Спутанные волосы девушки неровно стлались по подушке, бледные губы были страдальчески сомкнуты, а во всем лице не было ни кровинки; туманность печальных снов витала надо лбом. Одеяло сползло на сторону и, поправляя его, Джек коснулся плеча Агнессы, еще хранящего следы южного загара, который некогда так поразил Гейл и который сейчас напомнил Джеку удивительное время их с Агнессой путешествия.
Он вспомнил мир синего неба и желтой земли, где на десятки миль кругом и днем, и ночью — никого, лишь ущелья, каньоны, высота и простор… Казалось, в этом мире, кроме двух влюбленных, никого не существовало. Это был тяжелый переход, но Джек забыл о зное, жажде, пыли и ветрах, он помнил только улыбку Агнессы, ее зеленые глаза, с изумлением и восторгом глядящие на диковинную природу из-под запыленной шляпы, помнил смуглые руки, державшие повод коня, и все-все минуты, часы, дни их счастья вдвоем, только с нею и с нею.
Нет, невозможно было, живя рядом с таким существом, стать грабителем и убийцей, безнаказанно проливающим чужую кровь! И Джек решил больше не ходить туда, где был сегодня, не встречаться с этими людьми. В конце концов у него было золото Дэвида, которого хватит на то, чтобы купить лекарства, ну а дальше… Дальше он что-нибудь придумает!
В реальность его вернула Гейл.
— Ну как? — спросила она. — Что тебе сказали ребята?
— Ничего особенного.
— Они возьмут тебя?
Джек неохотно кивнул.
— Как они тебе показались?
— Обыкновенными.
— Да, — подтвердила Гейл, — верно. Это же все бывшие золотоискатели. Кинрой ведь тоже не грабить сюда приехал, просто ему не повезло, как и тебе, вот и пришлось собрать ребят… Я тебе вот что скажу: Дэвид и Фрэнк — хорошие парни, держись их, они не подведут, а с Генри лучше не связывайся, он хоть и мальчишка, а хитер; со временем из него первоклассный негодяй получится. Двоих новеньких я не знаю; одного Кинрой сразу к себе приблизил, значит, дрянь человек, а другой, наверное, ничего.
— Знаешь, я как-нибудь сам разберусь!
— Ах, так? — Гейл обиженно поджала губы, уязвленная его ответом. — Ну, извини, извини; раз ты такой умный, то мои советы тебе, ясное дело, ни к чему.
— Просто я не собираюсь больше иметь с ними никаких дел, — подводя итог своим размышлениям, сказал Джек.
— Вот как? Что ж, очень мило. Но напрасно. Кинрой сочтет себя оскорбленным.
— Золото я взял не у Кинроя, а у Дэвида, с ним и буду разбираться. Как-нибудь рассчитаюсь.
Гейл рассмеялась.
— Дэвид — добрая душа, он простит тебе этот долг, особенно если ты расскажешь душещипательную историю о своей Агнессе. Но Кинрой обидится.
— Плевать я хотел на Кинроя! Лошадь я ему верну.
— Он дал тебе лошадь?
— Да. И сказал прийти завтра, но я не пойду.
— Нет?
— Нет.
— Тогда я тебе не завидую. Кинрой не прощает таких штучек: пришел, ни за что ни про что получил золото, а потом вдруг — знать вас не желаю! Кстати, ты и меня подводишь, ведь это я договорилась с ним о тебе. А теперь что ж, выходит, я наврала, подсунула ему фальшивку!
Джек скользнул по ней взглядом.
— Не переживай. Он твой дружок и тебя простит. В крайнем случае свалишь все на меня.
Гейл прищурилась.
— Не боишься?
— Нет.
— Ох ты! Не слишком ли уверен в себе?
— Ни в чем я не уверен, Гейл, — устало произнес он. Гейл засмеялась, как ему показалось, с презрением.
Решение Джека каким-то образом нарушало ее планы, но тем не менее она не злилась и разглядывала его скорее с любопытством, еще не успев понять, приятно ли ей на этот раз ошибаться в человеке или напротив — это очередное горькое разочарование. Впрочем, она, кажется, уже разучилась удивляться.
— Чем больше я узнаю тебя, Джек, тем больше изумляюсь, — заявила она вопреки своему чувству, — Иногда ты кажешься мне совсем мальчишкой, а случается, думаю, что ты лет на десять старше меня; иной раз я уверена в том, что по сути ты добрый человек и способный многим пожертвовать ради другого, но через минуту не сомневаюсь в твоей страшной жестокости. Дьявол ты или ангел — разве поймешь? Ты странный: на меня набросился, как голодный волк, чуть было силой не взял, а на свою Агнессу смотришь не дыша!
— Тогда я вел себя глупо. Мне неприятно вспоминать об этом.
Он не лгал, и Гейл, вновь задетая, воскликнула:
— А мне — приятно! Представляю, что было бы, если бы я не остановила тебя!
— Представляю, какие упреки слышал бы я теперь!
Гейл стиснула зубы так, что они скрипнули, будто у хищницы, и произнесла, с трудом сдерживая ярость:
— Ты… ты мелко плаваешь, Джек, вот что я тебе скажу. И у тебя никогда ничего в жизни не будет, ничего и никогда! Даже Агнесса тебя бросит рано или поздно, клянусь! Она еще девчонка, но со временем, когда повзрослеет, поймет, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на существование рядом с таким заурядным существом, как ты!
Джек поднял голову.
— Тебе доставляет удовольствие говорить мне гадости?
Гейл развернулась и резко выкрикнула:
— Да! Потому что ты мне ужасно не нравишься! Я… смотреть на тебя не могу!
Если б он позволил себе улыбнуться, она бросилась бы на него, как тигрица, но он ответил спокойно:
— Не смотри, кто тебя заставляет!
— Учти, как только Агнесса поправится, я ей все расскажу про тебя! Пусть знает, какая ты дрянь!
— Что ж, — сказал Джек, — ты имеешь на это право.
Гейл взглянула на него, хотя говорила совсем другое, и застыла на мгновение, увидев, каким отчужденно-жестоким может быть взгляд его светлых глаз.
Агнесса проспала до вечера. За это время Джек успел позаботиться о животных, Арагоне и Керби, заплатить долги, а главное — встретиться с Энтони и получить от него обещание достать в обмен на золото лекарства для Агнессы. Кое-что Энтони дал ему сразу, остальное поклялся принести на днях. После, возвратившись домой и наскоро утолив голод, Джек отослал Элси и стал дожидаться пробуждения возлюбленной, опасаясь тревожить ее сон.
У него было время еще и еще раз поразмыслить об их с Агнессой жизни, прошлой, настоящей и будущей. В сомнении смотрел он на оставшееся золото: впервые он держал его в руках, и его было так… мало. Мало для того, чтобы начать новую, безбедную, прекрасную жизнь, чтобы обрести уверенность в завтрашнем дне. Да, Агнесса, конечно, поправится, они уедут отсюда и… опять нужно будет искать способ заработать на жизнь, не на хорошую, нет, на обычную, серую, беспросветную жизнь. И тогда Агнесса, быть может, и правда бросит его… И Джек невольно возвращался к предательской, ужасной и соблазнительной мысли: а что если попробовать?! Один-два раза, и — вдруг повезет? — у них будет столько золота, что хватит не на один год! А Агнесса… Она больна, ничего не знает, и ей можно ничего не рассказывать, ни сейчас, ни потом. Она ни о чем не догадается, разве она может представить его грабителем и убийцей?! А он себя — может? С самим собой он всегда находился в достаточно сложных отношениях, противоречивых, порожденных изначальной жестокой необычностью судьбы. Но убивать?.. Разве он способен?.. И ведь это будет уже не судьба, а его собственный выбор! О нет!.. Но золото…
И Джек сидел, как в наваждении, не в силах отделаться от мыслей о призрачном блеске того, что открывало кратчайший путь в мир богатства и счастья.
Керби, впервые за много дней накормленный досыта, лежал в своем углу, часто поглядывая на спящую хозяйку. Ее неподвижность показалась ему чересчур продолжительной и, выбрав минуту, когда хозяин отвернулся, пес прыгнул к кровати, быстро поставил передние лапы на край постели и коснулся шершавым теплым языком щеки Агнессы. Последовавший за этим шлепок заставил Керби отскочить в сторону, но дело было сделано: глубоко вздохнув, Агнесса открыла глаза.
От слабости она почти не могла ни двигаться, ни говорить и все же, заметив тревожный взгляд Джека, пошевелилась и прошептала:
— Я долго спала… Сейчас ночь?
— Вечер. Тебе нужно принять лекарство, Агнес. Я помогу тебе подняться, хорошо?..
Она опустила ресницы, соглашаясь; Джек наклонился, немного приподнял Агнессу и ощутил неровное биение ее сердца.
— Что сказал доктор? — спросила девушка.
— Он сказал, что ты скоро поправишься, — солгал Джек, — возможно, через пару недель будешь на ногах. Выпей вот это… Или нет, сперва съешь хотя бы одну ложку…
Она помотала головой: при одной мысли о еде к горлу подступила тошнота.
— Совсем немножко, — с мягкой настойчивостью произнес Джек. — Я попросил миссис Бингс приготовить это для тебя. — И, поддерживая ее голову, заставил проглотить пару ложек какого-то кушанья, совсем не похожего на ту отвратительную пищу, которой они вынуждены были довольствоваться все последнее время: Агнесса почувствовала это, несмотря на непроходящую горечь во рту. То было что-то сладкое и нежное, запомнившееся еще со времен детства.
Потом он протянул ей лекарство, Агнесса сделала глоток из чашки.
— Горькое… ужасно!
— Потерпи, будь умницей!
Она облегченно вздохнула, когда Джек наконец опустил ее на постель. Он натянул толстые шерстяные чулки на ее ледяные ноги, поправил подушки и убрал с лица волосы. Он возился с ней, пока не заметил, что она смотрит на него сквозь слезную завесу.
Джек схватил ее за руку.
— Не плачь же, маленькая! Клянусь, я не лгал, ты выздоровеешь, и очень скоро! Все будет в порядке!
Он наклонился, и, обняв его, Агнесса разрыдалась. Джек почувствовал, как по всему телу от ног до корней волос пробежала волнующая быстрая дрожь; совсем не нужно было слов, он это понимал, и успокаивал Агнессу лишь ласковыми прикосновениями.
— Господи, как не вовремя все случилось…
Джек с удивлением встретил ее виноватый взгляд.
— О чем ты, Агнес, милая?
— Но ведь мы… У нас ничего нет, — с трудом выговорила Агнесса.
Джек заставил себя улыбнуться.
— Все хорошо, Агнес, не волнуйся. У нас есть теперь золото и будет… будет еще. Мы уедем, и сбудется все, о чем ты мечтаешь, обещаю тебе!