А. Барто именно потому и обращается к творчеству Гайдара, что слышит в нем постоянный и незамирающий с годами зов к завтрашнему коммунистическому дню, героику и романтику труда, борьбы, творчества, и все это — в сочетании с глубочайшим проникновением во внутренний мир нашей детворы, с умением ответить на ее самые насущные вопросы, интересы, потребности, с острым и отчетливым пониманием того, что читатель детской литературы не терпит книги назидательно-дидактической, а примет лишь ту, какая может поднять его на крыльях героики и романтики. А именно такие книги и создавал Аркадий Гайдар. Его герои — это юные граждане нашей «Гордой страны» (говоря словами самого Гайдара), и в них — при всей их юности — есть нечто от ее гордости, ее неколебимости, ее устремленности в будущее, и главное — все это не в чертах вымышленных, только воображаемых и только желательных. Нет, Гайдар, как никто, знал нашу детвору и изображал ее чертами точными и реальными. Многие страницы его книг наполнены предчувствием тех испытаний, какие могут выпасть на долю наших людей — в том числе и юных (ведь повесть «Военная тайна» написана уже после прихода немецких фашистов к власти), и здесь мы имеем в виду не только героическую и вдохновенную сказку о Мальчише-Кибальчише, но и прозорливые слова Владика, разработавшего целую «стратегию» (в чем-то точную и удивительно верную, а в чем-то — в согласии с его возрастом — и фантастическую) партизанской войны — на тот случай, если враги нанесут на какое-то время поражение наглей армии. Но и тогда советские люди не сдадутся им, будут вести борьбу, пока не одолеют их и пока не одержат полной победы над ними, утверждал Владик. Да, слова Владика, в которых были и тревожные раздумья самого Гайдара, видевшего, как по Европе ползет тень фашистской свастики, угрожая многим ее странам, оправдывались в годы Великой Отечественной войны, что свидетельствует не только о том, что высокие помыслы и героические устремления героев Гайдара подтвердились на деле, стали плотью самой действительности, но и о необычайной прозорливости художника, сочетавшего героику и романтику с верностью жизненной правде.
Рассказы и повести Гайдара — это не просто писательская выдумка, хотя и фантазия в них явно ощутима и без нее нельзя представить ни Гайдара, ни его героев — и она бросает дерзкий вызов всем сторонникам бытовщины и любителям натуралистической дотошности. Здесь и выдумка коренится в самой действительности, неотделима от ее почвы, от ее устремленности к будущему, которое художник «мерит по коммуне», говоря словами Маяковского.
Имя Гайдара, его традиции, пафос его творчества, страстно целеустремленного, направленного на переустройство всей жизни, активное и действенное вмешательство в нее (вспомним хотя бы о значении повести «Тимур и его команда», явившейся побудительным началом для благородного и доброго движения, вовлекшего тысячи и миллионы наших школьников, пионеров, комсомольцев) — никак не могут ужиться с казенщиной, показухой, равнодушием, со всем тем, что делается только для «отчетности» и может скомпрометировать и извратить даже самые благие начинания. Вот против подобных извращений и направлено меткое, а когда надо — остро разящее перо А. Барто. Поэтесса резко и решительно выступает против любых искажений тимуровского движения, попыток подменить его хвастливыми «отчетами» и казенными «реляциями», только мешающими нашим ребятам проявить на деле свой общественный темперамент и творческую энергию. От нее крепко достается тем, кто извращает самые основы тимуровского движения, кто готов присвоить своему отряду самое громкое и почетное имя, не имея еще на то никаких оснований, кто подменяет настоящую заботу о нуждающихся в помощи людях лишь ее имитацией.
Бывает и так, что подлинное искусство, захватившее ребят во время непринужденной встречи с поэтом, кое-кто стремится также свести всего лишь к очередному «мероприятию», необходимому для отчетной «галочки» — только и всего! Эта встреча с пионерами произошла на косогоре, в зарослях ольхи. Поэт читает ребятам свои стихи, а они
...словно на привале,
3адумались слегка,
А в небе проплывали
Высоко облака...
Казалось бы, что может быть прекрасней такой встречи на вольном просторе, заставившей, наверно, задуматься ребят о многом и многом! Но вот поэт получает письмо, и словно бы замутилась прелесть этой удивительной встречи:
Просим выслать
Ваше фото,
Вы нужны нам
Для отчета,
Чтоб от вас
Остался след...
Вот почему чуть дрожащая рука поэта сердито выводит в ответ:
...Не забудьте для отчета
Взять на небе облака...
А что может быть необходимей для школьников, пионеров, комсомольцев, чем опыт людей старшего поколения, их лучшие традиции? Но, оказывается, даже и сюда можно внести казенщину, равнодушие, показуху, если свести все к очередному календарному «мероприятию» и отчетной «галочке». Именно об этом говорит стихотворение с весьма характерным названием «Горе-следопыты». Его юные «герои», жаждущие незамедлительной славы и поражающих воображение открытий, отыскали ветерана былых боев, а дальше события развиваются следующим образом:
Был старик слегка простужен,
Был в постели обнаружен,
Но, увидев деток милых,
Ветеран сказал: — Ну что ж,
Отказать я вам не в силах,
Дорогая молодежь...
Если бы «ребята-следопыты» повнимательней и посердечней отнеслись к ветерану, то поняли бы, что он сейчас прежде всего нуждается в заботливом уходе. Но разве этим прославишься?! Они немедленно потащили его с собой, и, как эпически сообщает автор,
Говорят, что после сбора
Он опомнился не скоро.
Долго кашлял ветеран
И вздыхал по вечерам...
Но «горе-следопыты» об этом даже и не задумываются — они повсюду звонят о «трудностях похода» (дабы прослыть некими «открывателями»), хотя никаких «трудностей» они не испытали. А что будет дальше с больным ветераном, их совершенно не интересует!
Конечно, бывает необходимо и отчитаться в проделанной работе, и ответить на поставленные перед вами вопросы,— это само собою разумеется, но поэтесса решительно спорит с теми, кто готов исчерпать суть дела и заслониться от подлинной жизни заранее заготовленными параграфами и страницами отчетной ведомости.
Когда А. Барто наблюдает в школьной и пионерской жизни подобные явления, когда она видит тех, для кого участие в тимуровском или каком-либо ином молодежном движении — только повод и предлог для самовосхваления, она, с присущим ей сарказмом, выводит таких людей на всеобщее осмеяние, внушая своим юным читателям неприязнь к самодовольству, казенщине, верхоглядству и приучая их отличать настоящее дело от мнимого и показного!
Конечно, далеко не каждое стихотворение А. Барто непосредственно воспевает смелость, решительность, мужество, правдивость, но, как видим, зачастую эти качества она утверждает «от обратного», высмеивая все то, что противостоит им, на чем лежит печать трусости, косности, перестраховки, ограниченности, стяжательства, недоверия к людям и к самой жизни,— с подобными явлениями А. Барто борется постоянно и повседневно, учитывая жизненный и творческий опыт Гайдара.
Поэтесса решительно настаивает, что творчество Гайдара и гайдаровские традиции в современной детской литературе — как одно из важнейших средств воспитания и формирования характера юного читателя — в наше время не менее важны и существенны, чем тогда, когда они впервые возникли и создавались, и отвечают потребностям сегодняшнего читателя и требованиям нашего времени не в меньшей мере, чем десятилетия тому назад.
Отстаивая гражданственность нашей детской поэзии (конечно, в соответствии с возрастом и запросами аудитории!), справедливо утверждая, что большие и значительные темы современности естественно и органично входят в поэзию для детей, А. Барто говорила в речи на Четвертом съезде писателей СССР:
«Если читатели наши повзрослели, значит, и гражданские чувства доступны им в более раннем возрасте. А если так, то и поэзия для детей еще больше должна быть окрыленной гражданственностью...»,— и ее собственное творчество в полной мере отвечает этому завету и призыву.
В таком понимании существа и назначения детской поэзии она и видит в Гайдаре своего союзника и соратника. Вместе с тем ее обращение к традициям и творчеству Гайдара обретает и явно полемическую направленность, ибо иные явления детской литературы не отвечают в достаточной мере духу высокой гражданственности, пафосу активного вмешательства в жизнь. Вот с подобными тенденциями, явно противостоящими творчеству и традициям Гайдара, А. Барто спорит решительно и неизменно. Рассматривая достоинства новых и молодых литераторов, пришедших в детскую поэзию, их профессиональную грамотность, естественность интонации, поиски новой формы, поэтесса в речи на Четвертом съезде писателей СССР не забыла сказать и о том, что тревожит ее: значительная тема еще не занимает должного места в их творчестве, а «некоторых из них не волнует замысел, сюжет...» — что, конечно, ослабляет и действенную силу стиха. В этой же речи А. Барто справедливо заметила, что «эскизность, неопределенность формы иные наши поэты как бы возводят в некий принцип, забывая, что какой бы неопределенной ни была форма детского стиха, в ней обязательно должна быть своя слаженность, своя дисциплина... Отсутствие замысла, сюжета, перенасыщение повторами, щегольство словами порой приводят к мелкотемью...».
Высказав эти замечания в адрес иных детских поэтов, А. Барто предложила им рассматривать ее критику как «профилактические уколы»: «пусть они помогут поэтам не заблудиться, не сбиться на боковую тропинку только словесных поисков. Всем нам идти по главной дороге!»
Это предупреждение поэтессы крайне своевременно и плодотворно, и для нее творчество и традиции Гайдара — это один из тех надежных компасов, которые могут помочь любому детскому писателю вести новаторский поиск в верном направлении и не сбиться с «главной дороги».