Опять не знаю, насколько точно формулирована действительность, но даже в намеке своем она содержит элементы благости, которым можно порадоваться, если чье-то сердце не засохло и не раскалилось на угольях озлобления.
Поучительно встречать в самых неожиданных местах сердца Азии несторианские кладбища с крестом надгробий. Интересно видеть ханские монеты с изображением креста и знакомиться с обширною литературою о Пресвитере Иоанне. Во всяком случае, мы должны быть признательны даже выдумщикам об открытом мною манускрипте, ибо они клеветою своею опять дают возможность, хотя бы и обратным подходом своим, вызвать еще одно внимание к этим жемчужинам духа, живым в претворении веков.
Мне уже приходилось писать о том, что у каждого благожелательного сердца не найдется камня, чтобы бросить в певца мусульманина, по-своему поющего самые высокие слова о Христе, не найдется желания остановить иноземную легенду, собирающую вокруг себя глубоко внимающих сердцем слушателей.
Наука не может содержать в себе ничего разрушительного. Ученые заботливо собирают все крохи предмета, которые когда-то, в чьих-то руках, откроют новые пути истории народов. Путь невежественного отрицания приводит лишь к разложению, а честное познание, прежде всего, строительно в существе своем и в благородстве духа своего не может заниматься никакими бессмысленными умалениями. Мы можем проверять, можем накоплять отрывочные искры народной памяти, которая в своей возвышающей легенде дает истинный, всеобъемлющий смысл, в свое время не оцененный.
Было бы непозволительно невежественною трусостью скрыть эти благостные легенды, открывающие драгоценные тайники души народной и соединяющие то, что было разделено по скудоумию. С истинною радостью вспоминаю суждение по этому предмету некоторых римско-католических и греко-католических пастырей. Конечно, и светские ученые найдут в себе и справедливость, и добросовестность обратиться к предмету не с уничтожающим желанием, а так же беспристрастно, справедливо и тепло, как согрела легенда Азии бесчисленные сердца народов.
Еще раз спасибо клеветникам, дающим мне возможность вновь произнести эти слова во Благо.Клады
– От Красной Пожни пойдешь на зимний восход, будет тебе могилка-бугор. От бугра на левую руку иди до Ржавого ручья, а по ручью до серого камня. На камне конский след стесан. Как камень минуешь, так и иди до малой мшаги, а туда пять стволов золота Литвой опущено.
В Лосином бору, на просеке, сосна рогатая не рублена. Оставлена неспроста. На сосне зарубки. От зарубок ступай прямиком через моховое болото. За болотом будет каменистое место, а два камня будут больше других. Стань промеж них в середину и отсчитай на весенний закат сорок шагов. Там золота бочонок схоронен еще при Грозном царе.
Или еще лучше. На Пересне от Княжьего Броду иди на весенний закат. А пройдя три сотни шагов, оберни в полгруди да иди тридцать шагов вправо. А будет тут ров старый, а за рвом пневое дерево, и тут клад положен большой. Золотые крестовики и всякий золотой снаряд, и положен клад в татарское разорение.
Тоже хороший клад. На Городище церковь, за нею старое кладбище. Среди могил курганчик. Под ним, говорят, старый ход под землею, и ведет ход в пещерку, а в ней богатства большие. И на этот клад запись в Софийском соборе положена, и владыка новгородский раз в год дает читать ее пришлым людям.
Самое трудное скажу. Этот клад хоронен со смертным зароком. Коли сумеешь обойти, коли противу страхов пойдешь – твое счастье.
За Великой Гривой в Червонный ключ опущено разбойными людьми много золота; плитой закрыто, и вода спущена. Коли сумеешь воду от земли отвести да успеешь плиту откопать, – твое счастье большое.
Много кладов везде захоронено. Говорю – не болтаю. Дедами еще положены верные записи.
Намедни чинился у меня важный человек. Он говорил, а я услыхал.
–В подземной Руси, – сказал, – много добра схоронено. Русь берегите. Сановитый был человек.
Про всякого человека клад захоронен. Только надо уметь клады брать. Неверному человеку клад не дастся. Пьяному клад не взять. Со скоромными мыслями к кладу не приступай. Клад себе цену знает. Не подумай испортить клад. Клады жалеть надо. Хоронили клады не с глупым словом, а с молитвой либо с заклятием.
А пойдешь клад брать, иди смирно. Зря не болтай. На людях не гуляй. Свою думу думай. Будут тебе страхи, а ты страхов не бойся. Покажется что, а ты не заглядывайся. Криков не слушай. Иди себе бережно, не оступайся, потому брать клад – великое дело.
Над кладом работай быстро. Не оглядывайся, а пуще всего не отдыхай. Коли захочешь голос показать, пой тропарь богородичный. Никаких товарищей для кладов никогда себе не бери.
А на счастье возьмешь клад, – никому про него не болтай. Никак не докажи клад людям сразу. Глаз людской тяжелый, клад от людей отвык, – иначе опять в землю уйдет. И самому тебе не достанется, и другому его уж труднее взять. Много кладов сами люди попортили, по своему безобразию.
–А где же твой клад, кузнец? Отчего ты свой клад не взял?
–И про меня клад схоронен. Сам знаю, когда за кладом пойду.
Больше о кладах ничего не сказал черный кузнец.
Старинный совет
В одной старинной итальянской рукописи, кажется, пятнадцатого столетия, – начальные страницы и все украшения книги были вырваны благородною рукою любителя библиотек, – простодушно рассказывается о том, как пришёл ученик к учителю-живописцу Сано ди Пьетро за советом о своей картине.
Учитель трудился над спешной работой и не мог придти на зов ученика, начавшего самостоятельно картину «Поклонение волхвов» для небольшой сельской церкви Сиенского округа.
Учитель сказал:
–Мой милый, я дал слово настоятелю Монте-фалько не покидать своего дома, пока не закончу заказанное им «Коронование Пресвятой Девы». Но скажи, в чём сомнения твои. Я боюсь, не слишком ли долго проработал ты у меня, что теряешься теперь перед своею работой.
–Почтенный учитель, – сказал ученик, – картина моя сложна, и трудно мне сочетать отдельные части её. Как лучше писать тёмную оливковую рощу на красноватом утёсе, – вдали. Видны ли там стволы деревьев, и насколько отчётлив рисунок листвы?
–Мой милый, пиши так, как нужно тебе.
–Плащ Богородицы полон золотого рисунка. Лучше ли перебить его мелкими складками или навести рисунок в больших плоскостях?
–Сделай его так, как нужно тебе.
– Почтенный учитель, ты слишком занят превосходною работой своей, я лучше помолчу до времени ближайшего отдыха.
–Мой милый, я не думаю отдыхать скоро, а тебе нельзя терять время, если в картине твоей так много неоконченного. Я всё слышу и отвечаю тебе, хотя и с некоторым удивлением.
–Головы воинов, сопровождающих царей, многочисленны; найти ли для них общую линию или дать каждую голову, и из частей получить абрис толпы?
–Просто сделай так, как тебе нужно.
–Я сделал кусты на дальних полях и полосами струи реки, но захотелось дать их отчётливо, как только иногда видит свежий глаз. Захотелось в воде увидеть волны и челнок на них, и даже весло в руках гребца. Но ведь это вдали?
–Нет ничего проще; сделай так, как нужно.
–Учитель, мне делается страшно. Может быть, всё-таки скажешь мне, стоит ли короны царей сделать выпуклыми или только для венцов оставить накладное золото?
–Положи золото там, где нужно.
–Мне приходит в мысль, не сделать ли на ягнятах волокна шерсти. Положим, они почти не видны, но вспомни, какие шелковистые, мягкие пряди лежат на ягнятах, так и хочется сделать их тонкою кистью, но в общей картине они почти не видны.
–Делай их так, как нужно.
–Учитель, я не вижу в ответах твоих совета моему делу. Я знаю, что всё должно быть так, как нужно, но как нужно – затемнилось у меня сейчас.
–Скажи, ставил ли тебе какие-нибудь условия работы отец Джиованни?
–Кроме срока, никаких условий. Он сказал: «Бенвенуто, напиши хорошее изображение «Поклонение трех волхвов Пресвятому Младенцу», и я заплачу тебе десять дукатов из монастырских сумм». Потом назначил срок работы и размеры доски. Но во время работы являлись мне разные мысли от желания сделать лучшее изображение. И к тебе, учитель, по-прежнему обратился я за добрым советом. Скажи, что же значит «как нужно»?
–Как нужно, значит, всё должно быть так, как хорошо.
–Но как же так, как хорошо?
–Несчастный, непонятливый Бенвенуто, о чём мы всегда с тобой говорили? Какое слово часто повторял я тебе? Так, как хорошо, может значить лишь одно – так, как красиво.
–А красиво?
–Бенвенуто, выйди за двери и иди к сапожнику Габакуку и скажи: «Возьми меня мять кожи, я не знаю, что такое «красиво». А ко мне не ходи и лучше не трогай работы своей.
После этой истории в рукописи идёт сообщение о рецептах варки оливкового масла и об употреблении косточек оливы. Затем ещё рассказ о пизанском гражданине Чирилли Кода, погребённом заживо. Но два последних рассказа для нас интереса не представляют.Города пустынные
Мир пишется, как ветхий муж.
Повинны человеки устремлением.
Устремлением возрастают помыслы.
Помысел породил желание.
Желание подвигло веление.
Здание человеческое устремлениями сотрясается.
Не бойся, древний муж!
Радость и печаль – как река.
Волны преходят омывающие.
Возвеселился царь:
–Моя земля велика. Мои леса крепки. Мои реки полны. Мои горы ценны. Мой народ весел. Красива жена моя.
Возвеселилась царица:
–Много у нас лесов и полей. Много у нас певчих птиц. Много у нас цветочных трав.
Вошел в палату ветхий муж. Пришлый человек. Царю и царице поклон дал. Сел в утомлении.
Царь спросил:
–Чего устал, ветхий? Видно, долго шел в странствии?
Воспечалился ветхий муж:
–Земля твоя велика. Крепки леса твои. Полны реки твои. Горы твои непроходны. В странствии едва не погиб. И не мог дойти до града, где нашел бы покой. Мало, царь, у тебя го