гие произведения А. Барто.
Практика показывает, что «детский стих» — это форма очень емкая, вместительная, неисчерпаемая по возможностям своего дальнейшего развития, и творчество Агнии Барто является живым и бесспорным свидетельством этого положения. Знакомясь с ее новыми произведениями, мы видим, что поэтесса смело и решительно использует эти новые возможности «детского стиха», его применения и развития.
Завершая свою статью «О стихах для детей», Барто вспоминает слова Станиславского: «Проще, легче, выше, веселей» — вот первые слова, которые должны были бы висеть над каждым театром»,— и добавляет от себя: «Мне кажется, эти слова полностью применимы к детской поэзии, искусству для детей».
Здесь нельзя не согласиться с поэтессой. Искусство писать «проще, легче, выше, веселей», определяющее дух творчества Агнии Барто, находит у наших детей самый благодарный прием, самый горячий отклик.
„Я РАСТУ”
Не столь давно — в конце 1968 года вышла книга стихов Агнии Барто «Я расту» — новая грань в ее творчестве, новая и весьма важная его ступень. Впрочем, это характерно и для всего творчества А. Барто: почти каждая новая ее книга — это утверждение того, что написано и накоплено за многие предшествующие годы, а вместе с тем и открытие нового как в самой действительности, так и в характере ее отображения.
«Я расту». Само название этой книги говорит о том, что поэтесса решительно раздвигает рамки своего творчества, в новом свете видит внутренний мир своего героя — подвижный, изменчивый, в чем-то противоречивый, полный новых сложных чувств, дотоле неведомых герою книги, прощающемуся с детством и постоянно испытывающему появление в себе чего-то нового и незнакомого.
Приобщаясь к этому миру, психологически углубленно и проникновенно изображая его, художник находит всё новые темы и мотивы своего творчества, что и определяет новые его черты и особенности. Мы сразу узнаем автора по почерку, по интонации, по улыбке, по особо тщательной и мастерской обработке каждой строки, по характеру героев книги — веселых, юных, озорных, деятельных, неугомонных, как и в предшествующих книгах А. Барто. Но вместе с тем они в чем-то существенно изменились,— изменились так, что не только мы их порою не узнаем, но подчас они и сами себя не узнают: столько в их внутреннем мире появилось нового, неожиданного, даже непонятного им самим. Эти неожиданные перемены, вызванные внутренним ростом, нередко повергают их в крайнее изумление, настойчиво требуют от них незамедлительного ответа на подчас весьма трудные вопросы. Но легко ли найти такие ответы, если их надо дать самостоятельно, а личного опыта еще почти нет? Тут не помогут ни учебники, ни такие солидные источники познания, как словари!
А все началось с того, что юный герой А. Барто сделал небывалое и крайне важное для себя открытие, повлекшее за собою множество других, не менее значительных и знаменующих в его жизни коренные перемены, хотя еще далеко не ясные ему самому. Оказывается, с ним происходит нечто и незаметное и неизбежное, с чем, хочешь не хочешь, приходится считаться и что отныне вызывает его обостренное и постоянное внимание:
Отметку ставят мне
Не ту,
Я чуть не плачу,
Но расту.
Расту и в дождик
И в мороз.
Уже я маму
Перерос.
Так юный герой этих стихов непрестанно переживает неведомое ему дотоле чувство, какое он сам определяет в двух словах: «Я расту»,— чувство радостное, а вместе с тем и тревожное.
Да, если ты уже «маму перерос», то, значит, детской беззаботности нет места и, хочешь не хочешь, оглянешься на самого себя (чего раньше не бывало!), и подчас весьма острым и критическим взглядом: все ли ты сделал, что мог, чтобы достойно встретить свое будущее, и чего тебе нужно добиваться?
Да, сейчас наступает пора, когда надо самостоятельно решать большие и сложные задачи, стоящие перед тобой, — ведь они не только общие, но и сугубо личные, а такие задачи никто за тебя не решит.
В самом деле: кто тебе объяснит, что такое любовь, если ты только впервые переживаешь это чувство? Герой стихотворения «На букву «Л» дотоле даже и не подозревал о его существовании! В его жизнь — помимо школы, занятий, игр — вторглось нечто странное и непонятное, и вот теперь он упорно и неотвязно ходит «за Аленой, за шапочкой зеленой» и никак не может понять, что же происходит с ним.
Тут, конечно, хочется найти привычно готовый (какой он получал раньше!) ответ в книге, учебнике, словаре,— но даже и самый толковый словарь (раскрытый на букву «Л») не может толково разъяснить юному герою стихотворения, что значит «испытывать любовь»:
...по правде говоря,
И начитавшись словаря,
Понять не в состоянье,
В каком я состоянье.
Тут надо все пережить и перечувствовать самому — никто за тебя этого не сделает!
Юный герой по-иному переживает и такое чувство, как дружба, которую раньше принимал и разделял просто и безотчетно. Теперь для него настала пора раздумий, более аналитического отношения к себе и к окружающим,— вот почему он так пристально вникает в самое существо дружбы. Об этом он и говорит в стихотворении «Я люблю ходить вдвоем»:
Я люблю кричать: «Гляди!
Посмотри! Постой-ка!
Видишь, речка впереди!
Лодок, лодок сколько!..»
И с обрыва, с высоты
Я зову: «Ау! Где ты?
Погляди с обрыва,
Как вокруг красиво!»
Для нас очевидно, что лирический герой этого стихотворения уже понял и глубоко прочувствовал, какая это радость — делиться своим внутренним богатством с друзьями, со всеми окружающими и как беден и ограничен тот, кто стремится оставить его лишь для себя: ему живется одиноко и скучно.
Именно об этом говорит и стихотворение «В пустой квартире». Вот, казалось бы, и сбылась давняя мечта его юного героя: он открыл собственным ключом дверь в свою квартиру, пустую в этот час. Теперь никто уже не сможет помешать ему включить радио, перекричать всех певцов и вообще делать все, что только ни заблагорассудится:
Могу свистеть, стучать дверьми,
Никто не скажет: не шуми!
Никто не скажет: не свисти!
Все на работе до шести...
Но почему же из пустой квартиры, кажется, ушла и сама жизнь и в наступившей тишине стало нестерпимо скучно?
Спасибо этому ключу.
Но почему-то я молчу
И ничего я не хочу
Один в пустой квартире.
Творческое внимание А. Барто ныне с особой пытливостью и пристальностью обращено к той незримой, подвижной и острой грани, где прежнее беззаботно-детское восприятие жизни, не осложненное излишними заботами и тревогами, сменяется восприятием иным — гораздо более сложным, аналитическим, чем-то приближающимся ко взрослому и диктующим страстное стремление разобраться во всем основательно и самостоятельно. А если обстоятельства заставляют юного героя самостоятельно мыслить, то, стало быть (как кажется ему), он и поступать должен — как это делают взрослые — совершенно самостоятельно и ни от кого независимо!
Но надо сказать, что подобная имитация «взрослости» выражается подчас в поступках весьма наивных, странных и крайне незрелых. На первых порах иному мальчугану представляется, что, если он проявит упрямство, непослушание, в этом-то он самым очевидным и несомненным образом и обнаружит, что он человек самостоятельный, а стало быть, и должен поступать только так, как ему заблагорассудится. Ему все хочется делать наоборот и таким образом доказать, что он уже вполне самостоятельная личность, в результате чего и возникают такие конфликты:
— Смотри не пей воды сырой,—
Советует сосед.
Один стакан, потом второй
Андрюша пьет в ответ...
— Придешь обедать к трем часам,—
Ему сказала мать.
Он пробурчал: — Я знаю сам...—
А сам явился в пять...
А когда его домашние пытаются выяснить, что же с ним происходит и почему он все старается делать наоборот, он отвечает с простодушной откровенностью, лучше всего свидетельствующей о том, что совсем он не такой уж взрослый, каким себе кажется:
Когда я вас не слушаюсь,
Я выгляжу взрослей.
Именно в этом корень его упрямства и непослушания, почти непостижимых противоречий — даже и тогда, когда никто не посягает на его самостоятельность. Ему настолько хочется поскорее стать взрослым, что он всем — и в первую очередь самому себе! — стремится доказать, что он и в самом деле уже почти взрослый и растет с каждым часом и днем! Тут он готов перескочить через все ступени разом — на самую высшую! И только со временем он поймет, что по этим ступеням ему предстоит еще шагать и шагать, что сегодняшняя его «взрослость» и «самостоятельность» могут лишь вызвать улыбку — если не у него самого, то, во всяком случае, у читателя, а именно к этому и стремился автор. Это то чувство, о котором говорит совсем еще юная поэтесса Мара Гриезане (в журнале «Дружба народов», 1970, № 1):
По сердцу внезапно резануло
Совершеннолетие мое:
До свиданья, радужное детство!
Все земное трудное житье
Мне природой отдано в наследство.
Конечно, гораздо более юным героям А. Барто еще далеко до совершеннолетия, и они еще не в полной мере переживают то чувство ответственности, какое оно возлагает на плечи тех, кто достиг его, но им уже присуще острое ощущение того, что «радужное» детство (а может быть, и далеко не «радужное», но в перспективе лет оно все равно представляется радужным!) уже позади, что наступает какая-то новая пора, со своими требованиями и «экзаменами», и сумеют ли они их выдержать?