Юный читатель или слушатель А. Барто предпочитает пространному монологу быстрый обмен короткими репликами, длинным описаниям — сюжетно напряженное действие, острые столкновения, яркие картины.
Но как бы ни была ярка и хороша сама по себе картина, читателю А. Барто явно недостаточно только созерцать ее. Нет, у него возникает потребность немедленно схватить бумагу и карандаш и изобразить что-нибудь похожее на взволновавший его рисунок, а то и вовсе ни на что не похожее, но отвечающее неутолимой жажде творить, строить, играть или самому участвовать в рассказе, о котором он только что услышал, самому, и немедленно, стать его главным героем.
Эта активность детского читателя находит свое точное и наглядное выражение в поэме «Петя рисует» (1951).
Самый замысел поэмы «Петя рисует» (как сообщает А. Барто в статье «О поэзии для детей») родился после такого разговора двух школьников:
— Петя, дай мне черную краску!
— Зачем тебе одна черная?
— Мне капиталистов рисовать!.. («Советская литература и вопросы мастерства»; сборник статей. Выпуск 1. Издательство «Советский писатель», Москва, 1957, стр. 127).
Так подслушанный разговор школьников и те рисунки, которые (после обращения к ним автора задуманной поэмы) прислали многие дети и где сказались глубина их чувств, современность их представлений о жизни, деятельно-активное отношение к ней, помогли и поэтессе, и художнику-иллюстратору в работе над книгой. Главное, что обеспечило успех их работы,— это понимание особо активного отношения юного читателя к предмету рассказа.
Для героев Барто мало быть только зрителями тех дел и подвигов, о которых они слышат или читают,— они должны, пока хотя бы только в процессе игры, сами почувствовать себя их непосредственными участниками, как это мы видим в книге «Я живу в Москве» (1947):
Мы сговорились с вечера,
Как будто мы не школьники.
Мы — главные диспетчеры
На станции «Сокольники».
Сверкают стены гладкие
На мраморном вокзале.
Мы едем с пересадками,
Слезаем в каждом зале.
Стоит начальник на посту,
А мы над ним, мы на мосту.
Лестницы широкие
Спускаются с мостов.
— Готов! — кричит начальник.
И мы кричим: — Готов!
В эти стихи можно «играть», и кто из детей не закричит вслед за героями стихов А. Барто: «Готов!», воображая себя начальником, диспетчером, водителем поездов метро или дальних, идущих на край света, а может быть, и до луны!
Читатель или слушатель стихов Барто не может не повторить всего того, что его внутренне захватило, не может не участвовать в действии, в работе, в игре, если эта игра ему по нутру, если она отвечает его творческим потребностям и интересам, ибо он постоянно чувствует себя самой активной частицей мира, в котором живет и действует.
В училище ремесленном
С утра гудят станки,
Но вот выходят с песнями
Во двор ученики.
Они в шинелях длинных,
Они идут в строю,
А я иду за ними
И громче всех пою...—
читаем мы в той же книге А. Барто.
Здесь психологически верно переданы чувства ее юного героя. Если перед ним шагают в ногу, ему тоже надо шагать, если вокруг работают — и ему хочется стать непременным участником того дела, которое ему по душе, приложить к нему все силы и способности, а если он слышит песню, ему хочется петь громче всех. Только так может найти выход переполняющая его энергия, его жажда принять самое активное участие в жизни окружающих, и поэтесса стремится в наибольшей мере ответить этой настоятельной потребности своего юного читателя, помочь ему обнаружить и укрепить свое творческое начало.
Все то, что идет «весне наперекор» (так называется один из циклов ее стихов), вызывает у А. Барто едкую насмешку, остро сатирический отклик, жажду борьбы, и в этой борьбе она никогда не чувствует себя одинокой. Да и разве можно в одиночку одолеть все те промахи и просчеты, о которых она говорит в своих стихах?
Нет, А. Барто и к своей юной аудитории обращается за активной помощью, за настоящим содействием, чтобы сообща — иначе ничего не выйдет! — сокрушить таких хитрых, коварных, лицемерных, цепких и еще очень живучих противников, как эгоизм, жадность, чванство, грубость, «показуха», могущих увести человека, стоит ему поддаться им, в сторону от людей, от живого дела, он настоящего творчества.
В стихотворении «Хромая табуретка» (1959) речь идет о трехногой табуретке, которая лежит на кухне.
Будто понимая,
Что она хромая.
Многие хотели починить ее, но один постоянно откладывает это дело на завтра, другой все время забывает купить необходимые гвозди, третий и хотел бы ее починить, да еще слишком мал и неопытен, а вот у Пети
...в школьной мастерской
Все инструменты под рукой,
Но табурет не в плане.
А если он не в плане —
Пускай лежит в чулане!..
Рассказав эту грустную историю — даже не столько о хромой табуретке, сколько о тех, кто собирается ее починить,— поэтесса снова и снова обращается к своей юной аудитории за выручкой, за помощью, взывая к ее жажде действия, творчества — и сотворчества:
К вам обращаюсь, детвора!
Возьмите на заметку:
Поставить на ноги пора
Хромую табуретку!
А дальше слышится и еще более настойчивый призыв:
Прошу тебя, читатель мой,
Ты не оставь ее хромой!
И хоть речь идет здесь как будто всего лишь о хромой табуретке, но вместе с тем — нельзя не почувствовать этого! — и о чем-то большем и отвечающем доброму и деятельному духу пашей детворы: о том, чтобы вмешиваться в жизнь, делать живое и нужное людям, хотя бы с виду и очень скромное дело, даже если его и нет в плане!
Поэтесса, взывая к активному и творческому началу своей юной аудитории, высмеивает любые формы и виды бездеятельности, безрукости, пассивного ожидания того, что кто-то другой — без нашего участия! — придет и устранит все неурядицы и неполадки в нашей жизни, и подсказывает самые простые и обычные возможности для проявления нашей энергии, Но используются они далеко не всегда, как это мы видим в стихотворении «Звонок испорчен»:
Звонок испорчен. Граждане,
Что делать со звонком?..
А далее перед нами проходит целая галерея жильцов коммунальной квартиры, которые пускаются на множество ухищрений, только бы обойтись без испорченного звонка, и никому из них не приходит в голову самый простой, но требующий приложения собственных рук выход из создавшегося положения, да и автор не подсказывает его открыто. Он только спрашивает в конце стихотворения: «Что делать со звонком?..», надеясь, что это «ясно каждому» и что юные читатели сумеют самостоятельно ответить на его настойчивый вопрос.
А. Барто постоянно внушает своему читателю, что и сама доброта только тогда обретает подлинную ценность, когда проявляется в активной и безотлагательной помощи тому, кто в ней нуждается,— как это мы видим в стихотворении «Вам не нужна сорока?». Здесь ребята, сдружившиеся за два месяца пребывания в пионерском лагере с бескрылой, но такой привязчивой и веселой сорокой, обеспокоены ее дальнейшей судьбой и обращаются к нам с одним неотступным вопросом:
Вам не нужна сорока,
Сорока без крыла?
И разве юный читатель этих стихов сможет остаться безучастным к предложению ребят, встревоженных судьбой своего нового друга — бескрылой сороки?
Так поэтесса призывает своих читателей к творчеству и сотворчеству, содействию, а не к пассивно-созерцательному восприятию ее стихов.
Приводя стихи Маяковского («...Здравствуйте, дети, кто у вас болен? Как живете? Как животик?»), А. Барто подчеркивает (в статье «О поэзии для детей»), что они «так и просятся в детскую книгу, их можно разыграть, как в спектакле, вся интонация их игровая»; думается, эти слова можно полностью отнести и к стихам самой А. Барто. В них необычайно широко развито игровое начало, как бы невольно вовлекающее юную аудиторию в ту игру, которую постоянно затевает с ней автор.
В стихах А. Барто моменты описательного характера носят обычно сугубо подчиненную роль; главное в них — это действие, непосредственное переживание их героя, его столкновение с окружающей средой, драматическая или комическая ситуация, тут же и разрешаемая на наших глазах, подчас самым неожиданным образом. Когда читаешь эти стихи, словно бы погружаешься в ноток самой жизни, увлекаешься ее бурным, стремительным движением, то широким, вольным, взывающим к лирическим чувствам и раздумьям, то крутым, порожистым, обжигающим холодными брызгами, острыми и колючими иглами сатиры, ее язвительным жалом.
А. Барто зачастую вводит в свои произведения забавные истории, анекдотические случаи, всякого рода бытовые приключения, придающие сюжету остроту и динамичность. Она мастерски владеет сюжетом, который играет крайне важную роль в ее стихах, отличается новизной, необычайностью, а иногда и эксцентричностью — как эксцентричны поступки той бабушки, которая, неожиданно попав на футбольный матч, ведет себя не менее активно, чем самый завзятый болельщик, захваченная азартом игры и совсем забыв, из-за чего появилась на стадионе.
Сюжетная конструкция стихотворений А. Барто заслуживает особого внимания, ибо в этой области она неистощимо изобретательна. Трудно было бы пересказать все головоломные и стремительно развертывающиеся ее сюжеты, подчас напоминающие своею неожиданностью «ход конем», когда непредвиденный «боковой шаг» и оказывается решающим,— он-то и создает выигрышное положение в той партии, которую разыгрывает перед нами автор; А. Барто зачастую развертывает перед нами явно эксцентрический сюжет, смотрит подчас «боковым» взглядом, когда оказывается, что главное — не в том, что взялся сообщить рассказчик, а в каких-то побочных, поначалу словно бы мельком упомянутых мотивах, — но они-то по ходу повествования и выдвигаются на первый