Цепь нужна такому псу!
Здесь предельно гиперболизированы страхи Ивана Петровича, особенно резко подчеркнутые контрастным сочетанием с образом беспомощного щенка, который еще нуждается в соске.
Вообще в поэтике Барто, в ее «детском стихе» особую роль приобретают заостренные контрасты. Именно по закону контрастных сочетаний построено все стихотворение «Любочка». В школе и на концертах ею все любуются, но,
...если к этой Любочке
Вы придете в дом,
Там вы эту девочку
Узнаете с трудом.
Также по контрасту особенно бросается в глаза и леность девочки в стихотворении «Катя»: мы видим, как трудятся и дети и бабушка, таская полные лейки воды, а она уселась на скамейку и решила, что можно просто «ждать урожая».
А вот рассказ о мальчике, утратившем родителей в годы войны:
День рождения Никиты
Два бойца в избе разбитой
Записали наугад...
А сейчас он мчится в сад...
Сад стоит, дождем умытый.
Солнце, птичьи голоса...
— Мне шесть лет,— кричит Никита,—
Я сегодня родился!
Здесь два штриха, между которыми — огромный разрыв. Картина горя, разрушения, утрат — и по контрасту с ней другая картина, пронизанная светом и солнцем, оживленная счастливым голосом Никиты.
Автор достигает особой впечатляемости картины средствами самого резкого перехода от одного штриха к другому, минуя множество событий и подробностей. Он заставляет своего читателя мысленно и разом охватить всю судьбу Никиты, которому возвращено его детство. Такого рода подчеркнуто-контрастные образы и помогают автору создать живую, яркую картину, захватывающую внимание и воображение читателя, придают ей глубину и перспективу.
Образ в стихах А. Барто зачастую выражает их приподнятый характер, чуждый натуралистически дотошному описательству.
В стихотворении «Веревочка» мы читаем о Лиде, которая во что бы то ни стало хочет научиться прыгать через веревочку и упражняется без передышки:
— Почему всю ночь в передней
Кто-то топает как слон?..
— Ну, — сказала бабушка.—
Не хватит ли пока?
Внизу, наверно, сыплется
Известка с потолка.
Эти образы явно преувеличены, но они в чем-то очень точны, ибо передают увлеченность Лиды, переживания которой трудно было бы высказать обычным, спокойным, будничным языком. Нет, здесь требуется гиперболизированная образность, преувеличенные сравнения, ибо только они могут выразить силу и приподнятость ее переживаний.
Образы и метафоры А. Барто порою фантастичны, но эта фантастика психологически оправданна, а потому и убедительна.
У детей такие рты —
Слышен крик за полверсты.
Если мать не прилетает,
Писк несется все сильней.
Что мне делать, я не знаю,
Хоть самой лететь за ней!
Так рассказывает девочка о птенцах, взятых ею на свое попечение, и этот образ при всей своей невероятности закономерен, ибо девочка настолько внутренне сжилась со своими питомцами, что и сама готова почувствовать за спиной крылья.
Характером своих образов, метафор, сравнений автор стремится передать особенности детского мышления и разговора во всей их непосредственности.
Вот принесли говорящего скворца, а он ничего не говорит! Что делать?
— Он стесняется, боится,—
Объясняет делегат,—
Говорить не может птица,
Если все кругом галдят...
Защищают все скворца:
— Чужая обстановка.
Он болтал бы без конца,
Но ему неловко...
Здесь каждый из ребят словно бы ставит себя на место скворца, и тонко выраженная художником живость их воображения определяет свежесть и новизну этих образов.
В стихотворении «Чернила» повествуется о том, какого труда стоит выработать один из тех навыков, без которых нельзя стать настоящим школьником:
Теперь я ученица,
Чернилами пишу,
Боюсь пошевелиться —
Сижу и не дышу.
А далее из всего рассказа этой ученицы становится понятным ее напряженное и взволнованное состояние, находящее наглядно зримое выражение, ибо оно переведено на язык точно подмеченных и предельно конкретных деталей:
Я новенькую ручку
В чернила окуну —
И вдруг на каждом пальце
По черному пятну.
Рукой поправлю
Волосы —
На лбу оставлю
Полосы.
Соринка, как нарочно,
Приклеилась к перу.
Какая вышла буква,
Сама не разберу.
Стол у нас
Качается,
Клякса
Получается.
Вот какие подвохи и напасти ждут человека, еще не привыкшего писать ручкой, и стихотворение завершается деловитой справкой, свидетельствующей о том, как трудно новичку выработать новые, необходимые школьнику навыки:
Мама сразу узнает,
Учу ли я уроки:
Если выучен урок,
Всегда в чернилах щеки.
Здесь в каждом образе, в каждой подробности, в каждой черточке сказывается характер той девочки, от лица которой ведется повествование, в нем становятся близки и понятны ее горести и треволнения, так же как и весь ее облик, трепет ее наивных и в то же время взволнованных чувств, ее жажда овладеть такой хитрой, а вместе с тем п совершенно необходимой наукой, как умение писать пером!
От поэтессы требовалась немалая наблюдательность и чуткость, чтобы подметить, какие огорчения может доставить даже самая обычная соринка, не вовремя приклеившаяся к перу. И вот то, что художник, который, видя, в каком большом и захватывающе широком мире живут наши дети, вместе с тем не упускает из виду и самых мельчайших «соринок», если они так или иначе связаны с областью переживаний, определяет конкретность и ощутимость его рисунка, «отработанного» не только в общей перспективе, но и в каждой наималейшей подробности.
Автор внимателен к тем деталям, которые сразу делают зримым и объемным самый предмет описания, очерчиваемый точными, ясными штрихами; когда он говорит о полковнике, навестившем ребят в детском саду:
В портфель он спрятал мяч,
Но мяч везде заметен,
Куда его ни спрячь...—
мы не можем не увидеть портфеля, утратившего свою обычную форму, и такого рода описания крайне характерны для поэтессы, которая стремится воспроизвести изображаемый ею предмет во всей его красочности, пластичности, весомости.
А образы, воплощающие скупость, черствость, эгоизм, порою обретают здесь страшноватый вид, как это мы видим в стихотворении «Хищница», где усевшаяся на комоде сова-копилка со щелкой в своей глиняной ненасытной утробе, только и посматривает, чем бы ей еще поживиться. Кажется, она хочет проглотить не только пятачки и гривенники, но и протянутую к ней руку, всего человека, его душу. И юный владелец совы-копилки, поддавшийся на ее лживые обещания, рассказывает с горечью и тоской:
Я хотел купить значок
Другу к именинам...
Звяк! Остался пятачок
В животе совином...
Да, много вреда может принести эта хищная и ненасытная птица, готовая разрушить дружбу, любовь, добрые человеческие начала, если вовремя не уничтожить ее,— что в конце концов и делает владелец копилки, чтобы сбросить с себя ее тягостное и опасное иго:
Я разбил свою сову.
Хорошо опять живу!
И поэтесса предельно наглядно, в зримом и впечатляющем, символическом по своему характеру образе, раскрыла, что означает власть таких копилок, да и всякого другого скопидомства, даже самого мелкого поначалу.
Так же как и Маяковский, А. Барто предпочитает натуралистически дотошному и подробному описанию предельно заостренное, сгущенное, шаржированное изображение тех вещей и явлений, против которых нацелена ее сатира, и если речь заходит об избалованной и кичливой «дедушкиной внучке», склонной отнести на свой собственный счет чужие заслуги, то она предстает перед нами в сугубо карикатурном виде:
Распахнется в «ЗИСе» дверка,
Выйдет Клава-пионерка,
Глянет важно сверху вниз
И в гараж отпустит «ЗИС».
Эта надутая и подчеркнутая автором важность находится в разящем противоречии с пустым и жалким существом героини стихотворения.
Такого рода контрасты и создают остро комические эффекты в стихах А. Барто.
В «Сказке для маленьких и больших» мы видим медведицу, готовую восхищаться любым шагом своего отпрыска, хотя бы самым ординарным и весьма плачевным по своим последствиям:
Он упадет.— Ах, бедненький! —
Его жалеет мать.—
Умнее в заповеднике
Ребенка не сыскать!
Здесь алогичность и несоответствие связи между «посылкой» и «выводом» доведены до предела комизма, но для нас очевидно, что, если даже этот медвежонок оступится и в чем-то более существенном, такая мать попытается оправдать любые выходки своего отпрыска, от которых потом придется терпеть даже и его собственным родителям (не говоря уж о других!).
Самый язык стихов А. Барто изобилует необычайными сравнениями, каламбурами, переосмыслениями (и неожиданной «реализацией») ходовых метафор, перенесением смысла из метафорического в буквальный и из буквального — в метафорический. Все это и создает неожиданные, а порою и комические эффекты.
Так, мы читаем в поэме «Звенигород» о воспитательнице Анне Павловне:
Видит все она насквозь.
Вдруг подходит к Ване.