ла десанта.
В течение первого дня вторжения, 6 июня, германская авиация смогла сделать лишь 500 вылетов, а союзная - 14 674. Нечего и говорить, что несоизмеримость сил в воздухе не позволила немцам противостоять авиационному наступлению союзников.
Германские военно-морские силы на Западе, имевшие 3 эсминца, 30 сторожевых судов и 36 подводных лодок, ни в какой степени не могли противостоять англо-американскому флоту вторжения, состоявшему из 6 тыс. судов.
В-шестых, оперативные планы и методы руководства, принятые ОКВ и командованием на Западе, не отвечали условиям ведения крупных совместных операций военно-морских, военно-воздушных и сухопутных сил. Эти методы отражали традиционное "чисто сухопутное" мышление военного руководства Германии, отсутствие ясных представлений о возможностях противника, обладающего сильным флотом и многочисленной авиацией, недооценку его сил и теоретическую слабость фашистского военного руководства.
Германское командование переоценило силу обороны побережья и свои оперативные принципы. Оно перенесло свою схему ведения операций начала второй мировой войны на совершенно изменившиеся условия 1944 года, не учитывая иного соотношения сил и полной потери стратегической инициативы. Принятый им план действий состоял не в том, чтобы навязать противнику, осуществляющему десант на основе совместных действий трех видов вооруженных сил, аналогичные действия своих армии, флота и авиации, а в том, чтобы позволить ему высадиться на побережье и лишь здесь вступить в сражение согласно обычным приемам сухопутных операций. Если силы вторжения состояли из мощных флота, авиации и хорошо оснащенных сухопутных войск, то силы обороны - почти целиком из сухопутных сил, где в общем реальную ударную мощь представляли собой лишь танковые дивизии. Схема операции сводилась к нанесению танкового контрудара из глубины при заведомом господстве англо-американской авиации.
Оперативный принцип германского командования, авторами которого здесь были Иодль, Рундштедт и его начальник штаба Зоденштерн, заключался в навязывании противнику маневренных операций после его вторжения во Францию. В умах германской военной верхушки за весь длительный период подготовки к отражению десанта даже и не возникал вопрос о том, что нужно принципиально изменить методику действий. Безусловно, нацисты не предполагали, какими крупными силами произойдет вторжение, и верили, что смогут его сравнительно легко отразить.
В конечном счете, не только недостаток нужных сил, но и сухопутная стратегия в обстановке, где должен был преобладать морской элемент, объяснялись поглощением главных военных ресурсов третьего рейха Восточным фронтом. Он определял и общую "сухопутную" направленность структуры германских вооруженных сил, и мышление генералитета. Если все главное в течение столь длительного времени бросалось на Восток, то неизбежно методы, господствовавшие на главном - Восточном - фронте, переносились почти автоматически на Запад. Все эти обстоятельства так или иначе играли на руку союзникам, облегчая выполнение их планов, способствуя вторжению на континент их всесторонне оснащенного десанта в наиболее благоприятных условиях.
Однако самым главным просчетом был, конечно, политический: фашистское руководство, исходя из своей убежденности в наличии неразрешимых противоречий между Советским Союзом и западными державами, почти до конца в полной мере не верило в возможность одновременных ударов по Германии с Востока и Запада.
Наконец, последним обстоятельством, которое облегчило вторжение, был просчет германского командования относительно сроков его начала.
VIII
В течение месяцев нацистские руководители в той или иной мере ждали десанта. Но перед его началом они вновь, как это неоднократно бывало и на Восточном фронте, оказались не в состоянии встретить удар во всеоружии.
За сутки до "дня Д", утром 5 июня 1944 г., Шпейдель, начальник штаба группы армий "Б", в еженедельном донесении Рундштедту отметил усиление готовности союзников и активизацию французского движения Сопротивления. Однако его общий вывод гласил: "В соответствии с предшествующим опытом это нельзя рассматривать как признак угрозы непосредственного начала вторжения". Штаб Рундштедта не возражал. Мнения совпадали. В оценке обстановки от 5 июня значилось: "Еще нельзя заметить непосредственно готовящегося вторжения"{1352}. Два высших штаба, от которых полностью зависело привести войска в готовность или нет, ошиблись в самом главном. Конечно, оба штаба имели свои основания: они опирались на предсказания плохой погоды в проливах, которые дали военно-морские силы, на их вывод, что проведение десанта в ближайшие две недели из-за погодных условий невозможно. В немецких штабах, как мы знаем, господствовало мнение: после того как в мае вторжение не состоялось, едва ли оно начнется до августа.
Все это так. Но возникает вопрос: неужели нацистские генштабисты, не задумались над тем, что произойдет, если союзники специально воспользуются неблагоприятной погодой? Достаточно было поставить этот в общем элементарный вопрос, как ответ возник бы сам собой. Но вопрос, как ни странно, не ставился.
Вечером 5 июня германское командование даже не провело разведки. Немецкая авиация получила запрещение вылетать. Весь день 5 июня и следующей ночью никто в "Волвфшанце" не пошевельнул и пальцем, чтобы подготовиться к отпору.
Варлимонт пишет: в день накануне высадки союзников германская ставка не предприняла ни малейших мер, чтобы противостоять ей: "Никакой разведки не было предпринято, чтобы обнаружить более 5000 судов, которые с 24 часов двигались через Канал в направлении побережья Нормандии; ни одной оценки обстановки, будь то от Роммеля, Рундштедта или от штаба оперативного руководства, ибо считалось, что ввиду непогоды, приливов и отливов высадка в последующее время может рассматриваться лишь как вероятность"{1353}.
Вечером 5 июня штабы 15-й армии и группы военно-морских сил "Запад" перехватили передаваемые по английскому радио сигналы французскому движению Сопротивления для начала действий. Около полуночи появились сведения об усилении движения на море. Штаб армии передал их командующему группой армий "Запад" и в ОКВ. Однако там доклады не произвели никакого впечатления. Штаб 7-й армии не был даже информирован о них. Но именно на фронте этой армии вскоре и произошла высадка. Рундштедт категорически отклонил мысль о возможном начале вторжения: "Союзники вряд ли станут действовать так абсурдно, чтобы о начале своего вторжения объявлять по радио". Командующий группой военно-морских сил также отверг сообщения о новых фактах и не только не отдал приказа повысить готовность, но даже не распорядился проверить данные. Итог один: фашистское военное руководство в кризисный момент не привело в готовность даже те ограниченные силы, которыми располагало.
Высадка англо-американских воздушных десантов в расположении 7-й армии началась в 00.15. Но штаб армии объявил состояние повышенной боеготовности лишь в 2.30. Начальник штаба сообщил первые тревожные сведения в штаб группы армий. Однако в 2.40 он получил разъяснение: "По мнению командующего группой армий "Запад", здесь нет крупной акции". Одновременно Шпейдель дал и свою оценку: "Это пока лишь ограниченные мероприятия".
Донесения о парашютистах поступали теперь пачками из самых различных мест. Тем не менее в германских штабах они не вызывали тревоги: это поддержка французского Сопротивления либо отвлекающий маневр. О вторжении главных сил никто все еще не думал. Разведка не сообщала никаких данных, никто не докладывал о появлении англо-американского флота вблизи побережья. И не удивительно: слабые радарные установки уже не действовали, союзники без труда вывели их из строя.
Первые донесения о приближении крупных сил флота к побережью начали поступать в 3.25. И вновь сразу никто не поверил. В 5.15 штаб 7-й армии доложил: силы вражеского флота имеют цель доставить на побережье крупные войсковые контингенты{1354}. Но даже когда корабельная артиллерия союзников уже вела обстрел побережья, в немецких штабах гадали: это начало вторжения, диверсия или отвлекающий маневр? Войска 7-й армии, где началась высадка, совершенно не подготовились к ее встрече. Командиры дивизий еще прошлые сутки уехали в Ренн для участия в военной игре. Сеть связи парализовали французские партизаны. Некоторые полки, поднятые по тревоге, не зная обстановки и путая в темноте маршруты, выходили не в те районы, где уже проходила высадка. И без того малобоеспособные немецкие дивизии на побережье не могли оказать десантам организованного сопротивления. Царила неразбериха. Рундштедт, не зная обстановки, все еще не веря, что начинается вторжение, отменил приказ командующего 15-й армией выдвинуть 12-ю танковую дивизию СС для контратаки.
Вместо того чтобы попытаться оценить обстановку в целом и принять кардинальные решения, германское командование занялось частностями, деталями, стало давать указания о передвижении отдельных дивизий. В 7.30 Иодль передал приказ Рундштедту все же выдвинуть 12-ю танковую дивизию СС вперед, а учебную танковую дивизию оставить в гарнизоне "до выяснения обстановки". В 14.30 последовало указание ОКВ: обе дивизии направить к району высадки. Но авиация союзников их остановила. С большими потерями только одна дивизия через сутки достигла назначенного района.
Все еще не представляя себе, что же происходит, Иодль и Рундштедт распорядились в 16.55: "Не позже чем к вечеру 6 июня уничтожить противника на плацдарме"{1355}. Однако англо-американские части, встречая лишь слабое сопротивление, успешно высадились на побережье.
На первом, наиболее сложном для союзников этапе военных действий после высадки, когда они вели борьбу за стратегический плацдарм, благоприятная общая обстановка помогла достигнуть относительно быстрого успеха. Эта обстановка создавалась наступлением советских войск на Восточном фронте, ударами французских сил Сопротивления, превосходством союзников в воздухе.