е. О чем ей неприятно слушать. Но поддержать и выслушать его необходимо: с Тоби он вряд ли станет откровенничать. С другой стороны, Тоби переменил свое мнение о Хьюитах. Но рано или поздно он доберется и до Филиппа. Не оставит камня на камне.
«Любого можно вывести из себя» – так она сказала Джуду. Кажется, это было давным-давно. А на самом деле только вчера.
– Вы же видели, что случилось в пабе? – спросил Филипп. – Вы находились там.
Берди кивнула, с нетерпением ожидая, когда сможет уйти.
– Я был сильно пьян. За ужином поссорился с отцом. Нет, не из-за Тревора Лэма – из-за ягненка. Того, которого он запер в сарае. Я просил отпустить его. Только одного. Этим вечером. В память о Дафне. – Его губы задергались. – Я повел себя по-дурацки. Как в мелодраме. Глупо было надеяться, что отец поймет. Даже упоминать о Дафне не следовало. Он никогда о ней не говорит. Отец назвал меня слюнявым придурком. Так и сказал. И я ушел. Направился в паб и напился. А потом стал задираться к Тревору Лэму. Ну и потерпел очередное постыдное фиаско. Как во всем, что я делаю. Я вернулся домой. Мама была одна, сидела в гостиной, в темноте. Отец укатил в Ганбаджи. Видимо, к женщине, которая у него там. Разумеется, маме он об этом не говорил. Но она знала. Как представлю, что отец бросил ее одну вчера вечером…
«И ты бросил, выставив себя на посмешище в пабе».
Почти мгновенно, словно Берди высказала эту мысль вслух, Филипп повторил ее:
– И я ее бросил, пошел в паб и выставил себя дураком. А отец – чтобы потешиться с какой-то проституткой. И мама сидела в гостиной у застекленной двери совсем одна, в темноте. Только часы тикали. Это было ужасно. – Он вздохнул. – Обычно она там не бывает. Если остается одна, то устраивается в кухне. В гостиную мама ушла потому, что там фотография Дафны и в комнате полно подарков, которые она получала от нее.
«Леда с лебедем. Искаженное ужасом и беспомощностью лицо девушки. Огромные крылья, опрокидывающие ее на землю…»
– Когда я вошел, она просто сидела там. Даже не встала при виде меня. Наверное, поняла, как я пьян, и велела идти в постель. Объяснила, что мне обязательно нужно лечь, потому что отец зарежет ягненка, когда вернется. Я заявил, что не позволю ему. Но мама молча взглянула на меня. Даже она понимала, что у меня не хватит духу.
Я вышел из дому и направился к сараю. Вернее, поплелся, шатаясь. Собаки подняли головы и загавкали. Они заранее были взбудоражены. Как всегда, когда в сарае запирали ягненка. Собаки знали, что это означает. Свежее мясо. Голова, за которую придется драться. Филипп с отвращением скривился, а Берди внутренне поежилась.
– Я вошел в сарай – ягненок находился там, спал. Уже забыл, как испугался, когда его отделили от стада, и успокоился. Как того и хотел отец. Когда режут испуганное животное, мясо становится жестким. Я смотрел на него, собирался отпустить, но, пока стоял там, мне вдруг пришло в голову: если не этот, так другой окажется на том же месте. И какой же смысл? Если отпущу ягненка, вместо него погибнет другой. И в этой смерти тоже буду виноват я. И я вернулся в дом. Приготовил маме чаю. Уложил ее в постель. Затем ушел к себе, лег и заснул. Наверное, от спиртного. Обычно я засыпаю с трудом.
Я проснулся как от резкого толчка. Было почти половина первого. В трубах шумела вода. Я знал, что это означает. Встал и направился в прачечную. Света я не зажигал. Там на полу валялась одежда. Куча одежды. От нее пахло кровью. Я вышел из дому и заглянул в сарай. Там висел освежеванный ягненок, с него капала кровь. А я стоял и смотрел на него. Заставлял себя смотреть. Потом велел себе подойти и дотронуться до него. Он был совсем мягкий. Не как мясо. Как плоть. Человеческая плоть.
Филипп перевел на Берди измученный взгляд.
– Спасать его было бессмысленно, – забормотал он. – Если бы я спас этого, погиб бы другой. И так далее, и так далее, и так далее…
К горлу Берди подкатила тошнота.
В дверь класса яростно забарабанили. Филипп вскинул голову и провел ладонью по лбу.
– Который час? – спросил он.
– Мне пора уходить, – ответила Берди. – Давно пора. Извините, Филипп.
– Не беспокойтесь, – отозвался он и начал трясущимися руками расстегивать свой «дипломат». – Нам полагается начинать в девять двадцать. Но кто-нибудь всегда опаздывает. Так почему не я? Хотя бы один раз. Детям не повредит. Им безразлично. Они просто живут – день за днем. Едят, спят, играют. Словно никакого «завтра» не будет. Как ягнята.
Берди открыла дверь и осторожно пробралась сквозь небольшую теснившуюся у дверей толпу детей, ждущих в коридоре.
«Как ягнята…»
– Пока, мисс, – сказал ей невысокий коренастый мальчишка, самый бойкий из всех.
– Пока, – ответила она и улыбнулась ему в благодарность за его бойкость, независимость, за его счастье и жизнь.
Берди вышла на площадку. Красная дверь закрылась за ней. Она дошла до дороги, а потом, повернувшись спиной к школе, к колоколу, к призракам детей прошлого и шумным детям настоящего, направилась в сторону паба так быстро, как только могла.
Глава 29
Берди добралась до большой дороги и посмотрела в сторону паба. У веранды стояли несколько человек. Некоторые с фотоаппаратами и камерами. Один из мужчин, с собранными в хвост волосами, свисавшими чуть ли не до пояса, снимал паб. Берди увидела, как он медленно повернулся влево, чтобы взять в кадр панораму улицы с мостом, а затем продолжил поворачиваться, снимая машины под деревьями.
«Совсем как в прошлый раз».
Берди помнила, как последние пять лет в новостях демонстрировали похожие кадры. Во время суда над Тревором Лэмом и позднее, когда развернулась кампания по борьбе за его освобождение. Оператор мог бы и не трудиться, а новостные каналы – воспользоваться архивными материалами. В Хоупс-Энде с тех времен ничего не изменилось.
В новостных сюжетах часто фигурировал Джуд. Его показывали входящим в офис с папкой-двумя под мышкой, выходящим из машины, дающим интервью в сунутые под самый нос микрофоны с эмблемами разных радиостанций.
Джуд! Обязательно надо съездить к нему в Ганбаджи. И поскорее. Как только она расскажет Тоби, что узнала от Филиппа Хьюита. Получит факс и побеседует с Пег Маккан. Как только…
Берди перешла через дорогу и направилась к пабу, стараясь не привлекать к себе внимания. Журналисты взглянули в ее сторону, однако быстро потеряли интерес – видимо, сообразили, что она не из местных. К тому же Берди, устало плетущаяся с тяжелой сумкой через плечо, нисколько не походила на сотрудницу полиции. В погоне за сюжетом на нее не стоило тратить время.
Проходя мимо почты, она невольно посмотрела в окно. Поджав губы, Пег Маккан продавала двум покупателям тетради, а еще одному – молочный коктейль и пакет печенья. Завтрак, утреннее чаепитие или просто скука? Берди уже почти миновала окно, когда Пег вскинула голову и встретилась с ней взглядом. Берди вопросительно подняла брови, Пег еле заметно покачала головой. Похоже, факс еще не поступил. Берди зашагала дальше. Дойдя до паба, она обошла его с торца. Дверь Сью Суини теперь была заперта. Наверное, сама Сью в пабе, скоро открытие. Сегодня ожидается наплыв посетителей. Задняя дверь паба тоже оказалась запертой, ключа в замке не обнаружилось. Берди постучала. Через несколько мгновений раздались тяжелые шаги, и Цикада Бейкер высунул в дверь багровое свирепое лицо, готовый дать отпор непрошеным гостям. Но при виде Берди выражение его лица изменилось.
– Заходите! – Он почти втащил ее в дверь и сразу заперся на ключ. – Извините, что пришлось запереться. Чертовы газетчики достали! Не понимают слова «нет», и все тут. Стервятники.
– А детектив Тоби здесь, Цикада? – спросила Берди. – Он говорил…
– Здесь, – зарокотал знакомый голос из полутьмы коридора.
– Я уступил им свой кабинет, пока они не разберутся с делами, – объяснил Цикада. – Мне он все равно без надобности. Похоже, стоять мне целый день за стойкой и отбиваться от выпивох. А тем двоим помощь не помешает. Судя по виду старшего, зацепок у них не больше, чем у однорукого бродяги с паршивым псом. Вы, главное, скажите Сью или мне, когда будете готовы перенести вещи Джуда. Надо же постель перестелить. Хорошо бы успеть до открытия.
– Дайте мне пять минут: нужно сначала поговорить с детективом Тоби.
Цикада кивнул и произнес:
– Не повезло вам с машиной. От этой Лили Денджер никто ничего не ждал с тех самых пор, как она тут появилась. Ну и пусть проваливает! Сюда она уже не вернется. По-моему, ей здесь нечего ловить.
– Пожалуй, да.
– В школу ездили? – поинтересовался Цикада. – Вас видели в автомобиле Филиппа Хьюита. Шок у него, да?
Берди ограничилась невнятным бормотанием.
– Трагедия – вот что у них в семье случилось, – вздохнул он. – Трагедия проклятая…
– Берди, идешь или нет? – крикнул Дэн. – У меня новости насчет твоей машины.
Цикада похлопал ее по руке:
– Идите, дамочка! Похоже, все у вас уладилось. – И он тяжелыми шагами направился в зал.
Берди заглянула в кабинет.
– Какие новости? – спросила она.
Тоби хмурился, восседая за большим старым письменным столом Цикады.
– Где ты пропадала? – выпалил он.
– Да так, ездила кое-куда. Поболтала с хозяйкой почты. Школу посмотрела. Подбирала местный колорит. И сведения для тебя. Так что там насчет моей машины? Она цела?
– В основном, – уклончиво ответил Тоби.
– То есть как?
– Пришлось за ней погоняться немного. Ну, она и съехала с дороги. Поцарапалась кое-где. Шины потрепала. На дверце вмятина. – Он поправил бумаги на столе. – В общем, отбуксировали ее обратно в Сассафрас.
– Отбуксировали?
– А теперь – хорошая новость: Лили взяли. И предъявили ей обвинения: в угоне транспортного средства, вождении без прав, создании аварийной ситуации на дороге и в убийстве.
– Что?!
– То самое. Она их так взбесила, что в кои-то веки они зашевелились и проверили все, что за ней значилось. Оказалось, в Квинсленде Лили уже несколько лет в розыске. Точнее, пять лет и два месяца. Вместе со своим малолетним дружком она до смерти забила ногами старуху нищенку. Кто-то застукал их, когда они уже добивали ее. Тот малолетка попался, Лили ударилась в бега. А сейчас ее нашли. Беда в том, что в то время она была еще девчонкой тринадцати лет.