Беглый осмотр ничего не дал. Несколько костюмов с пустыми карманами, чемодан с командировочным набором мелочей. В спальне на тумбочке лежали конверт с билетом на самолет до Москвы на имя Валерия Юрьевича Басова и паспорт, а также квитанция гостиничной автостоянки. Журавлев вспомнил, что в кармане убитого он нашел ключи от «опеля». Тут все ясно, кроме одного. Человек должен улететь через день на самолете, а «опель» в багажное отделение не сдашь. Квитанцию Журавлев забрал, остальное оставил. Машина стоила того, чтобы на нее глянуть.
Повторный осмотр номера относился к категории профессионального. Под ковром гостиной лежал конверт с тысячей долларов. Не зря пришел. Работа должна компенсироваться. Под крышкой стола скотчем была прикреплена бумажка, но ее предварительно заламинировали и прочесть ее визитер не смог, пришлось взять с собой.
Самой интересной находкой оказался кейс, найденный за шкафом. Ключей не понадобилось, он открылся сам. То, что лежало в чемоданчике, заставило вздрогнуть. Снайперская винтовка в разобранном виде с мощным оптическим прицелом. Все детали из вороненой стали. Журавлев захлопнул чемодан и положил его на место. Бизнесмен и снайпер в одном лице. Тут что-то не так.
Он вышел на балкон. Окна выходили на море. Вид изумительный, с серебряной луной и похожим на мятую фольгу водным простором.
Внизу бассейн, парк, улица, а дальше ведомственные пляжи. Пляж «Актер» справа. Туда Журавлев имел допуск и бывал на нем чаще, чем на других. Чуть левее лечебный пляж, санаторский, потом «Донбасс», следом интурист, а далее пляж министерства обороны. Остальные в обзор не попадали. Куда тут стрелять? Значит, винтовка нужна человеку, которому ее привез хозяин номера. Скорее всего так. Вряд ли Басов сам взялся бы за грязную работу. Да и возраст и глаз не тот. Он помнил, как выглядел труп.
Долго стоять на балконе он не стал. Тут делать нечего, пора сматываться. Войдя в гостиную, он вздрогнул. Его поджидал еще один сюрприз.
Возле стола стоял официант в белом смокинге и перекладывал с тележки на скатерть шампанское, фрукты, закуску. Увидев Журавлева, он улыбнулся.
– Извините, я постучал, но мне не ответили. Дверь была не заперта, и я вошел.
– По какому поводу гулянка?
Официант пожал плечами.
– Вам виднее. Мэтр передал мне заказ и велел доставить в ваш номер. Очевидно, вы звонили?
– Наверняка. Склероз замучил. Продолжайте, я скоро вернусь.
Журавлев торопливо вышел из номера и, минуя лифт, направился к лестнице. Дежурная по этажу сидела на месте. Он вежливо ей улыбнулся и прошел мимо. О том что Журавлев забыл ключи и множество отпечатков своих пальчиков, он вспомнил, когда спускался по улице Дражинского вниз, к набережной.
Ресторан «Ореанда» был слишком дорогим для рядовых курортников и слишком старомодным для состоятельных. В нем собирались завсегдатаи, либо случайные люди, плохо знавшие город и его увеселительные заведения. По этой простой причине даже в разгар сезона тут хватало свободных мест.
Журавлев осмотрелся. Он пытался напрячь память и вспомнить хотя бы один эпизод из рассказа Веры о вчерашнем вечере, но хмельная пелена к утру превращается в глухую черную стену, пробить которую невозможно. У Вадима хватало недостатков, он очень самокритично относился к собственной персоне, однако закрывал глаза на минусы, ибо предпочитал любоваться собственными достоинствами. Когда в голову лезли дурные, по его мнению, мысли или подкрадывался страх, он напивался. Человек, превративший свою жизнь в акробатический трюк, вечно балансирующий на канате, не мог жить в нормальном ритме. Стенокардия характера, аритмия души, тахикардия воли и стремлений требовали встряски. Изменить стиль жизни мог только электрошок. Самостоятельно перейти на новые рельсы у него не хватало духу. Насильственное изменение образа жизни равноценно смерти. Вот почему он попытался отойти от дел и заняться чем-то стоящим. По сути, Журавлев был человеком незаурядным и даже талантливым и мог бы найти применение своим способностям. Ничего не получилось. Он впал в депрессию, и ему показалось, что жизнь кончилась. Ну сколько может полнокровный человек просидеть на диете, лишая себя всего, к чему привык?
Долго стоять на пороге ему не пришлось. Перед его очами выросла фигура метрдотеля.
– Вы один?
– К сожалению. Но перед тем, как обосноваться за одним из столиков, у меня к вам просьбочка. Ответьте мне на один вопрос. Вчера я тут гулял с друзьями. Малость перебрал. Расслабился, что называется. Внимание рассеялось, и я потерял «визитку», небольшую черную сумочку, а в ней находились документы. Вам нечего не передавали?
– Сожалею, но нет. Официанты у нас люди честные.
– Кто бы сомневался.
– Но, как правило, забытые вещи они передают Диме, нашему бармену. Официанты работают через день, а Дмитрий ежедневно с шести вечера. Обратитесь к нему.
– Я вас понял.
– Но только мне кажется, что у вас при себе ничего, кроме шампанского не было.
– Вы меня запомнили?
– У нас не так много посетителей, а шумные компании привлекают внимание. Плюс профессиональная наблюдательность и знакомый человек среди вашей компании.
– Вы имеете в виду Костю?
– Да, Константина Владимировича.
– Знаковая фигура для вас?
– Для всего города – как никак, а подполковник милиции, заместитель начальника управления по борьбе. После того как он занял этот пост, в городе покончили с рэкетом. В большей его части, конечно.
Слушая сухопарого мужика в белом смокинге с оспинами на лице, Журавлев чувствовал, как душа холодеет и уходит в пятки. Ничего не сказав, Вадим тут же прошел в зал, он боялся, что мэтр с его сверлящими глазками слишком много прочтет по его лицу. Журавлев умел пользоваться собственной мимикой, но только не в тех случаях, когда его застигали врасплох. Чувствуя, что за ним следят глаза мэтра, прожигавшие ему спину, Журавлев прямиком направился к стойке бара.
Парень, стоявший за стойкой, напоминал неудавшегося боксера со сломанным, и не раз, носом, широкими скулами, низким лбом, лишенным бровей, и рыбьими, бесцветными глазами. Его физиономия походила на восковую маску. Ни один мускул на лице не работал, а когда он говорил, шевелилась только нижняя губа.
– Приветствую вас, Дмитрий.
Бармен бросил на посетителя короткий взгляд, будто щелкнул затвор фотокамеры.
– К вашим услугам.
Из этого много не вытянешь, решил Вадим.
– Вы не могли бы мне дать бутылочку «Муската Красного камня». Уж больно вкусное вино.
– Я думал, вы пьете только шампанское.
– У вас наметанный глаз, но иногда я меняю свои привычки. Единственное, что я себе не позволяю, так это водку. Аллергия.
Бармен скрылся за бамбуковой занавеской и вернулся с бутылкой муската.
– С вас двадцать долларов.
Журавлев не спорил. Выложив деньги на стойку, он взял бутылку и тут же ретировался. Свежий вечерний ветерок встряхнул его белокурые кудри. Ему показалось, что он скинул камень с плеч.
Направляясь в сторону летнего кинотеатра, он заметил возле служебных ворот гостиницы «Газель», на борту которой яркой краской светилась надпись «Ореанда». Он подошел к машине ближе. Шофер, толстомордый детина, дремал за рулем, свесив локоть через открытое окно.
– Извини, дружок. Вынужден нарушить твой покой.
Водитель приоткрыл один глаз и покосился на щеголеватого типа, стоявшего возле дверцы.
– Чего тебе?
– Ты ведь вчера работал?
– Мозги пробуксовывают?
– Местами. Но это ты отвозил нашу шоблу домой к Константину Владимировичу. Так?
– Допустим.
– Мне кажется, я кое-что забыл в машине. Не находил?
– Нашел. Но только не твое.
– Уверен?
– Я уверен только в одном, парень. Сматываться тебе надо из города. И вообще из Крыма. Если сумеешь, конечно.
– Мудрый совет. Ты не так прост, как кажешься. Тогда еще один вопрос и я следую твоему совету. Когда ты привез нас на место, возле дома стоял красный «фиат»?
– Нет. Не лезь на рожон, приятель. Исчезай.
– Прощай.
Журавлев отошел от машины и зашагал вдоль темной набережной речушки, впадавшей в море, пока не набрел на скверик, где стояли скамейки, прикрытые густыми листьями каштанов.
Выбив из бутылки пробку, он сделал несколько глотков. Вино и впрямь было вкусным. Взглянув на этикетку, он вспомнил, как утром на квартире Тарасова вытаскивал такие же бутылки из полиэтиленовой сумки и составлял их на пол, чтобы освободить тару для сбора дани с мертвецов. Но что-то на этой этикетке выглядело по-другому. Может, цвет стекла или… Его осенило, будто вспышка молнии сверкнула перед глазами. На тех бутылках, что остались в доме, этикетки не были проштампованы ресторанным клеймом. Это он отчетливо помнил.
4
Майор Скоков явился с докладом к начальнику в девять утра. Москаленко кивнул ему на стул против своего стола и отбросил в сторону папку, которую изучал до появления майора.
– Выкладывай, Данила, что мы имеем на сегодняшний день.
– Крохи, Виталий Семенович.
– Опять из тебя жилы тянуть надо? Времени нет. Следственная бригада из Симферополя уже в Ялте. С минуты на минуту будут здесь.
– Понимаю.
Майор сел на предложенное место и открыл свой потрепанный блокнот.
– Начну с плохих новостей. Личности убитых нам установить не удалось. Как они оказались в доме подполковника Тарасова, непонятно. Никто из соседей и знакомых Тарасова не знает, где он проводил вчерашний вечер. Из управления он ушел в шестнадцать часов и больше его никто не видел. Сержант Копылов, возивший Константина Владимировича, доложил, будто в субботу подполковник ездил в Симферополь встречать какого-то приятеля, но непонятно, то ли в аэропорт, то ли на вокзал.
– Что значит «непонятно», если Копылов его шофер.
– Подполковник был человеком щепетильным. Служебную машину в личных целях не использовал. Копылов сам ему предложил, мол, если надо, то он и в субботу может выйти на смену. Но Тарасов только рукой махнул: «Меня есть кому отвезти». На этом разговор закончился. Соседи Тарасова утверждают что никого из посторонних мужчин ни в субботу, ни в остальные дни, подполковник домой не приводил. Исключением была позавчерашняя ночь, закончившаяся трагедией. Очевидно, его приятель предпочел жить в гостинице.