В автобиографии, опубликованной в качестве предисловия к сборнику стихов, изданному в «Библиотеке советской поэзии» (Государственное издательство художественной литературы, Москва, 1961), поэтесса замечает, возражая тем критикам, которые утверждали, что она «слишком свободно» меняет размер своих стихотворений:
«Перемена размера подчас помогает вызвать у читателя, особенно у юного, новое внимание, новый интерес к содержанию. Конечно, необходимо, чтобы сохранялась музыкальная тема стихотворения, ритмическая дисциплина...» — и сформулированное в этих словах положение воплощается во многих стихах А. Барто, составляет один из основных принципов ее поэтики.
А. Барто никогда не упускает из виду звучания своего «детского стиха», постоянно заботится о том, что Маяковский называл «звуковым качеством». Она знает, что дети не любят стихов ритмически вялых, фонетически аморфных, и стремится придать произведению предельно четкое звучание. Ее стихи зачастую насыщены аллитерациями, повторами, внутренними рифмами; в них порою все звуки переплетаются, повторяются, создают ощущение сложного и яркого узора:
Вот, косички по привычке
Поправляя на ходу,
В пары строятся москвички —
Детский сад несет звезду.
Пляшет девочка-узбечка.
На руке блестит колечко.
У узбечки нет привычки
Две косички заплетать:
У москвички — две косички,
У узбечки — двадцать пять.
Эти стихи звучат весело, празднично — недаром они посвящены празднику и говорят о праздничных чувствах и настроениях наших детей.
В стихотворении «Веревочка» автор также передает особо приподнятые чувства своей юной героини средствами самого стиха, его особой звуковой настроенности:
Шумная, веселая,
Весенняя Москва,
Еще не запыленная
Зеленая листва.
Галдят грачи на дереве,
Гремят грузовики.
Весна, весна на улице,
Весенние деньки...
А если некая Шурочка занята лишь собою и везде хочет услышать отзвук своего имени (конечно, в сопровождении лестных эпитетов!), то она и слышит его — хотя бы в шуршании листвы, словно бы подхватывающей и повторяющей ее имя — «Шурочка, Шурочка» — и шушукающейся о ней.
А уж если в стихи А. Барто залетит пестрый дятел, чтобы долбить по дереву, то и сами они радостно отзовутся на его стук:
Прилетает на заре
И с утра пораньше
Барабанит по коре,
Барабанит по коре,
Будто барабанщик...
Так любой предмет и любое существо, попадая в стихи А. Барто, по-хозяйски в них располагаются, меняя и преобразуя их язык, строй, звучание, требуя к себе повышенного внимания, что придает особую живость и выразительность этим стихам.
Необходимо подчеркнуть, что здесь звуковой строй соответствует настроенности стиха, его внутреннему движению, характеру выражаемой эмоции — недаром особенно выразительной в фонетическом отношении речь автора становится тогда, когда ему надо запечатлеть и особый внутренний подъем, праздничное состояние его героев, как это мы видим на тех страницах поэмы «Звенигород», где говорится о счастье ребят, которым родина вернула их детство:
На реке с восьми часов
Затевают игры.
И от звонких голосов
Весь звенит Звенигород...—
и в самом названии города мы угадываем его веселую душу, красоту его домов и садов, в которых так привольно детям и птицам.
Раскинулся Звенигород
Над Москвой-рекой,
Звенигород — не пригород,
А город есть такой,—
поясняет поэтесса, и в игре аллитерациями, в насыщенности повторами, в близости к складу народных песен, поговорок и скороговорок, считалок и частушек сказывается повышенная выразительность, приподнятость стиха. Она особенно чувствуется, когда речь заходит о больших и внутренне значительных событиях или лирических переживаниях юных героев А. Барто.
В последнее время поэтесса, если судить по ее новым стихам, усиленно заботится об эстетически-нравственном воспитании своей юной аудитории; в цикле стихотворений, который так и называется «Игра в слова» (1963), она приучает юного читателя с особой чуткостью воспринимать каждое слово, внимательно вслушиваться в него, тонко разбираться в оттенках его смысла, его живого характера, по-своему отзывающегося на обозначаемые им явления и предметы:
Скажи потише:
«Шесть мышат»,
И сразу мыши
Зашуршат...
Об этом особо повышенном чувстве слова, ритма, фонетики поэтесса и говорит в цикле «Игра в слова»:
...скажешь слово
«Листопад» —
И листья падают,
Летят,
И, словно наяву,
Ты видишь осень:
Желтый сад
И мокрую траву.
Так в стихах А. Барто постоянно ведется «игра в слова», игра в особом — высоком и творческом — значении этого слова, ибо, полагает поэтесса, без такой «игры» нет и самого «детского стиха» как особого жанра поэтического творчества.
Внимание к «звуковому качеству» стихов, забота об их максимальной выразительности, новизне, а стало быть, и силе воздействия сказываются и в рифме, обретающей в творчестве А. Барто необычайно важное — и смысловое и «формообразующее» — значение (не случайно в беседе с автором этой книги А. Барто заметила, что если Маяковский при организации своих стихов исходил из слагавшегося внутри него ритма, из «смутного гула», то для нее ведущим моментом, с которого и начинается создание стихотворения, является именно рифма).
Рифма А. Барто обладает своими особенностями, своим звучанием — и очень свободным, не укладывающимся в рамки классического стихосложения, а вместе с тем строгим, дисциплинированным. Она является по-своему точной (если вслушаться в ее звучание), почти непременно новой (хотя эта новизна далеко не всегда бросается в глаза и поражает с первого взгляда).
Сама А. Барто в статье «О поэзии для детей» так объясняет (не скажу — оправдывает, ибо оправдываться тут не в чем) свою рифму, подчас далеко отходящую от «точной» и канонической: «...и сложная рифма, и каламбурная, и глагольная — все годится в большом поэтическом хозяйстве. Созвучия, ассонанс, а не только рифма «для глаза» тоже вполне уместны в стихах для детей: ведь маленькие дети стихи воспринимают на слух и потому отлично усваивают звуковой способ рифмовки». Этот «звуковой способ» (перекликающийся с поэтикой фольклора), встречавший в свое время решительное сопротивление со стороны иных педагогов, не веривших в возможность восприятия ребенком сложных звукосочетаний, и утверждается поэзией — и поэтикой — А. Барто.
Рифма в стихах Барто выполняет сложные и многообразные функции; она призвана подчеркнуть ту или иную черту характера, составляет необходимую часть образа, неотъемлема от него. Так, в стихотворении «Болтунья» крайне характерна для Лиды ее неизменная присказка:
А что болтунья Лида, мол,
Это Вовка выдумал!
Без этого настойчиво повторяемого рефрена нельзя себе представить и образ самой Лиды. В этом словесном обороте, в котором такую существенную роль играет рифма «Лида, мол» — «выдумал», сказался весь характер болтуньи Лиды, которая беглой скороговоркой произносит свое «мол» и мчится дальше, а вместе с тем и топчется на месте, вертясь в кругу одних и тех же фраз, как белка в колесе. Если бы заменить рифму «Лида, мол» — «выдумал» любой другой, все стихотворение лишилось бы одного из важнейших своих опорных пунктов, и образ Лиды в значительной мере утратил бы свою красочность, четкость, определенность, что свидетельствует о том, как важна здесь роль рифмы — роль не только фонетическая, связанная со звуковой выразительностью стиха, но и смысловая, когда рифма входит необходимым компонентом в характеристику персонажа, является органической частью всей образной структуры стихотворения.
Схоже назначение рифмы и в стихотворении «Буква «Р», в котором речь идет о мальчике Сереже, еще не выучившемся выговаривать эту букву, что и создает множество комически осмысляемых рифм.
На брата сердится сестра,
Ее зовут Марина.
А он стоит среди двора.
Кричит: — Ты где, Малина?..
Твердит Марина: — «Рак», «ручей»,—
Марина учит брата.
Он повторяет: — «Лак», «лучей»,—
Вздыхая виновато.
Здесь рифма создается в результате несовпадения звучания тех же самых слов, но произносимых в одном случае правильно, а в другом — неправильно, и она тесно связана с характером Сережи, неотъемлема от его образа, подчеркивает ту его черту, на которой акцентирует автор. То же самое мы видим и в конце стихотворения, когда Сережа уже постиг искусство произношения трудной для него буквы и все время стремится демонстрировать эту новую для него победу, перебирая слова, содержащие букву «р», максимально растягивая ее:
Чихнула старшая сестра,
Он крикнул: — Будь здорррова!..
Теперь он любит букву «р»,
Кричит, катаясь с горки:
— Урра! Я смелый пионеррр!
Я буду жить в СССР,
Учиться на пятерррки!
Здесь рифмы, перенасыщенные раскатами буквы «р», наглядно свидетельствуют о торжестве мальчика, овладевшего этой трудной буквой, сами являются внутренне необходимым выражением этого торжества и таким образом подчеркивают и усиливают характерные черты в образе Сережи.
Во множестве тех случаев, когда роль рифмы с первого взгляда менее приметна, можно установить, что и тогда она, как и весь стих в целом, звучит в полном соответствии с характером того или иного персонажа, его речью, с особенностью темы или сюжета.