— Так, а кто это рядом с ним? Кому это он там про загробную жизнь втирает? Я вроде их до этого в городе не видела.
— Зомби это, Агнесса. Зомби…
— Да ну на… В рясах? Дохлые в городе?.. То-то у них рожи кривые, а я думала — с перепою.
— Вот за это нас всех и…
Не успел монах закончить фразу, как в ответ захлопнулась дверь и по коридору прогремели сапоги. Любительница крошить мертвечину рванула во двор — потому как там происходило явное непотребство и в этом срочно нужно было поучаствовать.
Брат Баша был известным человеком в Ватикане. Хотя в спину шипели, что он скорее — чирей на папской заднице. Потому что веровал истово, слово Божие нес в любые дикие земли не жалея себя и преграды на пути сшибал, словно таран. И не важно, что за преграды — бюрократия Римская или пираты Средиземноморские. Пираты от него теперь, к слову, шарахались. Как увидят паруса с огромным белоснежным крестом на черном фоне — так и дают деру. Потому что первую шебеку, взявшую на абордаж торговца с монахом на борту, после непродолжительного времени Баша разагитировал во славу Господа и вместе с ними успел всю Африку обплыть не по одному разу.
— Брат Баша, признайся, зачем тебе задохлики? Хор собираешь псалмы петь?
— Не мешай заниматься делом, Агнесса, — высокий и худой мужчина строго погрозил пальцем. — Тебе бы только кистенем по темным углам махать. А кто о заблудших душах позаботится?
— Так их уже отпели всех разом, как Чуму посчитали закончившейся. Буллу на эту тему выпустили.
— Это была огромная ошибка. Ладно, кто погиб и в землю окончательно упокоился. А кто ходит, места себе найти не может? С ними надо работать.
— Учить держать копейный строй? — женщина посмотрела на толпу зомби рядом с помостом. Обычно здесь казнили проворовавшихся экономов или казначеев. Люди духом слабы, соблазнов много, поэтому к рукам что-нибудь постоянно норовит прилипнуть. Вот и вешали в назидание другим. Но сейчас на дубовых досках возвышался брат Баша, а перед ним в серых рясах замерли вонючими истуканами мертвецы. — Не, хилые они. Первая же атака сметет к чертям.
— Что я и говорил. Тебе бы только железками махать. А о пастве кто заботиться будет?.. Скажи, если братья за реку поедут, в зараженные земли, что с ними будет?
— Сожрут, — в этом Агнесса не сомневалась. Между изрядно скукожившейся Францией и Священной Римской империей тянулась огромная обезлюдевшая полоса. Живых там можно было пересчитать по пальцам одной руки — разного рода мародеры и бандиты, обустроившие себе крепости посреди монстров, нечисти и разнокалиберной дряни.
— Именно. Сожрут. А если с ними отправить отряд бойцов получше? Вроде вашей охраны?
— Тогда на второй день сожрут. На свежатину обычно прибегает стая морд в триста. Заманаешься мечом отмахиваться.
— Вот и ответ на твой вопрос. А моих учеников ни одна зараза не тронет.
Встав рядом с монахом, Чумная Повитуха задумалась. Да, сгрудившиеся зомби были совершенно не агрессивны. От них не исходило эманаций зла и вечного голода. Но и людьми они больше не были. Поэтому вряд ли другая нежить станет их жрать. Мертвое друг к другу относится как к мебели. Бродить не мешает и ладно.
— Хм, а ведь интересная штука получается. И где вы это научились? В Африке?
— Там практиковал, но куда меньше. Обычно колдунам по башке посохом наподдашь, в чувство приведешь, потом племя-другое в истинную веру перетолмачишь и уже дальше. Не в одиночку, а с новообращенными помощниками.
— Замечательно. Не убивать заблудших, а превращать их в рабов Божих, истинно верущющих… Но если кто в ереси тверд?
— Тогда приходится ко второй ипостаси прибегать.
Крестом и мечом. Все, как было завещано отцами-основателями еще со времен дремучих и диких.
— Я все спросить хотела, брат Баша. А почему вы из Африки вернулись? Вроде у вас там неплохо получалось.
— Другие миссионеры нажаловались, что я у них хлеб отбираю. Мне бы еще лет двадцать, я бы все племена покрестил. Но — вызвали назад. Поэтому паству на крепких в вере оставил и домой приехал. А тут — Чума…
— Дикарей она вроде не тронула?
— Не успела. Кто по Сахаре бегал — те вымерли. Дальше зараза не пробралась. У нас же — куда не ступи, везде бардак и покойники без причастия по кустам валяются.
— Да, работы у нас много… Поняла я теперь про зомби. Отличный ход. Если получится, вы даже себе приход сможете выгрызть где-нибудь за речкой. Только монахинь придется мыть каждый раз перед употреблением. Пованивают.
Вечером после ужина и молитвы в келью к Агнессе протиснулся отец-настоятель. Посмотрев, как Повитуха ласково точит меч, попытался зайти издалека:
— Дочь моя, а не хочется тебе помочь брату нашему в трудном походе? Проводить его до Вердена, например. Там земли богатые, но совершенно обезлюдевшие. И собор без присмотра стоит.
— Не хотите ли вы сказать, что брат Баша с его зомби создают нехорошее брожение в наших стенах? И что наушники епископские уже кипу бумаги на кляузы перевели, обвиняя вас в попустительстве ереси?
— Вот зачем так сразу в лоб, а?
— Потому что я из шпаны городской ребят потолковее выдернула, они гонцов на воротах перехватили. Бумажки отобрали, морды набили, пообещали в следующий раз яйца отрезать. Поэтому дня два-три у нас есть, пока еще какую-нибудь каверзу не придумают отщепенцы проклятые. Вы их кормите, поите, а они все норовят нож в спину сунуть.
Почесав задумчиво пузо, его преподобие признал проблему:
— Да, вырастили идиотов себе на погибель… Значит день-два. А потом что?
— Если вы не будете жадничать, то уже завтра сможем отправить экспедицию на запад. Верден? Отличное место. Туда никакой епископ не доедет, это точно. Я могу проводить, насколько у «срани» горючки хватит. Обратно придется накопитель втыкать. Но вроде насобачилась. Пошарю там по погостам, отловлю духов неупокоенных, заставлю поработать.
— «Не жадничать» — это все до донышка или что-нибудь оставишь?
— Зачем из меня монстра делать⁈ — возмутилась женщина. — У нас зима на носу, припасы транжирить — зло. Но Господь велел делиться. Поэтому чуть-чуть отсыплем. И пару хрюшек надо будет выдать. Одну под седло, другую вместо тяглового битюга. Лошадей мало, а рожи с пятачком на подножных покойниках до места добегут с задором.
— Хорошо. Тогда с утра и займемся.
На новое место жительства брат Баша выдвигался с почетом. Будущий хозяин огромного Верденского собора сидел на гигантском хряке, почесывая того посохом между ушами. Следом топала свиноматка, запряженная в безразмерную телегу, до верху нагруженную мешками с полезным барахлом. Капитан наемников сумел чуть-чуть вдолбить в зомби основы шагистики и следом за монахом стройными рядами топали покойники в серых сутанах. Каждый в руках сжимал что-нибудь полезное: метлу, малярную щетку, грабли или лопату. Оружие им не выдавали — какой смысл? Брат Баша от любой нечисти сиянием веры отобьется, а помощники его пока только одну молитву выучили. Но ничего — вот пройдет полгодика, после ремонта поднатаскаются и пойдут по дорогам сеять доброе-вечное. А то непорядочек кругом, честное слово. Кого из нежити не спроси — ни «Отче наш», ни «Символ веры» прохрипеть не могут.
Но это пока. В Африке тоже сначала с копьями бегали и похабщину орали. То ли дело сейчас — головы друг другу рубят после утренней молитвы. И не забывают про церковную десятину. Так что все наладится.
Высунувшись из приоткрытой двери в подвал, Агнесса крикнула:
— Брат Баша, вы пока выдвигайтесь, я догоню. Мне тут надо чуть-чуть с домашними делами закончить.
Убедившись, что ее услышали и помахали в ответ, Чумная Повитуха вернулась к прерванному занятию. Отработав «двоечку», подняла упавшего на пол бедолагу и поинтересовалась:
— Так кто у нас тут такой раздварас конченный? Кому хлеб монастырский горек? Кто жаловаться вздумал и кляузы строчить? Все бумажки сожрал, паскудник?
— Это не мое, свои письма я уже съел, сестра, — проблеял бедолага в ответ, размазывая кровавые сопли.
— Ну ты же меня знаешь. Или сейчас рядом будет стоять тот, кто писал, или ты сжуешь весь мешок в одну глотку. Не сможешь — я в тебя самолично утрамбую. И поторопись, меня дела ждут.
Через полчаса Агнесса вымыла руки, натянула любимые краги и села за руль панцеркрафтвагена. По дороге до Вердена и обратно у нее были планы заехать еще в несколько банков. Потому что в городе открыли новую лавку и цены кусались. Поэтому — половину на нужды монастырские из добытого золотишка. А на остальное можно и гардероб обновить. Если что после ночного загула останется, само собой.
Лопаточка
В лицей Чумных Сестер Агнесса приезжала редко. Слишком уж воспоминания были специфическими. Когда мама и папа совместно гробанулись во время попытки прорыва нежити в Трир, сироту не бросили умирать в сточной канаве. Тем более, что она из семьи инквизиторов, успевших зарекомендовать себя в жутких мясорубках Темного времени. Поэтому — лицей, дрессура и единственно возможная дорога в будущем. Благо, железо разнообразное девочка любила и вполне успешно применяла.
Вот только методы обучения чуть-чуть нервировали. Потому что у Венеры Воительницы все просто. Норму за день не отработал — без ужина. На тренировке накосячил — повтори упражнение пятьдесят раз и еще пятьдесят за пререкания. Маршбросок с полной выкладкой — заодно булыжники из каменоломни притащите, стену подновить надо. И так — в любую погоду, в любое время года. Даже в лазарете отжимались, если способны были хотя бы дышать. Все четко.
Монашки в возрасте, кто застал еще совсем дряхлые времена, между собой директриссу называли «Морской». Агнесса не поленилась, порылась в талмудах и вроде бы нашла ответ — с чего бы это. Потому что имя при рождении Святой Валькирии дали Маринэ, что перекликается с древнеримским Марин — морской. А это — еще одно имя Морской Венеры. Так и перетолмачили. Статной даме в начищенных доспехах на это было плевать. Ее больше беспокоили лицеистки и дочка, которая явно мечтала превзойти маму, как только подрастет.