— Ладно, не ворчи… Герман, ты эдикт про найм предсмертный помнишь?
Услышав эти слова жандарм даже протрезвел:
— Э, сестра… Да мы при исполнении, нас нельзя! Это же на убой берут!
— Про вас и речи нет. Я к тому, что вот сидит человек, кто точно в каменоломне соседу башку киркой проломит. Он же головорез, а не просто крестьянин с долгами. А у меня вот документы… Читай — прибыть и оказать помощь в марке Цейц с зачисткой подземных соляных пещер. Ожидаемый уровень сопротивления — высокий. Оценка нечисти — от уровня упырей и выше. Сроки — приступить к исполнению приказа немедленно… Мне лишние руки не помешают. И тебе туда-сюда болтаться не придется. Святая Церковь платит за голову серебрянный цвельфер и дальше уже мои проблемы, как бывшего пикинера использовать.
Подумав, старший жандарм согласился:
— Расписку, честь по чести. И еще завтрак оплатишь. Тогда — можешь забирать.
— Я его и так могу забрать, — расхохоталась Агнесса. Но у нее было хорошее настроение и она слишком устала за день, чтобы препираться ради принципа. — На, держи монету. Давай документы, я там накалякую, что полагается. И утром народ поднимай с рассветом, я рано встаю… Эй, Дези, ты храпишь ночью?
Добыв последние винные капли из кружки, бывший доминиканец стряхнул крошки с бороды и гордо расправил плечи:
— С чего мне храпеть? Я не походный мул.
— Тогда внутри у дверей спать сегодня будешь. Но если врешь — в коридоре оставлю, на голом полу…
К следующему вечеру Агнесса так и не определилась — сделала ли она глупость или выложила деньги за неплохое приобретение.
С одной стороны, временами Дези раздражал. Болтал много. Со вкусом комментировал грудастых крестьянок, мимо которых проезжали на панцеркрафтвагене. Любил похвастать разносолами, которые за свою жизнь успел попробовать. Больше всего восхищался сыром, которым потчевали в горных кантонах. И пахучий, и не плесневеет, и в кипятке размочишь из каменного состояния — вот тебе и похлебка. Еще получивший временную свободу наемник никак не мог сообразить, как именно в закрытой в парафин круглой тяжелой сырной головке образуются дырки. Ведь никто не ходит и шилом не тыкает.
С другой стороны — дополнительные сильные руки не мешали. Из лужи вытолкнуть. Сумки и мешки в таверну и обратно перетащить за один раз. Собранную алебарду держать вертикально, чтобы присобаченный сверху флажок заранее встречных-поперечных на нужный лад настраивал. Особенно на подорожных заставах. Не успел народ про темные времена подзабыть, как моментально началось: «деньга давай, сбор плати». Лаяться каждый раз насчет своих полномочий Агнессе надоело еще давным-давно, поэтому обычно разговор был простой и короткий — латной перчаткой в зубы. Кто сразу не понял — еще сапогом между ног добавить. Но это надо — из машины выйти, в морду настучать, матерно добавить и на чужих костях попрыгать. То ли дело сейчас. Любой идиот у шлагбаума сразу понимает — начальство едет. Потому как на самоходной телеге, с оруженосцем и тот еще за полусотню шагов высоким стилем объясняет, как он и кому будет эту самую алебарду заталкивать. Поэтому — народ спешно палку поднимал, брал под козырек и Чумная Повитуха пролетала очередную будку с ветерком.
За ужином женщина открыла тубус и добыла оттуда несколько листов.
— Итак, Дези. Давай я тебе еще раз все растолкую, чтобы тебя окончательно в колодники не сунули. Значит, с момента самых черных времен существует закон о предсмертном найме. Тогда охотников за дрянью было мало, поэтому за любые тяжкие преступления народ выгребали из тюрем, давали в руки ножик какой-нибудь и заставляли телами дыры в обороне затыкать. Кто отказывался — сразу в петлю. Слышал об этом?
— Да. У нас в соседней роте один из выживших был. Если сядет у костра рассказывать про приключения, так потом никто спать не мог. Я думаю, приукрашивал.
— Скорее всего, всей правды не рассказывал. Но, в любом случае, сейчас с этим полегче стало. Как звонкой монетой за потроха стали платить, так нашлись желающие башкой рискнуть… Про тебя. Я не стала годовой контракт подписывать, у меня столько подземелий просто под рукой нет. Поэтому — на один раз. Прикрывать будешь и тяжести таскать. Ящики с разными полезными штуками, воду с провиантом и прочее.
— А потом?
— Потом я с Ирэн поговорю и будет видно. Либо у себя где-то пристроит и назначенные судом десять лет отслужишь как белый человек. Или я куда к знакомым смогу законопатить. Потому что орать на судью и называть его уродом тебе нельзя. Мне — можно. А тебе — десять лет каторги без права на помилование.
Удивленный доминиканец с подозрением еще раз внимательно оглядел нанимателя и все же задал вопрос:
— И в чем разница? Не считая разных частей тела у мужчины и женщины?
— Разница? Потому что у меня есть хороший крючкотвор, Эйван Эац. Его судейские до родовых корчей ненавидят и боятся. Любой закон может истолковать так, как мне нужно. Само собой, я с этим не наглею. Но разница очень простая. Со мной в городе раскланиваются, даже если сожрать заживо хотят. А тебе — десять лет каторги и пинок под задницу… Все, доедаем и спать ложимся. Завтра на месте будем.
Подругу Ирэн встречала разнаряженная до невозможности: в белоснежном костюме, шикарном парчовом плаще с меховым воротником и с сапогах выше колена. Но — чваниться не стала, наоборот — подбежала, обняла Агнессу и расцеловала в покрытые пылью щеки:
— Ты моя хорошая, приехала все же! Так, ванну сейчас девочки приготовят, с дороги отдохнешь и обедать! Потом хозяйство покажу и покумекаем, как завтра в поход будем готовиться… А это что за пупсик?
— Висельник это, Дези из Тасканы. Судебное семя пытался нахрапом переспорить, теперь будет десятку мотать. Я выкупила для нас: таскать, башкой завалы прошибать и алебардой тыкать, куда покажем. Еще у него здоровый член, но я в работе не проверяла. Пригрозила, что оторву, если фигней страдать будет.
— Проинспектируем, — кивнула хозяйка и повернулась к замершим потным девушкам в легких доспехах, мордовавшимся на посыпанной песком плацу: — Так, а вы что заколдобились? Никогда сестер из Братства не видели? Так вот она я… Мария, как через час закончат разминку, каждой по мешку с камнями и пусть кружок вокруг замка сделают. Бегом. Расслабились, понимаешь…
Ведя Агнессу под руку, Ирэн хвасталась хозяйством:
— Не, я как домой вернулась, хотела даже на покой уйти. Посмотрела на тебя и поняла, что по-настоящему придурковатой никогда не смогу стать. Жизнь люблю. И просто так голову в пасть тому же пещерному храпожору совать — уже не хочется. А потом с монастырскими еще посралась до кровавых соплей. Зажали выплаты за последний рейд, я и вспылила. Сунулась в казну — а там сундуки с деньгами стоят. И монашки в рванине ходят. Вот я настоятеля на кол и усадила.
— О как, — удивилась Чумная Повитуха. Похоже, про истинную придурковатость нужно было с других пример брать. — И чем закончилось?
— Инквизиторы приехали, еще пятерым пеньковый галстук подарили и нового настоятеля выбрали. Он в мою сторону косится, но пока сосуществуем. Хотя съехать заставили. Думали, я плакать буду. А я — вон, бесхозный замок под себя подгребла, народ навербовала и теперь сама себе большой начальник. А жлобы мне за любой чих и удар тяжелым железом деньги вперед платят.
— И госпожа Хаффна даже епитимью не наложила?
Помрачнев, Ирэн призналась:
— Хуже. Сказала, что пять лет мне тут пахать, как на галерах. Про новый панцеркрафтваген и наряды модные вопросов нет. Но чтобы всю марку и соседей я от нечисти прикрывала. Для этого выделили содержание на четыре десятка молодых и бодрых, заставили в гости в лицей заглянуть. Там двух инструкторов мне благословили, кто уже в возрасте и за самыми шустрыми не успевают. Так что — приходится пыхтеть… Не хочешь ко мне в товарки? Поделим на пополам, мигом зубастых натаскаем!
От столь щедрого предложения Агнесса чуть не рванула обратно с пробуксовкой:
— Шутишь, да⁈ Я только-только от лейтенантского патента отбилась! Меня дома отец настоятель пытается соблазнять, в игуменьи запишет сразу, как слабину дам. А мне оно надо? Палкой идиотам по хребтине стучать, за прегрешения заставлять молитвы читать и даже из огнемета никого не спалить, если очень не нравится… Я в рейды хочу ходить. Клыки драть и в пузо железом тыкать. Или рыбу динамитом глушить, чтобы потом на костре пожарить.
— Думаешь, я не хочу?
— Так надо было сначала у Хаффны спросить разрешение, а потом на кол сажать. Уверена, что не отказала бы в такой мелочи… И вообще. Надоест все — уеду на закат. Осяду, как Святой Вацлав. Выберу место глухое, чтобы туда даже швейцарцы прорубиться не могли. Подтащу ближайших авантюристов и заживу в свое удовольствие… Надеюсь, на мой век такого еще хватит…
Подумав, Ирэн ткнула пальцем в покрытым мелкими царапинами нагрудник подруги:
— Это шикарный план! Значит, пять лет… Давай мы вернемся к этому вопросу через пять лет. Нам главное на пару — продержаться. И еще кого-нибудь на острую палку не усадить. А потом — мы себе и местечко подберем, и придумаем, как проблемы делить. Может, к тому времени я привыкну, что стол нужен для работы с документами, а не для развлечений.
Поход в соляные пещеры Дези изрядно удивил. Нет, он понимал, что двум оторвам больше хочется просто оттопыриться с огоньком. Чтобы спокойно без чужих ушей поболтать. Похвастать обновками. Померяться разными гремящими железками. Покомандовать молодыми и резкими девчонками, кто обвешался оружием с ног до головы. Еще Агнессу с Ирэн смешило отдавать приказы залетчику, подсказывая, в какую конкретно дырку нужно бросить динамитную шашку. Как объяснили доминиканцу — за сто с лишним лет местные шахтеры изрыли горы, словно сырную голову. И гонять разного рода жуть пещерную можно до скончания веков. Но если очень хочется поразвлекаться — почему бы и нет?
На третий день молодняк сочли достаточно уставшим, поэтому вместе с Марией отправили наверх. Развеселая парочка тоже начала сгребаться, отпинывая в сторону опустевшие ящики из-под израсходованной взрывчатки. Потный и грязный Дези обиженно спросил, пытаясь выковырять противный звон из левого уха: