– Я завтра умру, – сказал Олег. – Мне-то ты можешь сказать, что с тобой произошло?
– Изучаешь психологию врага? – усмехнулся Фарма. – Хотя, в общем… плевать. Тридцать два года назад моя мать забрала меня из школы. Мы возвращались домой на флаере. На автоматической заправке что-то случилось с банковским счетом, нужно было выйти что-то подтвердить… неважно что. Когда мама вышла из машины, здоровый детина приставил к ее горлу нож. Флаер ему был не нужен, ему зачем-то понадобился я. Что-то напугало прибывшего на заправку офицера полиции, он разозлился и лишился допуска. Все произошло у меня на глазах. Маньяк перерезал моей матери горло. Вот так запросто, как в кино. Полицейский удрал, а меня спасла кабина флаера, в которую сумасшедший долго бил ножом. Потом оказалось, что этот психически нездоровый бугай в приступе шизофрении убил в этот день еще двоих человек. Я очень надеюсь, что мертвецы приходят к Крэмбергу во сне, чтобы спросить гения: почему?
– Необходимо…
– Пожертвовать единицами, чтобы спасти миллионы, – продолжил Зимин. – Знаю. Вдалбливали с первого по десятый класс. Только я никогда не понимал подобной арифметики, для меня единица навсегда осталась больше миллиона.
– Допуск искалечил моего лучшего друга, – сказал Олег. – Но я…
– Завтра мы принесем в жертву социальному прогрессу тебя, а через неделю еще сотни тысяч людей, – сказал Фарма. – Пусть нас проклинает ваш мир, называет негодяями, террористами, подонками. На самом деле все строго по Крэмбергу. Невинная кровь? Зато мы спасем миллиарды от неминуемой катастрофы.
– Твою мать лишил жизни больной человек, – произнес Баталов. – Крэмберг здесь ни при чем. Зачем ты, будучи здоров, действуешь как сумасшедший? Пустив в ход дестроер, атаковав мирное население, скольких мальчишек ты оставишь сиротами?
Лицо Зимина стало каменным. Не пробиться.
Баталов понял: террорист готов был проделать с людьми то, что когда-то проделали с ним самим. Но дело было не только в мести. Вышло так, что в детстве у Ильи Зимина любовь и боль слились, стали идентичными, или вовсе поменялись местами. Сейчас Зимин мог любить, только причиняя боль. Любить, убивая. Хорошим стало все то, что разрушало ненавистный ему мир, содействовало делу разрушения. Кровь и насилие.
Олег Баталов двадцати восьми лет умрет здесь неподалеку, во дворе, потом умрут мирные граждане, затем сами тигры космоса, попутно умрет много федералов-солдат. Все, к чему прикасались революционеры, умирало. По сути дела, это были изощренные убийцы и самоубийцы.
– Ты не виноват в том, что произошло с твоей матерью, – сказал Баталов. – Ты не мог ее защитить.
– Заткнись, – оборвал его Зимин. – Ты производишь слишком много шума для покойника.
Глава боевиков вышел.
Олегу принесли тарелку холодной каши с торчащей из нее ложкой. Хлопнула дверь. Баталов сидел, не двигаясь. Он все равно бы сейчас не смог проглотить ни куска. В руки террористов попало самое совершенное оружие. В это не верилось. Если бы несколькими месяцами ранее Баталову сказали, что космодесантника может лишить допуска отравленный нож в бедре, а нейрошлем дестроера придется впору аборигену с копьем, он бы счел это бредом.
«Неужели завтра я умру?» – пришла мысль.
Он был здоров, молод, крепок. Баталов поймал себя на том, что близок к панике. Очень хотелось жить. Он думал, что готов взглянуть в лицо смерти, но, похоже, это было выше его сил.
Давило то, что он, Олег Баталов, знал о приближающихся терактах, но не мог о них даже предупредить. Поиграть с боевиками? Согласиться на сотрудничество, чтобы позднее… Бред. Тигры космоса связаны кровью, ему сразу же устроят проверку, например, он должен будет сжечь Салль.
«Что же я наделал? Если бы я поторопился, не болтал со стариком в Колизее!»
Умереть за ДОК? Вдруг пришло холодное, до рези ясное и потому пугающее осознание того, что в одном Фарма с большой долей вероятности оказался прав: путем допуска пошло только человечество. Чистый от допуска, свободный космос – это было действительно жутко.
«Неужели я умру?»
Марек и Зимин сидели вдвоем за богато накрытым столом. Фарма справился с отбивной и приступил к десерту – ножом чистил местный апельсин. Тарелка гостя оставалась полной.
– Ты что не ешь? Все проверено, свежее. – Зимин отправил в рот дольку. – Поначалу мне тоже казалось, что каждый кусок натурального мяса нашпигован личинками паразитов, яичница заражена сальмонеллой, а с фруктами непременно попадет слизень. Ты слишком долго болтался в космосе, брат!
Марек ковырнул мясо, отложил вилку. Он болтался в космосе совсем недолго, другое дело, что жизнь на планетах все больше походила на орбитальную.
– С тех пор как наши братья в тюрьме, – сказал он, – не могу спокойно есть и спать.
Крепкий кулак Марека врезался в стол, так что подпрыгнули тарелки. Бокал с вином упал набок. Зимин рассмеялся, но вовремя осекся.
– Пара инъекций и все, – серьезно сказал он. – Хочешь, заменю тебе тонкий кишечник? Или переезжай в мои апартаменты, там есть репликатор.
Зимин набрал на сенсорном экране коммуникатора пару строк. Появился боевик в поварском колпаке и переднике, поставил перед Мареком высокий стакан с протеиновым коктейлем и чашку углеводно-белковой соломки, спрыснул блюдо мультивитамином.
Марек захрустел соломкой, запивая ее коктейлем.
– На Крикке есть некий Шлем силы, – сказал он. – Ты ничего мне об этом не говорил.
– А, чушь! – Зимин налил и выпил вина, бросил в рот кусок жаренного на открытом огне мяса, следом отправил лист салата. – У местных племен есть священная каска. Дикари верят, что ее обладатель покорит весь мир. Раз в пять лет, может, реже, черт их разберет, воины дерутся за Шлем между собой. Один выходит против многих, поэтому хозяина у Шлема до сих пор нет. Жрецы не дураки.
– Ты его видел?
– Я не уверен, что Шлем вообще существует! – захохотал Фарма. – Мои ребята с ног сбились, разыскивая эту штуку, но ее нигде нет. На Крикке много руин, разрушенных городов прежней цивилизации. Есть где спрятать.
– Владельцу Шлема силы беспрекословно будут подчиняться все жители Крикка, – сказал Марек. – Я правильно понял?
– Слушай, не начинай. Ты же здравомыслящий человек.
– И Олег Баталов здравомыслящий человек. Направляясь к тебе, он был вооружен до зубов. Представь, дорога каждая минута, агрики перебьют «Троян», и уже не победить. Что делает здравомыслящий человек? Инструктор! Является к жрецу Шлема силы и просит дать ему Шлем!
– Откуда ты знаешь?
– Допросил Романа, прежде чем ты накачал его метамфетамином, – ответил Марек. – По его словам, жрец сам приходил к федералу и предлагал самое эффективное оружие, какое только бывает. Киреев сказал, что Шлем в Колизее. Он может показать.
– Я сам натыкался на Колизей, и что? Не станешь же ты…
– Ясное дело, что у дикарей нет никакой супербомбы, оброненной когда-то сверхцивилизацией, но у них есть нечто полезное нам. Что делает президента Федерации первым человеком, верховным главнокомандующим космических и планетарных сил?
– Что?
– Книжка на сто страниц в красной обложке!
Зимин понял: символ! Не случайно конституцию так и не заменили электронным аналогом – листы бумаги, покрытые краской, переплет, кожаная обложка. Чем не земной Шлем силы? Та же архаика, с той только разницей, что Книге правды поклоняются миллиарды, а Шлему силы только Крикк.
– Я тебя понял. – Обратившись к коммуникатору, Зимин распорядился приготовить дестроер и пару флаеров к вылету, а также привести в чувство Киреева, чтобы тот смог отличить джунгли от саванны и указать путь к развалинам. – Сегодня Шлем силы будет у нас.
– Отлично. Как Баталов?
– Ну его, надоело утирать розовые сопли. – Фарма провел по шее вилкой. – А, стой, погоди! Ты готов напялить на голову этот самый Шлем и помахать мечом перед дикарями? Там, знаешь, регламент. Я так заправлю тебя стимуляторами, что ты остановишься только через неделю, если вообще остановишься! Ха-ха!
– Через месяц, а то и раньше сюда нагрянут федералы, – сказал Марек серьезно. – Нужно, чтобы местное население полностью подчинялось нам. Пусть спрячут твоих ребят понадежней в наше отсутствие.
Фарма кивнул. Крэмберг пытался подчинить планету с помощью принудительной имплантации, силой насадить пресловутые «равные возможности», в итоге граждане Крикка принялись резать руки и разбивать коммуникаторы. Тигры космоса будут говорить с дикарями на их языке.
Роман забрался в кабину бортмеханика. Как только Марек доложил о готовности, Зимин поднял дестроер в воздух. Киреев указал на сенсорной карте местонахождение Колизея. Бортовой компьютер рассчитал курс, автопилот доставил тигров космоса в точку назначения.
Можно было отправиться за Шлемом силы только на флаерах, но тогда, Зимин был уверен в этом, они бы вернулись ни с чем. С парой трогательных голограмм древних развалин.
– Подозреваю, что под ареной находятся катакомбы, – сказал Марек, рассматривая на экране приближающийся Колизей. – Шибани по-легкому, чтобы жрецы не сомневались, кто здесь главный.
– Ты бы на их месте сомневался? – На лице Фармы возникла хищная улыбка.
«Троян» не нуждался в переводчиках, представлениях, угрозах. Он сам был летающим воплощением планетарной угрозы – двухсоттонный крылатый кошмар.
Хранители Шлема силы и не думали прятаться. На трибуне Колизея возник полуголый старик. Фарма посадил «Троян» на арену, так что крылья едва не касались каменных скамей. Зимин, Марек и Киреев спустились из кабин на каменную кладку. Жрец неспешно подошел к ним, поклонился:
– Я ждал вас.
«Конечно, ждал, старый пес! – Не скрывая презрительной ухмылки, Марек разглядывал грязные босые ноги старика, всклокоченную бороду с проседью, черные большие бусы на тощей груди. Боевик был слегка разочарован, словно ждал, что жрец, как минимум, нацепит на голову оккультный шлем. – Истинный политик. С распростертыми объятиями ждет всех, кто сильнее его».