— Успокойтесь, мисс, — сказала Терри, после того как Агнесса вскочила с места и принялась ходить по комнате, скрестив руки на груди. — Так и быть, я останусь. Не знаю, что тут можно сделать, но постараюсь помочь.
Агнесса остановилась.
— Спасибо, Терри. Да, вот письмо мистера Лемба, читайте, я доверяю вам. Только не хочу, чтобы Джек о нем знал.
— Джек, — сказала Терри. Она и не видела-то ни разу этого человека, поломавшего, как ей думалось, жизнь Агнессы. — Он хоть догадывается о ваших мучениях? Или ему все равно, лишь бы вы принадлежали ему?
— Нет, он хочет, чтобы я была счастлива, — ответила Агнесса, — только не вообще, а именно с ним. У него в жизни нет выбора, а если и есть, то такой, какого никому не пожелаешь.
Терри взглянула на нее искоса, потом принялась читать письмо Орвила, а Агнесса замерла то ли в раздумье, то ли в растерянности и стояла так; брови ее были приподняты, в глазах застыло ожидание.
— Он любит вас, — сказала Терри, откладывая письмо. — Это мнимая холодность. Гордость, уязвленное самолюбие, ревность. Если бы вы не дошли до последней точки, он бы рано или поздно простил.
— Теперь я тоже так думаю: он бы простил. Но сейчас уже поздно. Я вела долгую борьбу с собой и проиграла.
Она говорила устало. И показалась вдруг Терри далекой, чужой.
— Опять к нему пойдете, мисс? — с явственным осуждением произнесла женщина. — Уж если вы раскаялись в содеянном, то должны для начала хотя бы отказаться от жизни с этим мужчиной. Он…— И Агнесса услышала о Джеке все то, что обычно говорили о нем люди, знающие его и ее историю.
— Да, — сказала Агнесса, — все говорят так, и никто иначе: это мой первый возлюбленный, отец моего ребенка, человек, дважды спасавший мне жизнь и, если понадобится, готовый сделать это еще раз, тот единственный, кому я сейчас дорога и кого могу сделать счастливым.
Терри невольно отпрянула, пораженная такими словами.
— Это человек, лишивший невинности вашу душу, сделавший вас несчастной!
Агнесса молчала, и тогда Терри произнесла, как приговор:
— Я ошиблась: вам не в чем помогать. Каждый человек достоин своего выбора — оставайтесь с ним. А я… Я уеду. Потому что я лишняя здесь, лишняя, как и все остальные.
И, как Агнесса ни уговаривала ее остаться, Терри не пожелала изменить свое решение.
— Бога ради, Полли, бери скорее поднос и беги в гостиную! Не урони только, — говорила Рейчел задержавшейся служанке — Гости, наверное, заждались.
Сегодня впервые за много дней Орвил принимал гостей, знакомую супружескую пару. Полли убежала, бренча чашками и кофейником. В кухню вошла Френсин.
— Ты переодела мисс? — спросила Рейчел, как всегда озабоченная всем, что касалось Джессики. — Она в гостиной?
— Нет, — сказала Френсин, — пошла поиграть на рояле. Она говорит, — с неожиданным вызовом добавила девушка, — что должна заниматься музыкой, иначе все перезабудет к приезду матери, и та будет огорчена.
— Миссис Лемб вернется? — тихо спросила Лизелла. — Никто ведь ничего не знает?..
— Мистеру Лембу не нужна такая супруга, — сказала Рейчел, твердо сжимая губы, — она его опозорила.
На лице Френсин от волнения появились красноватые пятна. Она ничего не забыла: ни своего, как она считала, предательства, ни поступка подтолкнувшей ее к этому Рейчел. Настала пора свести счеты.
— Вы, что ли, замените мать его детям, мисс Хойл? — воскликнула она — Мисс Джессике и мистеру Джерри! У вас никогда не было семьи, вот вы так и говорите! Просто не способны понять!
Рейчел стремительно обернулась в обиде и гневе.
— А ты способна, да?!.. Если так, то и ты такая же…— Слова, готовые вот-вот сорваться с языка, все же застряли в горле.
— Прошу вас, перестаньте, — испуганно прошептала Лизелла, — не наше это дело — судить господ. Зачем ты так, Френсин! И вы, мисс Хойл, не надо…
…В гостиной велись другие разговоры, не такие откровенно-прямые и все же имеющие источником те же вопросы.
— Стало быть, ваша супруга все еще в отъезде? — говорила миссис Уолтем, встряхивая массой пепельных мелких кудряшек и даря невинную улыбку как Орвилу, так и мужу, и игнорируя предупредительно-строгий взгляд последнего. Орвил не очень-то рад был визиту именно этой пары: миссис Уолтем, женщина легкомысленная и поверхностная, слыла, тем не менее, весьма проницательной, если дело касалось деликатных тем. — Я слышала, она в столице? Конечно, столичная жизнь интереснее нашей! Думаю, по возвращении ей будет что нам рассказать!
— Не сомневаюсь.
— У меня спрашивали о ней по крайней мере раза три за последнюю неделю…
Орвил не был уверен, что это правда: общество и Агнесса не очень-то интересовались друг другом. Впрочем, возможно, до сих пор просто не было повода. Что ж, он не удивится, если узнает, что по городу уже пошли нехорошие слухи.
— Мистер Лемб, одна наша общая знакомая на днях видела вас в парке в обществе симпатичной молодой леди. Это, очевидно, ваша родственница?
Орвил не знал, как и с кем проводит Агнесса время в сером особняке, он мог лишь догадываться и предполагать, но в любом случае пока не собирался ставить под сомнение прочность их брака в глазах общества, как не думал платить Агнессе той же монетой. Его встреча с мисс Кармайкл была продиктована потребностью хотя бы слегка еще раз соприкоснуться с чем-то чистым и светлым, что, возможно, когда-то было в Агнессе. И еще — Джессика поделилась с любимой учительницей своими переживаниями, и мисс Кармайкл решилась на второй разговор. Кстати, именно она посоветовала вернуть Агнессу в семью хотя бы ради детей.
Орвил ответил, спокойно глядя на собеседницу:
— Да, верно, я был там. Эта леди учит Джессику живописи.
Он не собирался оправдываться и ничего более не добавил. Розовые губы миссис Уолтем на мгновение сложились буквой «о», а короткие брови приподнялись в удивлении, но в следующую секунду она, принужденно рассмеявшись, сказала:
— Ах, Джессики… Да, кстати, а где ваша очаровательная белокурая принцесса? Разве миссис Лемб не взяла ее с собой?
— Нет.
Орвил взглянул на нее одним из тех редких своих взглядов, которые сразу действовали на собеседников, принуждая замолчать, что она и сделала наконец, лишь по инерции обронив еще пару фраз, к счастью, достаточно безобидных:
— А ваш племянник как вырос! Роберт говорит, вы каждое утро совершаете с ним верховые прогулки! В вашей семье растут замечательные дети; уверена, что и малыш не обманет родительских ожиданий!
Сверкнув глазами, она умолкла, а Орвил подумал о том, что терпит подобный разговор первый и последний раз. Больше в его доме не будет пустоголовых насмешниц и их терпеливых мужей. Или он сам уедет на лето с детьми, благо, занятия в школе закончились. Однако… за летом придет осень, а там зима, и вся жизнь еще впереди, жизнь, требующая принятия важных решений.
ГЛАВА IX
Прошел месяц, а Агнесса все еще жила в сером особняке вместе с Джеком. Возвращение назад с каждым днем становилось все более невозможным, и решиться на бегство в Мексику она тоже не могла, несмотря на то, что Джек продолжал упорно склонять ее к этому. Орвилу Агнесса, разумеется, больше не осмеливалась писать; от него тоже не было ни слуху ни духу и — что самое тревожное — от детей тоже; вероятно, письма застряли где-то на полпути или потерялись вовсе.
Агнесса и Джек почти не выходили в город; пару раз они выбирались в горы и посещали пустынный пляж в самом конце длинной гранитной набережной.
Джек был, наверное, счастлив, проводя с нею время, хотя Агнесса и ловила порой на себе его встревоженный взгляд. Да, она не отвергала больше его любви, но правда о том, что принадлежать ему безраздельно она не сможет уже никогда, оставалась правдой: прошлое было при ней, и она не чувствовала себя способной начать какую-то новую жизнь.
Терри уехала. Она все же увидела Джека и высказала ему напоследок то, что думала, но Агнесса знала: его душа давно уже была глуха к тому, что говорили другие люди… пожалуй, все, кроме нее, Агнессы.
Агнесса продолжала жить с ним, глубоко, почти в подсознании, скрывая полубезумную надежду на возвращение; признаться, она готова была броситься в Вирджинию и жить там где угодно,как угодно, пусть презираемая всеми, лишь бы иметь возможность видеть своих детей.
Неизвестно, на что бы она решилась в конце концов, но в один из последующих солнечно-ясных дней увидела, точно во сне, как возле ограды остановился экипаж, из которого вышли, сопровождаемые негритянкой… Джессика и Рей! Агнесса, не помня себя, сбежала по ступенькам и, стремительно преодолев расстояние от крыльца до калитки, заключила девочку в объятия — та и опомниться не успела.
— Джессика, доченька милая, откуда?.. Господи, я не верю!
— Мамочка! — воскликнула Джессика, бросившись ей на шею, и тут же сбивчиво заговорила: — Я очень просила папу отпустить меня к тебе, и он согласился. И Рей тоже захотел поехать…
Агнесса обняла и Рея, который с невозмутимым видом стоял позади, засунув руки в карманы куртки.
Лизелла скромно улыбалась. Как она потом объяснила, поехать хотели и Полли, и Френсин, но мистер Лемб выбрал ее. Агнесса вполне одобряла его решение — Лизелла была, пожалуй, самой ответственной и серьезной. Орвил дал ей на дорогу массу советов и велел возвращаться через две недели. Агнессе он ничего не передал, ни письменно, ни на словах, ничего, кроме новой пачки ассигнаций, не менее толстой, чем первая.
Агнесса постеснялась о чем-либо расспрашивать Лизеллу, спросила только — не без горькой дрожи в голосе — о Джерри. Мальчик был здоров и подрастал — большего Лизелла не могла сказать, а Агнессе хотелось, узнать так много, все-все, до самой последней детали, до мельчайшей его улыбки, до каждого шага…
И все-таки этот день принес настоящее счастье. У детей, разумеется, было множество планов: Рей хотел бы нанять верховую лошадь, Джессика собиралась делать эскизы и, конечно, купаться и загорать, а также устроить прогулку в горы.