Где бы ни оказалась А. Барто — а бывать ей приходилось во многих странах,— она подтверждает слова Маяковского: «У советских собственная гордость» (о чем подчас забывают иные наши туристы, очутившиеся за границей и ослепленные блеском реклам и сиянием витрин),— и страстно противопоставляет ухищрениям буржуазной пропаганды советскую мораль, советский взгляд на окружающее, советский образ жизни. Так, очутившись в Америке, А. Барто заметила, что и там идут поиски пропавших детей и что это не единичные случаи, а распространенное явление. Дело в том, что многие состоятельные родители ищут своих детей, которые покидают семьи, протестуя тем самым против тирании денег, культа бизнеса, бездушного практицизма, не находя удовлетворения своим духовным запросам и лучшим возможностям, что и приводит к распаду семьи. Пусть бунт таких детей обычно бесплоден и безвыходен, но он показателен для американского образа жизни, для американских нравов.
Как видим, повесть «Найти человека», не отступая от непосредственно намеченной в ней темы, выраженной и ее названием, вместе с тем отвечает и на многие острые и существенные вопросы современной действительности, и отвечает убедительно, на основании реальных фактов, точных наблюдений, бесспорных свидетельств. Это и вопросы общественной жизни, и вопросы о характере новаторства нашей литературы, неизбежно определяемого активной связью с жизнью, участием в ее поступательном движении, творчески самостоятельным ее осмыслением (а не самодовлеюще-формальным экспериментаторством, как полагают иные литераторы); это и понимание сущности советского человека, героического начала в его повседневной творческой жизни; это и вопросы гуманизма, которому иные писатели стремятся придать «чистый», «абсолютный» вид. А вот в повести А. Барто гуманизм нашего человека определяется, в согласии с жизненной правдой, именно как социалистический, что и позволило ее автору глубоко осмыслить характер наших людей, то новое, что появилось в их внутреннем мире.
В своей повести автор отвечает и на многие сложные вопросы детской психологии, детского воспитания, детской литературы; так он решительно спорит с теми родителями, педагогами, литераторами, которые стремятся всячески оградить наших детей от всего сложного и трудного, что есть в жизни, от воспитания общественных навыков, от зрелища чужой беды (все это-де «не для детей»). Так, возражая той матери, которая хотела бы именно в этом духе воспитать свою дочь, а потому и уберечь ее от передач «Найти человека», А. Барто утверждает, что «...от боязни испортить себе настроение чужой бедой... всего один шаг к эгоизму и бессердечию», и всем своим творчеством опровергает подобную позицию; в поэме «Звенигород» она прямо и открыто говорит с юным читателем о самых тяжких переживаниях своих героев, о том недетском горе, какое выпало на их худенькие плечи в годы войны, а вместе с тем и о их мужестве, стойкости, выносливости, о том, что сделало для них наше государство, чтобы избавить их от сиротства, бездомности. Практика многолетнего и дружеского общения с детской аудиторией полностью подтверждает, что А. Барто совершенно права, когда ведет с нею такой доверительный разговор — по большому счету, уверенная в ее жажде творческой деятельности и общественной активности.
«С юными искателями у меня сложились деловые отношения...»— лаконично сообщает А. Барто, и о готовности наших детей живо откликнуться на такой разговор, какой поэтесса начала в своих передачах, активно подхватить его, свидетельствует множество детских писем, адресованных автору передач «Найти человека». Они подтверждают, как настойчиво наши дети стремятся участвовать в большой общественной жизни, в каком-нибудь «настоящем», нужном людям деле — и особенно в таком захватывающем, как поиски человека!
«Поручите мне — я весь город перерою!» — решительно заявила одна из юных корреспонденток А. Барто, выражая чувства и стремления не только собственные, но и многих своих сверстников и однокашников. Конечно, такой благородный порыв не случаен: он явился закономерным итогом той большой воспитательной работы, какая ведется и в семьях, и в детских домах, и в школах, и в пионерской организации. Бот о чем наглядно и неопровержимо убедительно свидетельствует повесть «Найти человека», приведенные в ней — такие живые и непосредственные но выражению чувств — письма наших детей.
Эти письма являются превосходным ответом той «думающей матери» (да и не только ей!), которая хотела бы оградить свою дочь от зрелища чужой беды и — упаси бог! — не дать вмешаться в нее.
Не трудно установить, что новаторский характер повести «Найти человека» порожден прежде всего тем, что художник не только запечатлел в ней особый и определенный участок советской действительности, но и самым активным образом вмешивается в него, оказывает существенное, а во многом и решающее влияние и воздействие на судьбы сотен и тысяч людей. Органическое сочетание художника с общественноактивным деятелем, глубоко вторгающимся в кипучий, еще не остывший жизненный материал и находящим в такой активной деятельности источники своего творчества,— вот что определяет новаторскую суть этой своеобразной повести. Она состоит из многочисленных писем, адресованных автору передач «Найти человека», из наиболее примечательных историй, рассказанных их слушателями, из «Дневника поисков», «Папки сомнений», записей, наблюдений и раздумий самого автора, — но весь этот многообразный материал сплавлен воедино, сочетается в пределах свободной, а вместе с тем и дисциплинированной композиции, воссоздает цельную картину, и ее цельность во многом определяется творческой личностью самого автора как активно действующего персонажа, присутствие которого мы ощущаем не только тогда, когда повесть идет от его лица, но и тогда, когда в пей раздаются сотни страстно взволнованных, словно бы захлестывающих друг друга голосов, несущихся перед нами бурным и стремительным потоком.
Казалось бы, голос автора может раствориться и исчезнуть в этом потоке, но мы неизменно слышим здесь его, ощущаем присутствие автора, его творческую волю и целеустремленный замысел. Он не только вводит в свою повесть самый многообразный материал писем, документов, историй, выбирая их из такого множества, в котором легко было бы заблудиться и захлебнуться, но и творчески самостоятельно осмысляет и интерпретирует этот материал, нередко извлекая из него такие выводы, о каких иные корреспонденты «Маяка» и участники рассказанных здесь историй, наверное, даже и не задумывались. В самом деле: разве та пенсионерка, которая просила что-нибудь поручить ей в деле розыска некогда пропавших детей, добавляя, что у нее, правда, не хватает времени «для личной жизни», задумывалась о том, что она тем самым утверждает новое и углубленное понимание «личной жизни», характерное для человека нашего общества? Нет, вероятно, она просто писала о том, что переживала и чувствовала, но автор повести «Найти человека» на основании таких бесхитростных признаний пришел к важным и знаменательным выводам. А разве полагала та «думающая мать», которая внушала своей дочери, что передачи «Найти человека» «не для нее», что ее слова сослужат автору передач хорошую службу для углубленных раздумий о том, как у иных детей — и не без влияния родителей — рождаются черствость, эгоизм, равнодушие (плоды которых впоследствии с горечью изведают и сами родители, внушающие своим детям, что те должны держаться подальше от «чужого горя»)?
Так, приводя в своей повести самые различные документы и высказывания, автор не просто цитирует их, но делает свои выводы, отстаивает свои позиции; вот почему, думается, права Евг. Книпович, когда в статье, посвященной повести «Найти человека» («Литературная газета»), отказывается называть ее «документальной» (хотя «документы» в ней занимают весьма значительное место), ибо автор по-хозяйски распоряжается этими документами, управляет их неисчерпаемым потоком, сводит их воедино, в пределах стремительно развивающейся композиции, осмысляет каждый документ по-своему, проясняет то их значение, о котором подчас и не задумывались сами корреспонденты А. Барто. А весь этот «документальный материал» постоянно перемежается собственными наблюдениями и выводами автора, что и придает неповторимо своеобразное звучание повести «Найти человека».
Знакомясь с этой повестью, мы убеждаемся, что даже с сугубо профессионально-писательской точки зрения приобщение к подлинной жизни, реальным судьбам наших людей может дать любому художнику необычайно богатый материал для творчества,— и автор находит в письмах и историях своих корреспондентов не только активную помощь и поддержку в «поисках человека», но и «сундуки сюжетов», говоря его словами, сюжетов психологических, героических, детективных, сюжетов для романов, новелл, пьес, где людские судьбы предстают в их самые напряженные — «роковые» — мгновения, от которых зависит вся дальнейшая жизнь человека. Автор щедро раскрывает их перед нами и перед своими собратьями по перу — берите, пользуйтесь! Эти сюжеты вовлекают нас в события и истории, порожденные самой жизнью и захватывающие своей необычайностью, драматизмом. Вот что значит активное приобщение к подлинно жизненным темам!
Конечно, материал, затронутый автором, давал возможность для фантазии, воображения,— столько в нем замечательных сюжетов для рассказов и романов и с таким захватывающим интересом читаются они,— но, как сообщает А. Барто, она решила, создавая свое новое произведение, «строго придерживаться документальности. Ведь тут большая опасность,— размышляет автор.— Расширяя границу домысла, можно лишить жизненную историю самого драгоценного — подлинности...», и в ее повести документальная «строгость» полностью себя оправдала.
Думается, ни один читатель, ни одна мать, озабоченная судьбой своего ребенка,—у нас или в зарубежной стране — не смогут остаться равнодушными к тому, что рассказано в этой повести и что раскрывает новыми чертами и красками подлинный гуманизм Советского государства и советского человека; вот почему так отрадно, что эта повесть вызвала самое широкое внимание как у нас, так и за рубежами нашей Родины.