Я отворачиваюсь от него.
— Я… не могу.
— Но… — Я вижу, как он пытается подобрать правильные слова, но то, что вылетает из его рта дальше, совсем не то, что нужно. — Ты облажалась однажды, и я простил тебя.
— Ты что, блядь, издеваешься? — кричу я. Отталкиваю его руку от себя. — Не могу поверить в это! Ты сравниваешь невинную ложь, когда я отменила встречу с тобой, потому что мне было слишком стыдно сказать тебе, что была в баре еще до того, как мы начали встречаться, с этим! — слова вырываются из моего рта.
В его глазах мелькает удивление. Он никогда не видел меня злой. Никогда не видел меня такой злой. Я так зла, что вибрирую от этого.
— Тебе нужно уйти, — говорю я ему снова, негромко.
— Господи, Ари… пожалуйста. Я продолжаю нести полную чушь. Я все порчу.
Он возвращается ко мне и берет мое лицо в свои руки. Я отворачиваюсь от него, ненавидя то, как сильно я хочу ощущать его руки на себе.
— Ари, я люблю тебя. Я люблю тебя так чертовски сильно. — Его голос ломается, и что-то трещит внутри меня. — Я так сильно облажался. И ты никогда не узнаешь, как сожалею об этом. И я проведу остаток своей жизни, чтобы загладить свою вину перед тобой, если ты мне позволишь.
Мое сердце болит, кричит и умоляет меня сказать «да». Было бы так легко простить его и принять обратно. Но… что, если он сделает это со мной снова? Что, если снова что-то случится, и он не поверит мне? А он не поверит, потому что он мне не доверяет. Он причинил мне боль однажды, и у него есть возможность сделать это снова. И я не могу пройти через это снова. Не с ним. Потому что потом будет еще тяжелее.
Если я так сильно люблю его сейчас, за такой короткий промежуток времени, представьте, что я буду чувствовать к нему через год… через два года.
Это сломает меня.
И я не могу так рисковать. Потому что я не могу снова превратиться в ту девушку, которой была раньше. Сейчас я едва держусь. Мне требуется все, чтобы не обратиться к алкоголю, чтобы заглушить эту боль.
И оставаться трезвой должно быть самым важным. Если я хочу иметь будущее, это должно быть в приоритете.
— Мне жаль, — тихо говорю я, мои глаза наполняются слезами, затуманивая зрение. — Сейчас я должна думать о себе… о своей трезвости. И я… я не могу быть с кем-то, кто мне не доверяет. С тем, кто просто ждет и наблюдает… ждет, что я сорвусь.
Я моргаю, пуская свежие слезы по щекам, а затем перевожу взгляд на него… и жалею, что не сделала этого. Влажные эмоции, мерцающие в его взгляде, почти сломили меня. Но я держусь, потому что должна. Это правильно. Это единственное, что я могу сделать.
Поэтому я собираю все оставшиеся внутри меня силы и тихо говорю:
— Ты был прав вчера… когда сказал, что между нами все кончено… потому что я больше не доверяю тебе свое сердце. В тот единственный раз, когда я действительно нуждалась в тебе, Арес… нуждалась в том, чтобы ты поверил мне… ты подвел меня.
Он неспешно убрал руки от моего лица.
Он тяжело сглатывает и закрывает глаза, из него вырывается дрожащий вздох.
Затем он поворачивается и идет к двери.
Я не могу смотреть, как он уходит. Поэтому я закрываю глаза.
— Ари…
Я заставляю себя посмотреть на него. И это разбивает мое сердце. Страдание на его лице.
— Я облажался. Но я никогда не переставал любить тебя. И никогда не перестану. — Он открывает дверь и делает шаг, а потом уходит.
Уходит из моей жизни. И в этот раз навсегда.
Глава 35
В последующие дни я ощущаю чувство утраты, как после смерти мамы. Это другое чувство потери, но не менее тяжелое.
Наверное, в каком-то смысле это тяжело, знать, что Арес где-то там, живет своей жизнью без меня.
Я не ходила на работу с тех пор, как мы с Аресом расстались.
Отец сказал мне взять отпуск на следующие несколько недель, и я не стала спорить.
Последнее, что мне нужно, это столкнуться с Аресом.
Честно говоря, не знаю, как справлюсь с этим, когда вернусь. Но пока что я об этом не думаю.
И это одна из проблем отсутствия необходимости ходить на работу; у меня уйма свободного времени, и я только и делаю, что думаю.
В основном об Аресе.
Я не видела его с того самого утра, когда сказала ему покинуть мою квартиру. Он не звонил и не писал. Не то чтобы я ожидала этого.
И это тяжело. Его исчезновение из моей жизни. Я так привыкла быть с ним. Проводить с ним время.
Он был моим лучшим другом. Я любила его. Я все еще люблю его.
Мне просто интересно, когда я перестану чувствовать себя так. Потому что без него я как будто медленно умираю внутри.
Я стараюсь быть занятой. Так, я снова погрузилась в живопись.
Я наконец-то смогла закончить картину, где изображены я и Арес. Я плакала все время.
Но это был катарсис, понимаете?
Последний мазок кистью был как закрытие этой главы в моей жизни.
Я думала о том, чтобы отправить картину ему, поскольку обещала, что он сможет получить ее, когда она будет закончена. Но тогда мы еще были вместе, а сейчас нет. Я не знаю, захочет ли он ее получить.
Так что пока она осталась со мной.
Хотя лежит в шкафу в прихожей, потому что при взгляде на картину мне хочется плакать.
К вопросу о вещах, от которых мне хочется плакать, но больше от злости… Мне позвонила офицер Найт, которая забрала мои показания по поводу жалобы на Лео. Она сказала, что они поговорили с ним, и он, конечно же, отрицает любые правонарушения. И они не смогли проверить запись с камер видеонаблюдения за ту ночь, так как в баре не было ни одной работающей камеры. Так что, по сути, все свелось к моему слову против его. Она извинилась и сказала, что больше ничего не может сделать. Я разозлилась, но это была не ее вина. Она просто выполняла свою работу. Поэтому я поблагодарила ее за то, что она старалась для меня, и повесила трубку.
Мой отец был недоволен, когда я ему об этом рассказала. Его точными словами были:
— Это хрень собачья.
Потом он немного поворчал, и я ему позволила. Честно говоря, приятно видеть, как он показывает, что я ему небезразлична, даже если для того, чтобы он начал это делать, потребовалась такая дерьмовая вещь.
Хочу ли я выпить?
Больше, чем чего бы то ни было.
У меня были плохие дни, но я справлялась с ними.
Помимо рисования, я вернулась к йоге. Я немного запустила ее, когда мы с Аресом начали встречаться.
Теперь, когда я не в отношениях… я возвращаюсь к жизни до Ареса, только не такой отчаянно жалкой.
Ладно, немного жалкой. Я заново познакомилась с моим хорошим приятелем Netflix.
У меня все еще есть «Декстер», который ждет, когда я посмотрю следующую серию… но это было бы неправильно, смотреть его без Ареса, сидящего здесь, рядом со мной. Поэтому я удалила его из своего списка.
Может быть, однажды я смогу смотреть его в одиночестве.
Но этот день наступит не сегодня и не скоро.
Я перестала вести себя как настоящая неудачница. Я провожу много времени с отцом. Ладно, это грустно. Но думаю, что он пытается загладить передо мной все свои прошлые неудачи, и я более чем счастлива позволить ему это.
Он — единственная семья, которая у меня осталась.
Я также общалась с Люком. Он позвонил и извинился за то, что рассказал Аресу, что на самом деле произошло со мной той ночью.
Но я его поняла. Он заботится обо мне как друг, и, честно говоря, когда у тебя не так много людей, которые заботятся о тебе, ты держишься за тех, кто у тебя есть.
«Арес заботится о тебе», — шепчет надоедливый голос в моей голове.
Да, но, если бы он действительно заботился, он бы поверил мне, когда я сказала ему правду.
А теперь я спорю сама с собой.
Отлично.
Я открываю дверь в художественный магазин. У меня закончились некоторые цвета масляных красок, и мне нужно пополнить запасы.
Я вхожу внутрь, улыбаясь девушке за прилавком. У нее длинные волосы, выкрашенные в разные цвета, как грива единорога.
Это круто.
Не то, чтобы у меня когда-нибудь хватило смелости покрасить свои волосы в цвета радуги.
Я только что прошла по проходу, где лежат масляные краски, которые я использую, когда услышала, что меня зовут по имени.
— Арианна Петрелли?
Я поворачиваюсь на голос, и на моем лице появляется улыбка.
— Деклан Уайзман.
Мы с Деком вместе учились в художественном колледже.
— Как дела, черт возьми? — спрашивает он, подходя и обнимая меня.
— Я в порядке. — Я улыбаюсь ему, отстраняясь.
— Сколько времени прошло с тех пор, как мы виделись в последний раз?
Печально то, что я не могу вспомнить, когда видела его в последний раз. Потому что большая часть тех лет и последующих слились воедино.
— Слишком много, — говорю я вместо этого.
— Эй, не хочешь выпить кофе? В нескольких домах отсюда есть кофейня.
— Я бы с удовольствием. — Я снова улыбаюсь. — Просто позволь мне оплатить эти краски, и я в твоем распоряжении.
Я беру то, что мне нужно, и мы вместе идем к кассе. Дек платит за свои угли. Он рисует углем, и, насколько я помню, его работы потрясающие.
Я плачу за свои краски, и затем мы вместе выходим из магазина и идем короткой дорогой в кофейню.
Мы заказываем кофе, и Дек настаивает на том, чтобы заплатить за мой. Затем мы садимся у окна.
— Итак, чем ты сейчас занимаешься? — спрашивает меня Дек. Никакого намека на то, что он видел новости обо мне недавно или ранее в этом году.
— Я работала в галерее несколько лет, но… потеряла работу… и… — Я поднимаю чашку с кофе, отпиваю глоток, откладывая слова. Будь правдива, Ари. Перестань скрывать, кто ты есть. Я опускаю чашку и поднимаю на него глаза. — Правда в том, что у меня были проблемы с алкоголем, и в начале этого года у меня были неприятности, так как я попала в аварию, — была за рулем в нетрезвом виде, поэтому мне пришлось пройти курс реабилитации, и я потеряла работу в галерее.