтобы подпоясаться. А госпоже Хаффне под спину грелочку принести — ноги отвалятся? Кузнеца пнул — коробочку он сделает, войлоком обить, туда чуть-чуть из жаровни отсыпать — и все. Бабушке много-то не надо.