Первый раскат грома прозвучал утром. Эйван Эац вышел из конторы, взобрался на помост вместо глашатая и громким голосом объявил народу, спешившему по делам:
— Добрые граждане славного города Ульма! Сегодня я, официальный представитель непорочной девицы Агнессы, монахини ордена Братства искоренителей нечисти, объявляю! Следуя законам благословенной Священной Римской империи германской нации и графства нашего, вкупе с королевскими эдиктами о борье с ересью и хулой на Мать Церковь, подаю официальную жалобу местной власти по следующим пунктам!.. Служащие управы и секретари судебного архива обвиняются в святотатстве, сговоре и мошенничестве с целью сокрытия преступления, клевете и вымогательстве! Учитывая серьезность выявленной скверны, я составил подробную жалобу, которую в полдень вручу господину Эрхарду, главному судье славного Ульма. Если достопочтимый господин посчитает невозможным вынести справедливое решение, то по законам рассматривать собранные факты будет уже церковный Трибунал.
В полдень в зале мест свободных не было, зеваки сидели буквально друг у друга на головах.
Распахнулись двери и по узкому проходу важно прошествовал стряпчий в парчовом черном костюме, модном берете со страусиновым пером и с толстой золотой цепью на груди. Агнесса чинно следовала за ним в любимом красном одеянии, держа снятую серебрянную маску на сгибе левой руки. Устроившись на скамье за столом напротив мрачного судьи, Эйван Эац громким голосом начал:
— Достопочтимый суд! Разбирая жалобу моей клиентки, я вчера собрал необходимую информацию. И факты, которые мне открылись, поведали о ереси, которая завелась среди нас… С вашего разрешения, не буду отнимать время у многоуважаемой публики и перейду сразу к сути дела… Итак. Трое жителей города заявили, о чем сделаны официальные записи в архивных документах, что им не понравилась фраза «суки толстожопые и клопы вонючие». Это было признано огульным обвинением. На что данные господа матерно высказали свое мнение о личных качествах непорочной девицы Агнессы. Я не буду это повторять вслух, прошу только обратить внимание на пункты два и три в копии, которую я предоставил. Все факты, указанные в жалобе, выписаны из официальных судебных докуметов вчера в вашем присутствии, ваша честь.
Бегло просмотрев поданные листы, толстяк в завитом парике кивнул. Пока вроде все совпадало буква в букву, как и обсуждали.
— Тогда позвольте вам напомнить, ваша честь, что для особ Братства Очищения действует стандартная процедура, согласно которой сестры не могут лжесвидетельствовать. Поэтому перед нами возникает юридический казус… По закону империи, графства и города Ульма, сказанное фройляйн Агнессой является фактами, которые не нуждаются в проверке. Если суд, по непонятным для меня причинам, решит опротестовать ее заявление, тогда мы должны немедленно вызвать представителей инквизиции для проверки всех участников конфликта. Ведь если суд выявил ложь из ее уст, то необходимо навести порядок.
Услышав про инквизиторов, судья вздрогнул. Ради всех святых, только не это! Потому что приедут вежливые палачи в белоснежных сутанах, вздернут на дыбу всех, кто как-нибудь мелькнул в бумагах и начнут пятки поджаривать. О чем именно говорили, как, кто на ухо шептал и нет ли каких еще прегрешений. Спятившую бабу не жалко — она ради принципа и на костре станцует, еще углями будет швыряться в толпу и орать матерные частушки. А вот самому в пыточную не хотелось.
— Да, да! Похоже, в самом деле, мы не до конца правильно сформулировали сказанное девицей… Значит — она назвала факты, которые не понравились пострадавшей стороне. Неверная трактовка.
— Замечательно, ваша честь! Тогда прошу сделать запись в документах, что моя клиентка всего-навсего назвала вслух ряд фактов, которые известны всем добрым жителям города… Сделали? Очень хорошо. Тогда я позволю отметить, что первоначальное дело об огульном обвинении превращается в навет и клевету.
— Клевету… Может быть.
— Господин судья, вы только что сами подтвердили, что имеет место быть клевета, которую использовали трое подозреваемых, в попытке опорочить девицу Агнессу. Она произнесла вслух факты, а в ее адрес были допущены голословные обвинения. Еще раз хочу отметить — ничем не спровоцированное злословие, в котором в непристойных выражениях критиковалась работа, выполняемая Братством, пролитая во благо общества кровь и святая набожность. Все это вместе вполне тянет на еретические высказывания в адрес Матери Церкви, представителем которой госпожа Агнесса является… Правда, я пока не могу окончательно разобраться, что мы имеем на самом деле — или глупость, или злой умысел. Если первое, тогда трое господ, сидящих сбоку от меня, просто идиоты. Если второе, тогда нам придется в самом деле пригласить людей, кто обязан Словом Божием наводить порядок среди паствы.
Публика безмолствовала. Судья сидел, разинув рот и выпучив глаза. Потому что он только сейчас сообразил, в какую ловушку угодил. Черт бы попрал крючкотвора. В груде запутанных законов зачастую можно было свернуть шею. Но то, что монахинь Братства приводили к присяге и они говорили только правду — факт. Часто в разных спорных ситуациях монашек использовали в качестве свидетелей обвинения или защиты. Если они что-то видели, слышали и в чем-либо участвовали — карательные органы получали прекрасных свидетелей: обладавших отменной памятью, острым слухом и фанатичной уверенности в служении правому делу. Поэтому — раз Агнесса назвала обидчиков суками толстожопыми — значит, так оно и было. Ведь младший писарь, пробивший башкой стену лавки, в самом деле морду наел — в дверь не пролезет. Выходит теперь — три идиота хулили официальное лицо в кроваво-красной рясе. А это в самом деле может закончиться прогулкой до столба с хворостом вокруг.
— Знаете… Я вам очень благодарен… Герр… Эац… Похоже, вы в самом деле сумели найти скверну, о которой мы и не подозревали… Поэтому я думаю, что в ближайшие дни мы еще раз рассмотрим дело и…
— О, я не настаиваю на том, чтобы трем негодяям присудили каторжные работы или еще что-то заслуженное немедленно. Это — на ваше усмотрение. Просто я еще опросил вчера городских стражников, подавальщиков в таверне и посетителей. Что тут у нас… Значит, записано: бахвалились полученной наградой, хулили местные порядки, договаривались о том, кого бы из монахинь еще ограбить похожим образом. И называли власти в вашем лице жирным боровом, пьяницей и развратником… Подписи опрошенных, подписи личных исповедников, монастырские печати. Попрошу добавить этот документ к жалобе.
Захлопнув рот, герр Эрхард вынужден был признать — да. Три идиота. Не умеющие держать язык за зубами.
— Поэтому, ваша честь. По совокупности вновь открывшихся фактов и следуя законам, я прошу выплатить по одному рейсхгульдену за каждое матерное слово, произнесенное в адрес моей клиентки. В качестве компенсации. Список данных слов есть и в деле, и в снятой вчера копии. Я посчитал, получается шестьдесять девять. Вот подготовленные документы в городскую кассу. Как именно славный город Ульм взыщет штраф с виновных — оставляю на ваше усмотрение.
Рванув тугой воротник, судья прохрипел:
— Стража! Этих троих — в подвал! Завтра будем разбираться… Все бумаги — секратарю, пусть готовит выписку… Объявляю слушание закрытым… И мои самые искренние извинения непорочной девице Агнессе… Все свободны!
«Суки бритые» — это герр Эрхард подумал про себя. С парочки станется и с него золото стрясти. Принесла же нелегкая…
Девять золотых монет прогуляли вечером, отмечая фантастическую победу. Десятину Чумная Повитуха выплатила в монастырскую казну, остальные деньги потратила на два местных приюта для сирот: дрова и уголь для отопления, новое постельное белье, одежда, крупы и мясо. Конечно, дети там не бедствовали, оба заведения были под присмотром у Братства. Но золото лишним никогда не будет, всегда найдется, какие дыры стоит залатать.
У крыльца Эйвана Эаца по утрам теперь гомонила очередь. Можно сказать, что первая рекламная акция позволила показать товар лицом и найти благодарную клиентуру. Ведь законы — они такие. Если хорошенько покопаться, можно практически любое дело развернуть на сто восемьдесят градусов. Главное — постараться.
Если хорошенько подумать
Любимое место в углу таверны было занято. Конечно, Агнесса в городе бывала относительно редко, деля свободное время между забегами за монстрами и покаянными молитвами по итогам. Поэтому за крепкий дубовый стол садилась от силы пару раз в месяц. Поэтому требовать, чтобы для тебя держали отдельно в углу свободную скамью — наглость.
С другой стороны, в толпу не хотелось, а одинокий путешественник вряд ли испортит вечер. Поэтому женщина промаршировала сквозь табачные клубы, свалила в угол громыхнувшую амуницию и пристроилась с другой стороны, не забыв буркнуть:
— Вечер добрый, приятного аппетита, сильно вам не помешаю.
Посчитав, что на этом официальное знакомство можно считать законченным, обернулась к материализовавшемуся рядом разносчику. Мальцы в таверне успевали обслужить всех, но Повитуху любили больше прочих завсегдатаев. И с чаевыми не жадничала, и в ухо не орала «клоп вонючий, когда мое пиво принесешь».
— Как обычно, госпожа?
Посмотрев на сидевшего напротив господина, Агнесса оценила размеры и чуть скорректировала привычный заказ:
— Ага, только вина — два кувшина.
— Пять минут и будет готово!
После двух выпитых кружек вина Повитуху чуть отпустил боевой задор, и она молча остатки кувшина разлила и себе, и незнакомцу. Тот оценил жест и передвинул тарелку с огромными вареными раками на середину стола. Затем отсалютовал и произнес на верхнемецком:
— Дю-слайнтиш!
Смысл Агнесса поняла, потому что год назад с бородатыми громилами в медвежьих шкурах помогала семью огров от мертвичины отбивать. Потому что это тролли — злобные, наглые и недоговороспособные. Огры — они размерами чуть меньше и северных германцев за родню считают. А семье помочь двоюродному брату — так боги велят. Деляночку отстоять от набегов, избушку поправить, костями троллей покосившийся заборчик подпереть. Ну и всякое разное, включая разграбление захваченной вражеской пещеры и пересчет добытого золота. Где бравая Чумная Сестра активно поучаствовала. Северяне — они хорошие. Даже моются иногда, когда под дождь попадают. Только со счетом у них все сложно. Двадцать — это еще осилят, сняв сапоги. Но больше — надо где-то отрубленные руки складывать, чтобы пальцев хватило. Поэтому сначала Агнесса стреляла, затем железом махала и спины прикрывала. Ну и напоследок помогла оценить добычу. Пальцев у всей ватаги не хватает? Кто же по монетке считать пытается? Бочками надо. Или сундуками. Тебе сундук, ему сундук, троюродной бабушке с дубиной. И мне напоследок.