Эти замечания, высказанные на основе большого личного опыта, многое объясняют в характере творчества А. Барто, являются ключевыми, ибо, не учтя их, трудно было бы воспринять стихи А. Барто во всей их полноте и многогранности, увидеть «двойное освещение» (говоря словами Гёте), которое делает их увлекательными и нужными как малолетнему читателю, так и взрослому.
Когда-то Стивенсон, автор знаменитого «Острова сокровищ», шутливо заметил, что пишет для детей от семи до семидесяти лет,— и, кажется, именно таковы возрастные пределы той читательской аудитории, к которой обращены многие стихи А. Барто: их смысл «полезен и здоров» (говоря словами С. Михалкова) не только для внуков и внучек, но и для их дедушек и бабушек.
Вот почему почти каждая новая книга А. Барто, предназначенная для детей, вместе с тем оказывается и «книгой для родителей»— уж таково свойство ее дарования, ибо она не может изолировать и отгородить «детский мир» от всего того, что формирует этот мир — его особенности, качества, свойства,—оказывает на него решающее влияние и воздействие, и в первую очередь — от мира взрослых.
А. Барто приводит в автобиографии («Стихи». Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1961) весьма характерный для нее эпизод:
«Однажды Николай Семенович Тихонов спросил у меня, каким образом в стихотворении «Снегирь», написанном от лица мальчишки, автор передает чувства своего героя и в то же время дает ясно понять читателю «взрослое», ироническое отношение автора к своему герою. Точно я не могла ответить на этот вопрос, может быть, здесь и приходит на помощь органическое свойство понимания ребенка, которое делает поэта «детским».
Думается, к этому надо прибавить и то, что пафос многих стихов А. Барто заключается в утверждении общего начала, присущего двум мирам — детскому и взрослому,— и их взаимопроникновения, что определяет самый «акцент» ее стихов.
Поэтесса не противопоставляет себя своим юным героям; между ними и ею существует полное взаимопонимание, своего рода «заговор», и она видит их насквозь (подобно Анне Павловне, воспитательнице из «Звенигорода») в самом буквальном смысле слова: видит насквозь и то лучшее, что присуще им, и все их шалости, проказы, проделки, замыслы, далеко не всегда безобидные. Вот это полное взаимопонимание (предполагающее вместе с тем и ощущение всей специфичности восприятий, как детского, так и взрослого) и помогает рождению таких стихотворений, как «Снегирь», с их «двойным зрением», «двойным освещением», создающим единую и внутренне цельную картину, в основе которой — исследование и утверждение того общего, что соединяет разные миры, детский и взрослый.
Обращаясь к своей юной аудитории и заглядывая далеко вперед, Барто видит не только ее сегодняшний день, но и завтрашний ее рост, внутреннее созревание, которому стремится всячески помочь и способствовать своими стихами, с виду, может быть, и незамысловатыми, подчас, казалось бы, всего только забавными. Но они несут в себе и нечто иное, о чем прямо не говорится, а может быть, именно это-то и оказывается самым главным в них, как это мы видим хотя бы в цикле «Машенька растет», предназначенном для самых маленьких детей.
Так за тем видимым горизонтом, который намечен в стихах А. Барто, открывается еще один, подчас незримый, но явно ощутимый читателем, где угадывается тяга к будущему, его зов, и если мы не расслышим этого зова в творчестве А. Барто, мы многого в нем не поймем и не оценим по-настоящему. Оно устремлено к будущему, в наш завтрашний день, живет не только сегодняшними нуждами и заботами наших детей, но призвано ответить их внутреннему росту, их созреванию, возмужанию. Поэтесса неизменно смотрит на их сегодняшнюю жизнь с вышки будущего, той вышки, на вершину которой она зовет и своего юного читателя. Вот почему многие стихи А. Барто создаются «на вырост», с некоторым «запасом», который может пригодиться только с годами,— по мере роста ее читателя или слушателя, и чем взрослее становится читатель, тем больше он может воспользоваться этим «запасом». Не потому ли, что стихи А. Барто пишутся «на вырост», так охотно перечитываются они теми детьми, которые уже словно бы и «выросли» из них, но только с годами постигают всю их истинную суть, самый замысел, лежащий в их основе и подчас открывающийся во всей своей полноте и многогранности далеко не сразу?
„УВАЖАЕМЫЕ ДЕТИ”
Агния Барто не только любит свою юную аудиторию, но и уважает ее,— одно от другого нельзя отделить. Для поэтессы ее юная аудитория — это не просто дети, а «уважаемые дети»; всем своим творчеством Барто воспитывает уважение к детям, чувство высокой ответственности и у них самих и перед ними (чего явно не хватает иным взрослым). Но, конечно, уважение никому не дается даром, нет, его надо заслужить, завоевать, быть достойным его — вот что всегда и неизменно внушает поэтесса своим читателям и что составляет пафос многих ее стихов.
Чем же завоевывает наше уважение юный герой стихов А. Барто?
Тем, что мы видим в нем «настоящего человека» (в том воплощении, какое отвечает его возрасту)—с широтой его души, с его жаждой творчества, постижения и преобразования окружающего мира (пусть хотя бы еще только в мечте и игре!), со своим пониманием долга, ответственности, правдивости и готовности отстаивать ее в полную меру своих сил и возможностей (так рождается жажда героики и романтики), да и той свежестью и полнотой чувства, которая присуща людям самого различного возраста, если они живут настоящей, полнокровной жизнью.
Пусть юный герой А. Барто еще далеко не полностью развернул свои возможности и дарования, но он уже знает, «что такое хорошо и что такое плохо», способен уловить разницу между ними (недаром герой Маяковского, совсем еще юный гражданин Советской страны, заверял: «Буду делать хорошо, и не буду плохо»), а потому поэтесса и предъявляет к нему высокие требования, оказывает ему большое доверие. Следует подчеркнуть, что это доверие призвано повысить чувство долга и ответственности у нашей детской аудитории.
Юные герои стихов А. Барто завоевывают наше уважение уже с самых первых своих шагов, как это мы видим в цикле «Машенька растет». Весь мир героини этого цикла полон непознанных вещей и удивительных чудес, с которыми она пока еще не успела как следует освоиться:
Здесь не комната большая —
Здесь огромная страна,
Два дивана-великана.
Вот зеленая поляна —
Это коврик у окна...
Потянулась Машенька
К зеркалу рукой,
Удивилась Машенька:
«Кто же там такой?»
Она еще не совсем устойчиво держится на ногах, и для нее это, должно быть, не малый труд:
Она дошла до стула,
Немного отдохнула,
Постояла у стола
И опять вперед пошла.
Как видим, даже самые первые шаги ребенка требуют выдержки, смелости, и А. Барто подчеркивает у своей юной героини именно эти качества. Поэтесса любит свою Машеньку, но в ее стихах нет приторности, готовности умиляться любому поступку малыша. Судя по всему, она полагает, что воспитание лучших качеств нашего человека должно начаться с самых ранних лет, и как ни мала Машенька, поэтесса подчеркивает, что она весьма самостоятельно и независимо держится на своих еще нестойких ногах и уже привыкает чувствовать себя хозяйкой окружающего ее мира.
В цикле «Машенька растет» героиня — совсем маленькая поначалу девочка — показана во внутреннем движении и становлении, и сами эти стихи, предназначенные для детей того же возраста, что и Машенька, исполнены внутренней энергии, движения, какой-то заражающей и веселой гордости за большие и подлинно человеческие качества, присущие как героине этих стихов, так и множеству ее сверстников и сверстниц:
Целый день поет щегол
В клетке на окошке.
Третий год ему пошел,
А он боится кошки.
А Маша не боится
Ни кошки, ни щегла,
Щеглу дала напиться,
А кошку прогнала.
Стихи эти, легкие, веселые, окрыленные, отвечают уверенности ребенка в своих внутренних силах, его жажде участвовать во всем, что происходит в окружающем мире.
Характером и пафосом этих стихов А. Барто взывает к мужеству своего юного слушателя, к его смелости и чувству ответственности — в той его мере, какую может взять на себя столь малолетнее существо.
И все это внушается слушателю не в порядке назидательной прописи, а как выражение его собственных интересов и стремлений, жизненных сил, играющих и крепнущих у Машеньки.
В решительной и смелой девочке мы уже угадываем черты того «настоящего человека», которым она со временем станет; вот почему автор не только любит, но и уважает таких героев своих стихов, как Машенька.
Даже и тем слушателям, которых еще нельзя назвать читателями (ибо и букварем они овладеют еще не так скоро!), А. Барто внушает своими — и очень доходчивыми!— средствами понятия, правила, чувства, которые, развиваясь и укрепляясь, определяют становление цельного и мужественного характера.
Вот перед нами стихотворение «Зайка» (в цикле «Игрушки», 1936):
Зайку бросила хозяйка,—
Под дождем остался зайка.
Со скамейки слезть не мог,
Весь до ниточки промок.
Вероятно, история про забытого зайку не сможет оставить равнодушным ни одного из своих малолетних слушателей, не породить у них сочувствия забытому зайке, а с этим сочувствием соседствует и другое чувство — сознание ответственности за врученную тебе игрушку (пока еще только игрушку). И пусть еще очень мал тот мир, на который простираются долг и забота малыша, но всем пафосом, всей направленностью своего творчества поэтесса утверждает, что большое начинается с самого малого, подчас крошечного, иначе может не возникнуть совсем или же обрести ложную направленность.