Действительно, Франция и Англия в первых числах сентября развернули против Германии 76 дивизий, и это далеко не составляло предела, так как развертывание продолжалось. В составе французских сухопутных сил имелось 16,4 тыс. орудий, 2946 танков, авиация насчитывала 440 бомбардировщиков, 734 истребителя, а позади внушительно стояла на аэродромах британская авиация. Этим силам противостояла крайне слабая немецкая группировка - группа армий "Ц", состоявшая из второразрядных дивизий, общее число которых лишь к 10 сентября удалось довести до 33. Они не имели ни одного танка и располагали только около 300 орудий. Все остальное было брошено против Польши. В германском генеральном штабе сухопутных сил буквально трепетали перед возможностью перехода в наступление французской армии в первые дни сентября. "У военных специалистов становились дыбом волосы, когда они думали о вероятности французского наступления сразу же в начале войны", - писал впоследствии немецкий генерал Вестфаль.
Но ни французского, ни английского наступления не последовало ни сразу, ни позже. Начинающаяся "странная война" представляла собой тот политический тормоз, который затем в течение 8 месяцев сделал статичным фронт союзных армий.
"Странная война" не представляла собой ни изобретения Чемберлена или Даладье, генералов Гамелена или Горта, ни военно-стратегической ошибки, хотя, безусловно, здесь присутствовали и реакционные решения отдельных лиц, и пагубные заблуждения. Удивительная ситуация "ни войны ни мира" стала прямым и логическим продолжением всего политического курса Парижа и Лондона по меньшей мере с конца 1937 г., курса Мюнхена, попустительства агрессору с неутолимым желанием натравить Гитлера на Восток, руками третьего рейха сокрушить Советский Союз и социализм. И сейчас, когда война стала неким юридическим фактом, ее отнюдь не хотели делать фактической реальностью. Вряд ли доселе в XX в. реакционные классовые тенденции столь осязаемо, властно и наглядно-результативно вторгались в характер ведения войны, не только диктуя военную стратегию, но и буквально пронизывая всю военную систему вплоть до поведения отдельного солдата. Странная, смешная, сидячая война! Враг не на фронте - он в тылу! "Он" - это коммунисты, вообще все "левые"! "Лучше Гитлер, чем Народный фронт!", "Не будем умирать за Данциг!", "Немцы желают нам добра!" - под такими лозунгами продолжалась старая политика, политика с расчетом на сокрушение других.
IV
Германский флот не заставил себя ждать и пунктуально, в день объявления Францией и Англией войны, начал действия. Первой его жертвой стал пассажирский лайнер "Атения", шедший из Ливерпуля в Монреаль. Германская подводная лодка потопила его вблизи Гебридских островов, о чем на весь мир сразу же сообщило английское радио.
Германский штаб руководства войной на море сначала не поверил английским сообщениям. Ведь его приказ гласил: для начала нести ограниченную войну. Германские лодки хранили строгое радиомолчание. Но когда они вернулись на базу, все выяснилось. Командир лодки получил легкое взыскание за нарушение приказа. А вскоре последовало разрешение начать неограниченную подводную войну.
Тем временем германские войска все стремительнее двигались вперед по польской земле. Моторизованные корпуса при поддержке авиации прорывались все дальше. Новые стремительные ритмы наступления, столь непохожие на прочно установившиеся в военном сознании Европы стереотипы неподвижных позиционных фронтов прошлой войны, порождали не только чисто военный, но и психологический эффект. Сотнями тысяч беженцы уходили на восток. Они запрудили дороги, парализовали движение отступающих войск. Начинающуюся панику усиливала "пятая колонна". Гитлер перед войной говорил: "Подготовительными мероприятиями противник должен быть психологически разложен, деморализован и приведен в состояние готовности капитулировать. Необходимо, опираясь, на агентуру внутри страны, вызывать замешательство, внушать неуверенность и сеять панику путем осуществления беспощадного террора и полного отказа от всякой гуманности"{145}.
Группы диверсантов нападали на эшелоны, стреляли по отступающим польским войскам, сеяли панические слухи. На южном участке фронта сильный отряд диверсантов, почти из 5 тыс. человек, занял ряд заводов и шахт Верхней Силезии. Возможности "пятой колонны" многократно преувеличивались слухами, быстро распространявшимися на фронте и особенно в тылу.
Зарождались элементы "психологической войны", эффект которой становился тем выше, чем меньше чувствовалась в стране организующая сила верховной власти.
Германское наступление продвинулось к Висле и Сану. 9 сентября в штабе германских сухопутных сил окончательно решили перенести главные усилия в Восточную Польшу. "Войска противника, отходящие за Вислу, - говорилось в приказе ОКХ от 9 сентября, - должны быть уничтожены двойным охватом восточнее Вислы... На восточном фланге группы армий необходимо вести подвижные силы с таким расчетом, чтобы в последующем было возможно их взаимодействие с группой армий "Юг" восточнее Буга. Группа армий "Юг" уничтожает противника, еще удерживающегося западнее Вислы, и дальнейшим продвижением через Вислу препятствует отходу вражеских сил на восток. Сильным правым флангом она продвигается через Верхний и Средний Сан, чтобы охватить противника на Нижнем Сане. В дальнейшем она будет наступать в общем направлении на Хелм в готовности правым флангом в случае необходимости также осуществить движение через верхнее течение Буга"{146}.
Все казалось предусмотренным с педантизмом штабной науки, творцы которой никогда не питали сомнений в идеальной точности своих решений и планов.
И вот, когда в Цоссене и в бронированных вагонах "ставки фюрера" начищали победные фанфары, произошло нечто непредвиденное. Внезапно разразился польский контрудар такой силы, что идеально точные расчеты и прогнозы перемешались. Решительная контратака трех пехотных дивизий польской армии "Познань" под командованием генерала Кутшебы на реке Бзуре западнее Варшавы вылилась затем в трудное, кровопролитное сражение. Оно продолжалось десять суток подряд, став громом среди ясного дня. Оно не только вызвало некоторое замешательство в ответственных немецких командных инстанциях, во всех штабах, но и потребовало буквально пожарных мер. Рундштедт, наступавший на юге, вынужден был прекратить движение главных сил и перебросить ряд своих соединений к северу, на Бзуру. Гитлеровские дивизии, отвлеченные от Варшавы, понесли в боях немалые потери.
Эти первые для второй мировой войны успешные контрдействия войск государства, оказавшегося под ударом нацистских агрессоров, вызвали изменение оперативных планов.
И на берегах Бзуры, и в других местах польские войска стойкой борьбой неоднократно срывали германские планы, давая образцы активной обороны, значение которой на отдельных этапах перерастало тактические рамки. В ходе приграничных сражений германские танковые дивизии понесли серьезные потери от польских частей, входивших в армии "Лодзь", "Модлин", "Краков", "Поможе". Во время "Битвы над Бзурой" гитлеровские войска потерпели серьезный урон. Потребовалась широкая перегруппировка главных сил группы армий "Юг", вызвавшая изменение германских планов.
В борьбе за Вестерплатте, Модлин, полуостров Хель и особенно в ходе героической обороны Варшавы поляки показали высокие примеры мужества.
Оборона Варшавы особенно наглядно свидетельствовала, что польские патриоты в обстановке падения антинародного буржуазно-помещичьего режима поднимались на национально-освободительную борьбу, защищая не прогнивший общественный строй, а свою свободу, честь, право на самостоятельное национальное существование.
В этом смысле оборона Варшавы стоит в ряду выдающихся событий второй мировой войны{147}.
Фундаментом варшавской обороны оказались не столько действия регулярных войск и приказы военного командования, сколько широкая инициатива снизу, творчество масс, патриотизм трудящихся. Варшава сражалась 20 суток в условиях полного распада буржуазно-помещичьего государства, вопреки планам и намерениям обанкротившейся правящей клики, сбежавшей из столицы еще перед началом борьбы. В ходе обороны польские трудящиеся создали демократические формы военной организации: добровольческие отряды, рабочую бригаду, отряды ПВО. Польские коммунисты активизировали массы, вносили в ряды защитников дух стойкости и героизма. Буржуазные круги, шедшие сначала в общем потоке демократических событий, очень скоро испугались революционных методов и форм борьбы, которые начали появляться в рабочей среде. Стоявшие у власти представители имущих классов порой ограничивали вооружение рабочих отрядов, всячески противились предоставлению им самостоятельности, старались поставить их под контроль офицерства и в конечном счете ускорили капитуляцию Варшавы.
Характер военно-политического мышления германского военного руководства в эти дни неплохо обнаруживает один довольно интересный документ, являющийся вместе с тем свидетельством признания стойкости сопротивления Варшавы. Речь идет о листовке ОКВ, которую немецкие самолеты 12 сентября сбрасывали в больших количествах над Варшавой: "К населению Варшавы. Ваше правительство превратило город в военный район и лишило его характера открытого города. Ваше военное руководство не только ввело в город тяжелую артиллерию, но и потребовало также на каждой улице соорудить баррикады и оказать немецким войскам упорное сопротивление. Призывая, чтобы с оружием в руках оказывало сопротивление немецким войскам также гражданское население, которое в таком случае вело бы войну франтиреров, ваше правительство нарушило международное право". И далее следовало требование сдать Варшаву без боя "в течение 12 часов немецким войскам, окружающим Варшаву"{148}.
Элемент народного сопротивления не умещался в шаблонах нацистских военных правил: всякий народ - свой и чужой - обязан подчиняться фашистской солдатчине. Иначе - непорядок. Нарушение "международного права". Нацистская солдатня в роли "защитника права!"