В рисунках советских детей к стихам их зарубежных сверстников проявилось стремление познать, понять, полюбить жизнь другого народа как свою собственную. Эта черта формируется в советском человеке всем жизненным укладом развитого социалистического общества, дружной семьи братских народов. Она лежит в основе пролетарского интернационализма и советского патриотизма. Книга «Переводы с детского» развивает и закрепляет интернациональные чувства юных читателей. Но она в равной мере обращена и к взрослым, ответственным за счастье сегодняшних детей и, значит, за грядущий день планеты.
Пример общественной и литературной деятельности Агнии Барто, отразившийся в «Записках детского поэта» и «Переводах с детского», говорит о том, что нет и не может быть в нашем мире ничего, что бы так или иначе не касалось детей и было бы, таким образом, чуждо детскому писателю. Но пример этот говорит также и о другом. О том, что не должно быть на нашей планете человека, которого самым прямым образом не касалось бы происходящее в мире детства.
ПРИШЕДШИМ ИЗ ДВУХТЫСЯЧНОГО ГОДА
Сегодняшние дети — это взрослые двадцать первого века, его полноправные хозяева. В точном смысле слова они — люди будущего, пришельцы из двухтысячного года. Они похожи на нас в той мере, в какой их детство повторяет наше. И они другие, потому что родились и растут в другое время. Дети всегда, во все времена отличались от отцов — иначе бы человечество топталось на месте. Но в наше время ускоренного исторического движения эти отличия существеннее и заметнее. Сегодня в Советской стране впервые формируется поколение, явившееся на свет в условиях развитого социализма. Это факт эпохального значения.
Выступая в июне 1976 года на VI съезде писателей СССР, Агния Барто говорила: «Вы обратили внимание, товарищи, какое красивое поколение растет у нас сегодня? Дети, даже те, которых еще водят за руку, — рослые, складные, большеглазые. И очень сообразительные. И как важно, чтобы в чистом и добром мире детства они росли духовно здоровыми, гармоничными».
Если говорить о детской поэзии, то, очевидно, она должна обладать сегодня не просто высокими идейно-художественными достоинствами. Она должна соответствовать духу времени, его задачам, тенденциям. И отвечать возросшим духовным возможностям современных детей. «...Это очень важно,— пояснила Агния Львовна в интервью «Литературной газете» (май, 1978),— вслушиваясь в меняющиеся ритмы нашей жизни, улавливая чувства людей, искать неустанно в процессе творчества что-то новое».
Семидесятые годы отмечены для самой А. Барто активными поисками в поэзии для детей, открытиями, имеющими глубоко принципиальный характер. В литературно-критических и публицистических выступлениях этого периода писательница особенно много размышляет на тему «поэзия и нравственность». Эта проблема в ее сложных и многообразных опосредствованиях накладывает отпечаток на все творчество Барто. Если говорить о том принципиально новом, что зазвучало в ее стихах семидесятых годов, то прежде всего надо сказать о росте гражданственного, общественного потенциала стихов, обусловленном независимой от темы их внутренней публицистичностью, социальной заостренностью каждого образа, углублением в те стороны и грани характера героя, где наиболее явственно прослеживаются связи индивидуальной психики и психологии общества в целом.
«Просто стихи» — назвала Агния Барто вышедшую в 1974 году книжку для дошкольников. Стихи, составившие сборник, и впрямь трудно поддаются более конкретному определению. Но не оттого, что они дают для этого мало материала, а как раз по противоположной причине. Всего десять небольших стихотворений — но они вместили и разные темы, и непохожие проблемы, и отличные друг от друга жанры, вместили не порознь, а синтетично, комплексно.
На вид стихи удивительно просты, прозрачны. Чувство и мысль явлены маленькому читателю словно бы непосредственно. Они просвечивают сквозь слово, подобно косточке в янтарных ягодах спелого муската. Но мы знаем: есть прозрачность стекла и прозрачность горного хрусталя. Хрусталь лишь с виду похож на стекло. Но его суть, в отличие от стекла, составляет сложная кристаллическая решетка. И потому он много тверже стекла. Он не только пропускает свет, но и сам будто светится. Стихи А. Барто прозрачны, как хрусталь. У них, несмотря на видимую простоту, сложная внутренняя структура — смысловая, идейная.
«Просто стихи» говорят о том, как не прост душевный мир сегодняшнего малыша. В нем есть место и для радостного подражания взрослым, для фантазии и игры, и для знаменитых «ста тысяч почему», которые день ото дня становятся серьезнее и глубже, и для тонких, сложных чувств.
О чем стихотворение «Вполголоса»? О цветах? О природе? Как будто бы именно об этом:
Два цветка, два гладиолуса,
Разговор ведут вполголоса.
По утрам они беседуют
Про цветочные дела...
Но подслушивать не следует,
Я подальше отошла,
Чтоб не знать, о чем вполголоса
Говорят два гладиолуса.
Конечно же, тут любое тематическое определение окажется слишком узким. Да и мысль стихотворения вряд ли возможно выразить двумя словами. У маленького — восемь коротких строк — лирического стихотворения оказывается несколько смысловых пластов. Внешний, описательный, в котором имеются реальные цветы гладиолусы. Лирический, внутренний, в котором есть девочка, оживляющая мир своей фантазией, наделяющая цветы способностью разговаривать. И пласт нравственно-этический, в котором присутствует сам автор и выражена его позиция активного сочувствия маленькой героине, ее фантазии, поэтическому воображению, ее душевному такту, не позволяющему «подслушивать» даже шепот цветов.
Разделить по строчкам, по словам эти пласты невозможно. Они органически прорастают один в другом. Их нечленимость и есть показатель подлинной художественности и той внутренней сложности, которая внешне, на первый взгляд, никак не выражена.
Вот еще одно «природное» стихотворение с традиционным названием «Золотая осень». Но разве можно назвать его традиционно-описательным?
Осень листья рассылает —
Золотую стаю —
Не простые, золотые,
Я листы листаю.
Залетело на крыльцо
Золотое письмецо,
Я сижу, читаю...
Стихи раздумчивые, немного грустные, элегические... Перед нами, собственно, один метафорический образ: древесный лист незаметно для читателя подменяется своим синонимом — листом бумажным, письмом, которое можно прочесть. А ведь и в самом деле можно: разве не говорит раскрашенный золотом осенний лист о миновавшем лете, о близкой зиме, о течении времени, да мало ли о чем еще! А как негромко вызванивают слова с этими обильными «з», «с», «ст», «ц» и еще с аллитерацией на «л»: будто и впрямь шелестят тончайшие листки сусального золота.
Банально-традиционно по теме и названию стихотворение «Колокольчики». Не счесть, вероятно, детских вариаций на тему: «Колокольчики мои, цветики степные». Нетрадиционны первые же строки, одновременно и напоминающие русскую частушку и передающие живую интонацию маленькой девочки:
В поле — колокольчики,
Вырезные кончики.
Я стояла около,
Ахала да охала!
Но героиня не только бурно выражает свои восторги. Она еще и наивно удивляется: «Почему он не звенит, он же этим знаменит?» С точки зрения взрослого, вопрос, конечно, чисто риторический. Но для малыша даже и заведомо риторический вопрос звучит как приглашение к раздумью, к работе сознания.
Вот чем определенно новы «Просто стихи»: они, вызывая чувство, будят в то же время и мысль ребенка. Они отвечают его потребности думать, рассуждать, анализировать, искать связи, закономерности, постигать природу вещей как в естественной, так и в социальной среде.
Герой стихотворения «Думают ли звери?», задавшись вопросом, и ответ на него ищет сам. Он наблюдает: «Вот, шевельнув хвостом, котенок входит в двери, он думает о том, что будет с ним потом». Герой видит, «как телята хвостами шевелят и вдаль глядят куда-то». Как «задумается пес — и уши вниз повисли». Он думает про птиц:
Должны подумать птицы,
Куда им полететь
И где им приютиться,
Должны, в конце концов,
Подумать про птенцов!
Маленького человека не удовлетворяет категорическое «нет» бабушки, сказанное в том смысле, что звери, конечно, думать не способны. «...Я еще проверю»,— обещает герой стихотворения себе и читателю. Не подобный ли скепсис к окончательности достигнутых знаний был психологической предпосылкой всех великих открытий? Ведь и маленькому Галилео Галилею наверняка авторитетно внушали, что неподвижность Земли точно установлена наукой. Пока герой стихотворения рассуждает с позиций собственного, весьма ограниченного опыта, соотнося поведение домашних животных и птиц с известными ему нормами человеческого поведения. Но ведь опыт растет. Важно, что рядом с опытом уже формируется способность сравнивать, примечать, обобщать, думать.
И тут писательница, в творчестве которой детский мир никогда не изолируется от мира взрослого, настойчиво обращает наше общее внимание на явление, которое может стать препятствием для детской любознательности.
В стихотворении «Бобры» мальчик ходит со своими вопросами о загадочных для него животных от одного взрослого к другому, словно проситель по инстанциям, и везде от него, как от докучливого просителя, отмахиваются.
Спросил я маму про бобра,
Но на работу ей пора.
Мальчик к дворнику:
— Вы мне сказать бы не могли:
А где живет бобер?
А дворник мне: — Не стой в пыли,
Отложим разговор.
Третья попытка не более успешна.