— Пойдем, покажу. Надеюсь, не придется больше динамитом речку гробить. Река — она ведь, живая. С ней надо с почтением. Хотя, ты вроде уже это понимаешь.
После демонстрации Чумная Повитуха порадовалась, что бреется налысо. Иначе волосы стояли бы дыбом еще неделю. Со всем уважением взяв подарок, попрощалась с многочисленным семейством рыбака и покатила. Сзади поскрипывал на кочках собранный на скорую руку прицеп, забитый книгами. Под пассажирским сиденьем пристроился забитый под горловину мешок с найденными монетами. Часть добычи Агнесса хотела прокутить после всех необходимых выплат. Но вот львиную долю собиралась припрятать на будущее. Мысль про пять лет и печальное будущее возвращалась все чаще и о пенсии уже стоило позаботиться. А то монстры закончатся, на что тогда обновки покупать?
— Смотри внимательно, Рожа. И запоминай.
К выворотню в гости Повитуха заскочила через день после возвращения домой. Взяла бумажку «проверить дорогу» с пустыми графами, вписала нужное и рванула с утра. Промчалась пыльным болидом, разок из огнемета подсохшее болотце причесала на всякий пожарный и с чувством хорошо выполненной работы зарулила в порт.
Нет, рыбы насолили и накоптили столько, что Агнесса даже часть в монастырские подвалы перекантовала. Но подарок надо было отдать. Благо, гигантская тварь даже именем обзавелась и пока спать в подземную берлогу не завалилась. Вот снег первый ляжет — тогда и не найдешь монстра.
— Дудочка. Веревочку сделала, можешь на шею подвесить. Или просто припрячь где подальше. Вот сюда аккуратно дуешь. Аккуратно — это чтобы ее на части не разорвало. Понял? Смотри, показываю… Да, не сдумай дубиной стучать, никто тебе гадости не делает. Наоборот…
Про дубину — это было правильно. Потому что на еле слышный свист из воды на покатый причал медленно выбрался первый гость. За ним потопали следующие. Скоро перед парочкой рядом с панцеркрафтвагеном выстроилось в ряд десять крабов. Серьезных таких — вроде перевернутых вверх днищем колод, в которых прачки белье стирали. По-крайней мере, Агнесса не смогла бы достать от одного края панциря до другого, даже максимально раскинув руки. Покрытые наросшими ракушками. С чудовищными клешнями и пучками зеленых глаз на вытянутых жгутиках.
— Видел? Мы их не трогаем, они нас не чапают. Где там остатки рыбных хвостов, которые я просила в ведро собрать? Угощай. И думай, как использовать будешь. Считай, что барбосов тебе подогнала. Речных… Надо — в дудочку подул, они пришли или кого из мелких пригнали. Озадачил, едой чуть поделился — побежали вкалывать. Больше не нужны, с другой стороны дунул и отпустил… Вот где мордочка вырезана на дудочке — это позвать сюда. Где хвост из жопы торчит — это чтобы разогнать всех по домам. Понял? Корми тогда и можно отпускать на первый раз.
До серьезных холодов Агнесса успела еще раз в гости к Яну Дамбе попасть. Приплыла на огромном заново просмоленном баркасе, куда сумела пристроить и бронированное авто, и кучу мешков с рухлядью. Все же семья у рыбака большая, так что — одежда не помешает, найденная обувь и всякое разное.
— Эй, борода! Мальчишек зови! Пусть швартоваться помогают!
— Тоже решила с реки жить?
— Не, просто нашла недалеко от нас лодочный сарай, а там вот это чудо. Тебе нужнее. Младшенькие подрастают, так что пусть сразу на своем рыбачат. Нормально?
— Спасибо, Сестра. Очень хороший подарок.
— И отлично. Так, я только сейчас работяг отпущу.
Встав на носу, Повитуха добыла небольшую коробочку, высыпала ее содержимое в воду и натянутый толстый канат бессильно обвис. Заинтересовавшись, Ян подошел поближе:
— Это чего было?
— Без понятия. Рожа с крабами договорился, те кого-то пригнали. Он им одного копченого сома, они меня прямо до места дотащили. А это — вроде как корм, чтобы отпустить и домой отправить.
— То есть, ты даже не знаешь, кто тебя на буксире волок? — восхитился Дамба.
Отмороженная на всю голову дама покрутила пальцем у виска:
— Я что, больная туда нырять и любопытствовать? Сожрут! Я лучше по дорогам, как нормальные люди. Но если тебе надо, можешь по весне к выворотню скататься в гости. Он тебе покажет и расскажет, если сам раньше не разберешься. Он у нас теперь натуральный барон. С дудочкой твоей наловчился и полсотню крабов к делу приставил. Кто-то охраняет, кто-то шерсть вычесывает, кто-то грибы в затопленных подвалах выращивает. Думаю, как перезимует, так еще и домик себе достроит. Там битого кирпича полно. Отгрохает замок, флаг поднимет и начнет бормотухой торговать…
На утро Агнесса поехала в Верден. Сзади, по старой доброй привычке, гремел по камням новый прицеп. На нем с горкой лежали разные припасы, с боку теснились бутыли с рыбьим жиром. Оказывается, брат Паша тоже протоптал дорожку к соседу и подарил образованного зомби. Криворожий днем помогал с сетями, а вечером хрипло толковал писание и учил детишек чтению и письму.
Потому как темные времена — они не вечные. Рано или поздно закончатся. А грамотные люди — они всегда ценятся. Или как наемные работники, или вообще как будущие хозяева больших речных кумпанств. Кто может себя прокормить, на реке не пропадет. А у кого к работящим рукам и думающая голова прилагается — тот богатым и уважаемым человеком станет.
И баночку чернил в подарок
В гости к брату Вольдемару Агнесса заскочила не просто так. Отчет — это повод. А главное — у монаха можно было втихую утащить несколько исписанных листов из пачки на углу стола. Все, что не удовлетворяло взыскательные вкусы архивариуса по готичности выведенной надписи, гравюрам с мордами тварей или еще каким-то одному ему известным проблемам — набело перелицовывалось и убиралось в очередную папку. А «испорченный» лист водружался на верх пирамиды. На растопку ценную бумагу не тратили, раз в месяц относили в мастерскую и там перерабатывали.
Для Повитухи исчерканные листы представляли особую ценность. Именно из них получалось скатывать плотные бумажные шарики, которыми так приятно расстреливать через бронзовую трубочку охрану на плацу. С закованными в железо бугаями у женщины шла перманентная вялотекущая война. Нет, будь что-то серьезное, разговор получился бы очень короткий. Сложила бы из отрубленных голов пирамиду на утоптанном песке и дело с концом. Но за мелкие пакости на куски рубить — это все же чрезмерно. Агнесса не монстр какой-нибудь. А вот попасть комочком в обнаженную шею, когда на утреннем разводе капитан идиотов строит — здесь уже настоящее коварство, детальный рассчет и тайная мстя. Потому что заорать от неожиданности в момент «я вас научу маму Церковь любить» — однозначный залет. И будешь в свободное от службы время нужники чистить.
Повитуха иногда ловила мрачные взгляды и догадывалась, что ее проделки порождают недобрые подозрения у охраны. Но за руку и трубку не ловили, доказать ничего не могли и косились больше по привычке. Ведь кто у нас самая главная оторва среди Сестер? Ответ известен. Поэтому — будем подозревать и думать, как поквитаться.
— Это чего такое расчудесное? — спрятав несколько листов в безразмерном кармане, Агнесса отвлеклась на интересную картинку. Неизвестный с изрядной долей достоверности изобразил, как рыцарь в мятом шлеме тыкает кривым мечом в пузо кабану. Кабан был явно с болот — выше человеческого роста в холке. И меч, судя по крестовине, ковали в Линце. Учитывая, насколько паршивое железо плавили местные кузни, чудо еще, что оружие просто погнулось, а не свернулось в штопор.
— Эрвин выкаблучивается. Скучно ему раз в месяц выписку по монстрам оформлять, вот и занимается художествами.
О том, что Вольдемар не особо силен в художественных экзекуциях, Повитуха знала. Как и о том, что архивариус недолюбливает более одаренных художников. Потому что отрисованные им лично морды с большим трудом можно было опознать. Но для этого под каждой гравюрой монах делал подпись для потомков. А здесь — кабан, как живой.
— Что за Эрвин?
— Знакомый мой, из Пизы. Мы там на переписчиков обучались. Я потом сюда был отправлен, а его за неусидчивость отрядили в Северную Марку. Сейчас в Хафельберге сидит. Собирает у караванщиков все о монстрах, что в дороге узнали, делает выписку и дальше уже по отцам-настоятелям копии переправляет.
— А, точно. По этим письмам на карте Империи смотрят, где и сколько зубастых успело отметиться. Помогает будущие прорывы предсказывать и в проблемные герцогства наемников на усиление перебрасывать…
— Вот, даже ты знаешь… Но Эрвину все мало. Все чего-то хочет интересного, мечтает в веках след оставить. То картинки рисует, то еще чего пытается придумать. Хотя не мальчик уже.
Подумав, Агнесса забрала листочек, уточнила детали и корявыми буквами изобразила сбоку от бедняги рыцаря: «Эрвин Эрдаффель — шило в заднице». Вроде надо было в Мекленбург посылку доставить, так нужный монастырь будет как раз по дороге. Интересно познакомиться с человеком, кто не только в официальных талмудах ковыряться умеет.
Любителя рисовать ожившие кошмары Агнесса нашла вечером в таверне. Монах ужинал. Или постился. Потому что кружка воды и небольшой кусок хлеба на ужин походили мало.
Сев за стол, гостья сгрузила на пустой край тяжелую сумку с громыхнувшим железом, латные перчатки, сверху водрузила клювоносую маску. После чего поманила мальчишку-разносчика и строго спросила:
— У вас что, давно продуктовых караванов не было?
— Как можно, госпожа! Городской совет такое не допускает. Все кладовые полны!
— Отлично. Тогда, давай-ка нам колбасок перченых, как только у вас умеют делать. И сыра настрогай… Во, в палец толщиной. Чтобы глаз радовался… Еще похлебку чечевичную со шкварками. И пива. Два… Так, перченые… Не — три кувшина! Это мне. И брату Эрвину.
Грустно подняв глаза, монах попытался отказаться от неожиданного угощения:
— Мне оплатить нечем, Сестра.
— Девица Агнесса. Или можно просто — Чумная Повитуха… Вот это ты рисовал? — выложив листок на стол, женщина дождалась осторожного кивка и заявила: — Хочу услышать интересную историю про бедолагу. Сожрали его или нет на охоте. Поэтому — похлебка, колбаски, сыр с зеленью и пиво. Осилишь?