Конечно, то, что напечатано в книге, не совсем стихи Кисева, Клуге и других ребят. Это — стихи детей, но «написаны они мной»,— говорит в предисловии Агния Барто. Такое разграничение очень важно для понимания книги. Ведь речь не о переводах с одного языка на другой в обычном смысле этого понятия. Во многих странах — где с коммерческой, где с научной целью, где преследуя задачи эстетического развития ребят,— выходят сборники детского творчества, в том числе и поэтические. Не исключена возможность и перевода таких сборников на другие языки с сохранением всех достоинств и недостатков оригинала. То, что сделала Агния Барто, не имеет прецедентов в литературе. Принципиальная новизна «Переводов с детского» не только в интернациональном характере книжки, но и в глубине творческой переработки детского подлинника. То, что в оригинале представляет лишь намек на мысль, чувство, настроение, в «переводе» Агнии Львовны обретает силу настоящей поэзии, получает определенность и завершенность большого искусства.
Недаром почти каждое стихотворение предваряется указанием: «От имени Нины Ринтанен, ей 9 лет» или «От имени Ану Утрайненен, ему 10 лет». Поэт говорит от имени детей своим собственным поэтическим языком, который присущ только ему. Мы узнаем рифмы Барто, ее излюбленные ассонансы и каламбуры, не всегда совпадающие в написании, но точные, глубокие, богатые созвучиями: градусов — радостно, песенки — Хельсинки, наполнен — напомнил, дорога нам — ураганом, крольчатам — отпечатан, бурном ритме — говорит мне, паришь — Париж и т. д. Единожды прочитав или услышав, мы готовы повторять как пословицу, как поговорку: «Сорняки и травы не приносят славы», «Скучать по Казахстану не буду. Перестану», «Прежде чем влезать в трубу, вспомни ты его судьбу», «Я ладонь разжала: счастье я держала», или такое вот типично «бартовское» четверостишие, написанное от лица птичьей мамы:
Когда детей одиннадцать,
И ротики разинуты,
И каждого корми —
Не так легко с детьми!
Разнообразие ритмического строя, переключение размеров внутри одного стихотворения, богатство аллитераций, внутренних созвучий стиха — все это пришло в «Переводы с детского» из стихов Барто. Все, вкупе с неповторимой интонацией: «По росту он был не подросток, а дядя». Вместе с удивительной игрой словом — свободной и строгой в одно и то же время. Поистине ноги просятся в пляс, когда читаешь «Африканский танец», написанный от имени либерийца Джонсона Уиснанта, и будто в самом деле слышишь удары тамтамов в горячем, настоянном на терпких ароматах тропиков воздухе:
Бьют тамтамы, бьют тамтамы,
Пляшут дети, папы, мамы,
Африканцы-старики
Пляшут, на ногу легки.
Бьют тамтамы, бьют тамтамы...
Кончен день счастливый самый.
Но, хотя замолк тамтам,
Ходит музыка тамтама
Вслед за нами по пятам.
Это стихи Агнии Барто и вместе с тем — детские стихи. По настроению, по мироощущению, по наполненности бесчисленными маленькими открытиями, где в солнечном луче простой кусочек стекла чудесно оборачивается драгоценным камнем, и эта ошибка (стихотворение так и называется «Ошибка») ничуть не огорчает ребенка. Эмоциональная гамма стихов широка и подвижна: ведь и в действительной жизни ребенок легко и непосредственно переходит от беспечной радости к задумчивости, от задумчивости к грусти, а тоскливое, даже порой безысходное настроение вдруг сменяется ликованием.
Превосходно в своем безыскусственном лиризме стихотворение «Мама», написанное от имени финской девятилетней девочки Сивры Густавссон:
Я говорила маме:
— Не уходи далеко!
Слезы польются сами,
Если ты далеко...
Вдруг ты в лесу дремучем
И от меня далеко!
Лучше, на всякий случай,
Не уходи далеко.
Взрослый поэт сумел с предельной выразительностью передать чувства «невеликого поэта» — любовь к матери, безоглядное доверие к материнской защите и верности.
Мир сегодняшнего ребенка, даже в капиталистических странах, выходит, как правило, далеко за пределы его семейного, домашнего круга. Тринадцатилетняя финка Тиина Линдстрем написала стихотворение «Голубь». Барто приводит из него часть подстрочного перевода: «...Белые голуби поймали черную железную птицу, которая подстрекает людей к войне. Молодец, белая птица!..» В переложении Барто этот образ получил такое развитие:
Черная птица —
Откуда такая? —
Вьется, прохожих
К войне подстрекая.
Черная птица
Клювом железным
С голубем белым
Бьется над бездной.
Пусть он везде
Победителем будет —
Голубь отважный...
Взрослый поэт как бы усилил тревогу ребенка. В стихотворении Барто черная птица выглядит более зловещей и опасной, чем в стихотворении Тиины. И в отличие от финского оригинала, у Барто она еще не поймана, окончательно не побеждена. Впрочем, упрямый детский оптимизм стихов Тиины этим не отменяется. Победа над черной птицей просто сдвигается во времени, она не в прошлом, а в будущем. Стихи выражают надежду на то, что силы мира непременно победят. Но победят только в том случае, если этого захотят люди. К ним обращены заключительные строки стихотворения: «Не убивайте друг друга... Остановитесь!»
«Переводы с детского» — не обычный стихотворный сборник. Своеобразие жанра книги — в органичности сочетания стихов и прозаических отступлений автора. Сложная внутренняя структура книги предопределена основной задачей: говорить с советскими детьми о жизни, как ее видят и представляют их сверстники за рубежом. Естественно, что автор книги активно включается в этот разговор, рассказывая о своих зарубежных встречах с детьми, о том, почему в книжке появилось то или иное стихотворение. Барто отмечает, что дети в разных странах имеют свои характерные особенности. Финские — стеснительны, молчаливы. Болгарские «прекрасно умеют слышать... музыку стиха». А «...у венгерских детей богатое воображение. Конечно, оно свойственно детям всех стран, но показалось мне очень ощутимым в стихах и сказках, сложенных маленькими венграми».
Стихотворению «В саду Тюильри» предшествует рассказ о детской библиотеке в парижском пригороде Кламар, где юные читатели издают собственный журнал и провели анкету «Что мы думаем о двухтысячном годе?» Для участников анкеты этот вопрос отнюдь не теоретический: ведь в двухтысячном году им едва минет тридцать лет. Стихотворение «В саду Тюильри» как раз и передает мысли ребят, высказанные на страницах детского библиотечного журнала. Только в стихах эти мысли стали живой беседой мальчиков и девочек в саду Тюильри.
Судя по стихотворению, самой ощутимой оказалась тревога парижских детей за судьбы родной Франции. Ведь ребята немало слышат о нескончаемой гонке вооружений. Из книг, от старших они знают, как фашисты в свое время бомбили Париж. И отнюдь не фантастической, а вполне реальной представляется им опасность, что двухтысячный год «начнет раздавать» скопившиеся горы бомб. Однако желание мира так сильно, что ребята готовы остановить само время, лишь бы предотвратить военную катастрофу.
Два социальных мира в их трагической несовместимости встают в стихотворении «Я привыкну», написанном от имени восьмилетней девочки, родители которой, греки по национальности, переехали из Казахстана в Афины. Об истории девочки, случайной встрече с ней и ее матерью Барто говорит в предваряющем стихотворение небольшом очерке. Невыразимо грустен этот рассказ о том, как взрослые порой непоправимо ломают судьбы собственных детей. Восьмилетняя девочка, родившаяся и выросшая у подножия гор Алатау, русская по родному языку, советская по воспитанию, по всему складу личности, должна сменить все, что составляет ее «я», ее уже сложившееся существо: родину, язык, друзей, привычки, склад души,— только потому, что по метрике она значится гречанкой и еще потому, что так захотела гречанка-бабушка, а папа и мама ей подчинились.
Спору нет, Греция — замечательная страна, Афины — красивый город. И мама маленькой героини, и она сама пытаются убедить себя, будто ностальгия по Казахстану — явление преходящее; мол, пройдет немного времени, и они привыкнут к новой обстановке, новому образу жизни. «Скучать по Казахстану не буду. Перестану» — в этих словах, проходящих через все стихотворение, есть что-то от ворожбы. Перед глазами девочки шумный европейский город, исторические развалины Парфенона, рядом — греческая подружка, которой при желании уже можно сказать несколько слов: ведь новый для нее язык героиня стихотворения учит едва ли не целыми днями. Но слова не сходят с языка, потому что перед мысленным взором неотступно стоит другая картина: казахстанские горы, школа, октябрятский отряд, другая подружка, настоящая. И сколько ни заклинает себя героиня не скучать по родине, втайне она мечтает о том, что... сломает ногу. А так как «нужно денег много, чтоб в Греции лечиться», то она и скажет маме:
— Вернуться бы обратно!
Я вылечусь бесплатно
И встречусь в Казахстане
С ребятами, с друзьями.
И там я перестану
Скучать по Казахстану.
Пронзительные эти строчки острой болью отдаются в сердце читателя. И с пронзительной ясностью постигает он истину: как ни велик, как ни прекрасен мир, у каждого из миллиардов населяющих его людей есть своя земля, родина, свой дом — и это самое дорогое, что важно сберечь и нельзя потерять.
У книжки «Переводы с детского» есть важная особенность. Иллюстрации к ней сделали сами ребята — ученики детской художественной школы Краснопресненского района Москвы и учащиеся московской средней художественной школы при институте имени Сурикова. Читая стихи «невеликих поэтов» и рассматривая рисунки «невеликих художников», еще раз убеждаешься, как интернационален по своей сути, по своим изначальным истокам мир детства. Как много общего у ребят всей земли и как хорошо они понимают друг друга. И в то же время видишь, как мир этот отражает реальную социальную действительность с противостоянием разных общественных систем, с национальными и географическими различиями и особенностями.