Поневоле задумаешься: готов ли ты для того самого нужного и самого важного в жизни — экзамена, от которого зависит вся твоя жизнь, да и не только твоя?!
Если раньше юный герой этих стихов — в силу своей детскости, непосредственности, цельности и «нерасчлененности» своего сознания — воспринимал окружающий мир, а стало быть, и самого себя как нечто данное, само собою разумеющееся и «непреложное», а о своих собственных переживаниях и восприятиях — в их движении, смене, обогащении — даже и не задумывался (и о чем тут думать?!), то теперь всё в его глазах (да и сам он!) выглядит по-другому и в самом себе он неожиданно обнаруживает нечто незнакомое, удивительное, вызванное какими-то внутренними, подспудными процессами.
Так, герой стихотворения «Трудная неделя» сам с собою оказывается не в ладу (ничего подобного не было дотоле!), себя самого не может понять — и переходит от одного состояния к другому, противоположному. То ему представляется, что он очень умен и его имя — дайте только срок! — прозвучит «среди известнейших имен», то ему мерещится, что он бездельник, бездарный и никудышный человек... Он сам не понимает, что с ним творится, почему его захватили такие сложные и противоречивые чувства, о существовании которых он раньше и не подозревал. В поисках ответа он обращается к маме.
Она в ответ:
— Болезни роста.
Но такой ответ ни в малейшей мере не удовлетворяет его:
Для взрослых
Все, конечно, просто...
И хотя он со временем поймет, что у «взрослых» все далеко не так просто, как казалось ему когда-то, но и собственные его вопросы настойчиво требуют ответа, и только с годами, в итоге большого жизненного опыта, сумеет он его найти.
«Болезни роста», а точнее говоря, те внутренние перемены, какие захватили героя этих стихов, явно ощущаемое им чувство своего повзросления — вот что становится одним из постоянно развиваемых мотивов творчества А. Барто, психологически углубленных характеристик и новых замыслов, воплощение которых составляет новую главу в ее творчестве, требующую и особого нашего внимания.
Юный герой новых стихов А. Барто уже о многом размышляет. И хотя зачастую его тревоги, сомнения и ответы на них носят еще крайне наивный и явно инфантильный характер, но продиктованы они чувствами и стремлениями уже гораздо более зрелыми и углубленными, чем раньше. И если чуть не плачешь, получая двойку (а вместе с тем и чувствуешь, что растешь!), то здесь — в школе жизни, на самом важном ее экзамене — нельзя «провалиться», тут надо подготовиться полно и основательно. Именно об этом уже и задумывается юный герой А. Барто, и эти раздумья становятся свидетельством и стимулом его внутреннего роста, хотя бы и проявляющегося подчас в весьма странных, противоречивых, а то и дерзких поступках.
Новым и углубленным взором присматриваясь к самому себе и окружающему, мечтая о больших свершениях, равных подвигу, он начинает понимать, что далеко не все в его внутреннем «хозяйстве» отвечает его мечтам и замыслам и надо тут что-то предпринять, что-то наладить по-другому в своей жизни, в своем быту, в своих навыках. Вот он не без зависти наблюдает своего соседа, прозванного «моржом», и оказывается, что
Не зря зовут его моржом:
В мороз, в любую пору,
Толпой мальчишек окружен,
Он — раз! — с разбегу
В прорубь...
Разве не тянет вслед за ним так же броситься с разбегу в прорубь,— да не так это просто, как кажется с виду, и юный рассказчик не без смущения признается:
А я стоял, тепло одет,
И отморозил уши...
Нет, не годятся такие неженки в «моржи», много им надо еще тренироваться, чтобы потягаться с «моржами». Значит, любая мечта и любое настоящее дело требуют воли, упорства, выдержки, готовности к преодолению трудностей и испытаний,— это становится очевидно юному рассказчику, который отныне едва ли захочет оставаться таким слабым и изнеженным, каким был дотоле.
Нельзя сказать, чтобы и раньше тема «повзросления» юного героя не привлекала внимания А. Барто. Нет, если мы перечитаем хотя бы поэму «Ему четырнадцать лет», то увидим в ней схожие черты и мотивы. Но есть здесь и некоторое различие. Заключается оно в том, что переживания героя книги «Я расту» и примыкающих к ней более поздних стихов изображены психологически углубленней, непосредственней, достоверней, во всей их внутренней динамичности и реальной сложности, противоречивости, чего нельзя сказать о герое поэмы «Ему четырнадцать лет», чьи раздумья о себе носят несколько статичный характер.
Внутреннее повзросление героев новых стихов А. Барто сказывается и в более углубленном отношении к окружающему миру, в более тонком восприятии его прелести и красоты.
В своей речи на Четвертом съезде писателей СССР А. Барто справедливо отмечала, что наши дети «...духовно повзрослели. Люди стали тоньше в своих взаимоотношениях, это сказывается и на детях. Даже младших стали по-своему интересовать вопросы морали». Стремление запечатлеть внутренний мир ребенка и подростка во всей его тонкости, сложности, непосредственности и определяет характер многих новых стихов А. Барто.
Поэтесса глубоко раскрывает перед нами то, как усложнился внутренний мир ее героя, как утончилась вся область его эмоций, этических, а вместе с тем и эстетических восприятий, какое богатство и многообразие чувств и переживаний вызывает у него ощущение причастности ко всему на свете, порождающее жажду активной деятельности и живого участия в судьбе тех, кто особенно нуждается в нем.
Именно об этом говорит одно из самых характерных и примечательных стихотворений А. Барто «Лебединое горе», в котором возможности детской поэзии расширяются до проникновенного лиризма, возвышенного и тонкого, а вместе с тем отвечающего правде детской психологии, по-своему раскрывающего ее черты и особенности.
...Мальчик становится свидетелем той беды, которая постигла лебедя, отставшего от своей стаи и вынужденного зимовать на севере:
В холодном парке
Среди льдин
Зимует лебедь.
Он один.
Мальчуган, который не может быть равнодушным к тому, что происходит в окружающем мире, думает:
Бедняга!
Вот не повезло —
Летать не может...
Так обычно говорят о закадычных друзьях, попавших в беду,— и эта живость, и эмоциональная напряженность интонации передает всю непосредственность и глубину чувства, побуждающего мальчугана выдумывать хитроумные затеи, чтобы хоть чем-нибудь помочь своему новому другу:
Решил я
Притвориться:
Я тоже
Лебедь-птица,
Я тоже белый,
Весь в снегу.
Я выгнул шею,
Как могу.
Кажется, он сейчас готов плыть рядом с лебедем, составить ему компанию (ибо по себе знает, как было бы скучно целые дни проводить в одиночестве!).
Я поднял руку
Как крыло,
Но ничего
Не помогло...
Пусть попытка юного рассказчика завершилась явной неудачей, но мы чувствуем, что он сделает все, чтобы по-настоящему подружиться с попавшим в беду лебедем и хоть чем-нибудь помочь ему.
Как будто не слишком значительный эпизод из жизни своего юного героя поведала нам А. Барто, но как много сказано в ее стихотворении, с какой глубиной и доподлинностью передан мир его восприятий и чувств, широко открытых навстречу окружающему миру! Да, много сказано и выражено в этом добром и грустноватом стихотворении, сквозь льдистый колорит которого пробивается глубокое и теплое течение, вовлекающее нас в область больших чувств, сложных и тонких переживаний.
А сколько радости приносит детворе и как обогащает всю область ее переживаний непосредственное, активное вмешательство в жизнь живого, слабого, нуждающегося в помощи существа, — как бы мало оно ни было! Именно об этом говорит стихотворение о заброшенном щенке, одно название которого «Он был совсем один» подсказывает юному читателю, что невозможно живому существу пребывать в одиночестве. Щенок повсюду тычется в поисках приюта и испытывает такую тоску, от которой все время хочется выть.
Оставшись «совсем один», щенок размышляет:
С людьми
Побыть мне хочется.
Зачем мне
Одиночество?
Неизвестно, что бы стало с этим щенком, если бы не две девочки, две Катеньки,— им оказался нужен именно такой щенок, обе они в восторге от своей находки, с которой отныне и не собираются расставаться:
— Кудлатенький!
— Косматенький!
Его ласкают
Катеньки...
И сколько нежности и любви в самих этих эпитетах и прозвищах, какими они награждают щенка, визжащего от восторга и радости, что вот наконец-то он не одинок, наконец-то он стал кому-то нужен, и ему будет с кем играть и возиться, и у него сразу оказались две такие юные хозяйки! А Катеньки счастливы тем, что вот теперь им есть о ком заботиться, кого приласкать. Вот почему тот мир, где они живут, стал для них еще прекрасней, богаче и словно бы даже теплей: ведь у них появился новый друг, кому они жизненно необходимы.
Даже попавший словно в западню между двумя зимними рамами жук и тот вызывает активное сочувствие: он жужжит, как бы зовя кого-то на помощь,— и разве можно отказать ему в ней?
И я зову на помощь маму:
— Там жук живой!
Раскроем раму!
Так поэтесса умеет увидеть и подчеркнуть доброе и активное начало в своих юных героях — даже в самом обычном и неприметном его проявлении.
В связи с тем, что внутренний мир героя этих стихов углубляется, тоньше становятся чувства и восприятия, меняется и его отношение к природе, которая так недавно служила лишь фоном и полем для прогулок, занятий, развлечений, игр. А ныне она обретает в его глазах и другую, гораздо более самостоятельную ценность, раскрывается перед ним в своем собственном значении и могуществе, в своей удивительной красоте, какую раньше он почти совсем не замечал, таинственным и непостижимым образом перекликается с миром его самых заветных чувств, восп