– Ихтиандр, блин, – учил я друзей ругаться матом.
Свет тоже грозились отключить. А без света ни холодильник, ни вентилятор работать не будут.
– И что теперь? – кричал Жак в трубку. – Ходить на улицу? Ихтиандры!
– Это не наши проблемы, куда хотите, туда и ходите.
Заглушка остановила слив, но не смогла прикрыть рану Марины. Она плакала навзрыд. Ей позвонили из коллекторского агентства и попросили крепко подумать насчет долга. Дали сутки на размышление. Грозились, если она откажется погашать задолженность, похитить Каку и применять утюги с паяльниками.
– Вот сволочи, – заметался я по комнате.
Жан достал блокнот, чтобы записать первые уроки по ненормативной лексике.
– Как называется это агентство? – тоже достав блокнот, спросил Рауль.
– «Реакция».
– Да по фиг на них, – заметил Эрик, – забить косяк и наплевать на них.
– Разберемся, – сухо подытожил Жан.
Теперь мы дежурили не только у Каки, но и у телефона. В следующий раз, когда позвонили из агентства «Реакция», Жан предложил встретиться и обсудить проблему.
– Существует четыре типа поведения, – объяснял Жан. – Первый тип – «паникер».
Он постоянно перезанимает деньги, чтобы погасить долги, но не способен правильно расставить приоритеты и следовать графику погашения.
Второй тип – «плакальщик». Сначала он отрицает сам факт наличия долга, а затем начинает ныть, канючить, перекладывать вину на других и вымаливать отсрочку.
Третий тип – «рационалист». Признает долги, правильно планирует размеры и сроки платежей, легко и уверенно составляет схемы погашения долга и точно следует им.
Четвертый тип – «мошенник». Сознательно идет на обман и не собирается отдавать долги добровольно. Кидало, одним словом.
– Предлагаю поступать рационально. – Судя по классификации Жана, он был рационалистом, Рауль – мошенником, Эрик – плакальщиком, а я – тихим паникером. Истероидом. Вот такая бригада. А бригада – это сила.
Есть такие женщины, у которых внутри брюшной полости скрыта буря. Они знают, чувствуют собирающейся в животе кровью, что способны не только родить ребенка, но и убить мужчину. Убить одним словом или взглядом. Когда от него ушла жена, знакомый посоветовал ему с головой броситься в омут виртуальной любви. Он зарегистрировался на сайте знакомств и написал по-олбански первой попавшейся «Привед». Представился как «Ацкий макак», рассчитывая на течку доступных, на грани зоофилии, женщин. Затем написал еще несколько фраз. Они разговорились, распалились и почти разделись. Прелюдия прошла на ура. Нежные прикосновения словами. Виртуальный петтинг через городской смог и изысканный слог.
– Ты где сейчас находишься? – спросил он, мол, я так не могу. – На работе?
– Дома! Я дома работаю!
– А кем, если не секрет?
– Оказываю услуги интимного характера! – ответила она. – Я профессиональная любовница.
У него было такое впечатление, что ему плюнули в душу. Вот он, переход от индустриального общества к постиндустриальному. Интернет-паутина затаскивала в свои ряды все больше любителей виртуала. В любви все средства хороши, ей все возрасты покорны. Можно работать с профессиональными соотечественниками, не выходя из дома. Да здравствует искусственный интеллект и искусственная душа!
– Я хочу тебя увидеть и поговорить! – не сдавался он. – Прямо сейчас!
– Думаю, тебе не понравится, потому что я не стройная жгучая брюнетка, я толстая, старая блондинка! Я на любителя! – призналась она.
– Седая? – Его разочарованию не было предела во всей Вселенной.
– Крашеная, – пыталась она успокоить его как могла. Его – эгоиста и глупца.
Агентство «Реакция» мы нашли, используя их же методы сбора информации вплоть до социальных сетей. «Конечно, в работе помогают связи на старом месте. Почти все бывшие коллеги и сотрудники за небольшие деньги или по доброте душевной готовы были поделиться какой-то информацией, – говорит один из коллекторов. – По возможности мы пользовались доступными на рынке базами налоговиков и сотовых компаний».
Эрик быстро смог проникнуть в электронную систему агентства.
Однажды утром мы записались на прием – к директору. Записались по очереди, с интервалом в полчаса. Но вошли в кабинет, несмотря на протест секретаря, все сразу.
– Это что такое?! – возмутился директор.
– А это что такое? – показал Жан фото человека после пыток.
– Ну, нет, – стал разводить руками директор, – такого мы допустить не могли.
Утюги и паяльники – полезный для обывателя стереотип. Как я говорю на семинарах, мы не используем утюги и паяльники, но используем мифы об утюгах и паяльниках.
Подобно Джорджу Бушу, директора-реакционера якобы тошнит от пыток, но в то же время если они помогают выбить ценную информацию о том, где деньги…
– А у нас доказательство есть, – заметил Жан, – мы про вас все знаем!
Рауль достал ноутбук и стал зачитывать список клиентов, сумму банковской уступки за должников и другую закрытую информацию.
Я вдохнул ладан и протянул пакетик начальнику коллектора.
– Это еще зачем? – удивился он.
– Нюхайте! Это приятнее дыма!
– Может, договоримся? – предложил Директор Начальникович.
– Мы вообще-то не из российской милиции, а из Интерпола! Так что отстаньте от гражданина Франции Марины Викторовны.
После посещения коллекторского агентства мы почувствовали себя всемогущими и отправились на центральную улицу. Четыре здоровых работающих мужика, что, не в состоянии оплатить долг за квартиру?
– Ну, давай, Эрик, покажи, на что ты способен!
– А что мне сделать?
– Давай подними такую бурю, чтобы всю гниль смыло с этой улицы. Чтобы весь дым ушел восвояси.
– И удушье от самой атмосферы закончилось вмиг!
Эрик стал ходить, размахивая руками и призывая высшую силу. В конце концов обнял телеграфный столб и потряс его.
Как ни странно, подействовало. Откуда ни возьмись набежала огромная туча. Мы замерли в ожидании, но так ни одна капля на землю и не упала.
– Все. Больше ничего не могу сделать, – признался Эрик. – Я выжат как лимон.
– Как? А для чего мы тебя вытаскивали из психушки, Англичанин?
– Здесь такие маги, что я не в состоянии ничего поделать. Силы несопоставимы.
– Хреновый из тебя волшебник! – заметил Жан.
– Учиться и учиться! – резюмировал Рауль.
Глава 28Албанская смоковница
Хотя гостиница и была плохонькой – без кондиционера, завтраки в ней оказались отменными. Постоялый двор давно превратился в постылый комплекс маленьких кафе, ресторанчиков и отельчиков национальной кухни и спанья. Набрав баварских сосисок, съев пару кусочков сыра камамбер и пару кусочков сыра в перце, Петр вернулся в номер. Порошкански уже не спал и сидел в позе лотоса на своей койке. Они заказали два номера: трехместный для жиряги Эфлисона, двухместный для них с Давидом, потому что Давид не умел храпеть как сапожник.
– Чего забрался на белую простыню с ногами? – возмутился Петр, хотя Порошкански сидел на грязно-сером одеяле. – Запах неприятный.
Сырный привкус оставался во рту, а аромат в носу.
– Извини, – сказал Давид, – это одеяла не просохли.
– Ты меня извини, – Петр опустил глаза, – сорвался.
– Не сорвался, а того… зажрался.
Петр подошел к окну и распахнул створки настежь. В комнату ворвался аромат благоухающего сада. Над горами разгорался закат. Птицы, словно сбиваемые с веток яблоки, камнем падали в лощину. Прожужжал жук, прожужжала машина. Петр высунулся из окна посмотреть, что это за машина, но сквозь плотную листву ничего невозможно было разобрать. Только время от времени сверкал кухонный нож заката, которым женщина-ночь срезала с персикового неба розовую кожуру. На маску. На ночь. Что ж, красота требует жертв.
«Боже, как хорошо», – подумал Петр.
Запели птицы. Неожиданно заголосила кукушка.
– Кукушка, кукушка, сколько мне осталось жить? – спросил Петр.
– Раз, два, три.
Петр знал, что пока поет кукушка, фрукты наливаются соком ожидания. Да, пока поет кукушка, фрукты зреют, так говорили в его селе.
– Сорок семь.
Петр на секунду замер. Потом резко повернулся к Порошкански.
– Давид, это ты куковал? Я же тебя просил!
– Извини, больше не буду.
– Подлец! – Все еще рассерженный, Петр снова повернулся к окну.
– Я вчера общался с контрабандистами, – сказал Давид.
– Ну и что?
– Узнал, как перебраться в Италию.
– Значит, все-таки решил плыть? – Петр все еще хмурился.
– Да, потому что я знаю, что вы никогда не найдете свою женщину. Скорее я ее найду. Вот…
– На чем ты собрался плыть, Давид? – неожиданно перебил Порошкански Петр.
– На одном суденышке, на баркасе, и, представляешь, совсем недорого. Всего пятьсот марок. А в Италии, говорят, беженцам дают пятьсот долларов. Сразу по приезде.
– Ну-ну.
– Выгодная сделка, ты так не считаешь? Мне даже телефон капитана дали.
Петр пожал плечами. Затем резко отвернулся от начавшей его пугать красоты за окном, подошел, подсел к Давиду на кровать.
– Знаешь, Давид, а мне жаль, что ты нас бросаешь. Жаль с тобой расставаться. Пусть даже на время.
– Мне тоже жаль, Петр. Но поверь, я не могу больше ждать. Времени мало осталось. Всего ничего. Ку-ку.
– Давид, чего ты так раскудахтался, будто рад, что наконец избавляешься от нас?
– Да нет, это я гадал себе на жизнь. Сколько мне еще осталось.
– Ну и чего ты там нагадал? Сорок семь лет. Тебе сейчас сорок семь плюс еще сорок семь, итого девяносто четыре. Куда ты так торопишься?
– Ты неправильно считаешь, Петр. Надо считать со дня рождения. День рождения у людей один.
– Понятно, что не два. Два только у тех, кто по девяносто с лишним лет живет.