Выслушав душещипательную исповедь Порошкански, Петр посидел немножко на кровати, пытаясь собраться с мыслями. Но ничего не получалось. Чтобы избавиться от бреда всего сказанного, Петр резко встал и подошел к окну. Пригостиничный сад зацветал утренними сумерками. Воздух переполнял запах соцветий табака и винных ягод. Отчего становилось еще тревожнее.
Глава 29Три с половиной товарища
В театр пошли втроем: я, Рауль и Эрик. Жан как раз в этот вечер – вот влип по уши – сидел вместо нянечки с Марининой Какой.
К театру подошли за час до начала спектакля, боялись, что билетов не будет. Как выяснилось, поспешили.
– Странно, – сказал Рауль, – у нас в Канаде билетов не достать за месяц.
– А у нас за месяц даже прыщ не вскочит, – заметил Эрик.
Не зная, чем заняться, мы выискивали на портретах на фасаде театра, среди афиш и проходящих мимо фив кандидаток на безумный секс.
– Вам в другую сторону, – сказала билетерша, когда мы вслед за толпой ринулись в театр.
– А какая разница?
– Разница в местах, у вас билеты в амфитеатр.
– Конечно, в театр, – подтвердил я.
– В амфитеатр, – поправила старушка.
– Бинокль возьмете? – спросила раздевальщица или гардеробщица, в общем, бабушка номер два.
– А что это изменит?
– Будут показывать стриптиз. – Бабуля нам подмигнула. – Разве не знаете, сейчас ни один спектакль не обходится без стриптиза. Стыдно, молодые люди, так редко ходить в театр.
– Возьмем, возьмем, – закивал лысой башкой Эрик.
– Сто рублей.
– Бабуля, это же грабеж среди белого дня!
– Да, что мы в трусы стриптизершам закладывать будем?
Как только третья старушка-смотрительница, станцевав нижний брейк челюстью, указала костлявой рукой на наши места и ушла, мы перебрались на самый верхний ряд, с ее глаз подальше.
– Давай наливай, – тут же скомандовал Эрик.
– Подожди, все-таки мы в амфитеатре. Неудобно как-то.
– Да, неудобно, – согласился я, сдирая зубами фольгу с пробки.
Весь первый акт мы наблюдали за тремя алкоголиками, как те пили-выпивали-накачивались. Жутко хотелось выйти на сцену и присоединиться.
Когда уже начали захлебываться слюной, Рауль принялся разливать по пластиковым стаканчикам вермут. Эрик по привычке жег зажигалку, чтоб всем поровну.
– Погаси, – скомандовал Рауль, – а то портьеру подожжешь!
– Да, пластик это не гашиш, – согласился я. – Завоняет – мало не покажется.
Пластиковые стаканчики шебуршали, как листья на ветру, оплавляясь по краям черным.
– Тсс, – предупредил Рауль, поднося пластиковый стакан к губам, – кто-то идет.
– Может, смотрительница?
Оказалось, длинноногая брюнетка в длинной юбке и с короткой стрижкой. С нею парень. Она пробиралась, держа парня за руку, в самый центр последнего ряда, стараясь не звенеть большими серьгами. Нас они не видели.
– Ой! – шепотом воскликнула брюнетка, когда пузырь, звякнув, покатился вниз по рядам. Ребята, как джентль мены, встали, пропуская даму. Я один остался сидеть, прикрывая ногами стоящую на полу посуду, но все равно своей длинной юбкой брюнетка ее опрокинула. А еще она прикоснулась к моим коленкам внутренней стороной бедра.
– Ой… – сказала брюнетка.
– Пойдем назад, – буркнул парень.
Они развернулись и пошли назад. А я думал, зачем надевать такую большую юбку, собираясь в амфитеатр на последние ряды. Видимо, чтобы ею сметать чужие газированные напитки.
– Вот это женщина! – восхищенно воскликнул Эрик и добавил несколько ласковых русским матом.
– Женщина-Мат, – подтвердил Рауль. Но тут появилась Пат.
Мы начали вырывать друг у друга бинокль, только Рауль сказал:
– Мне не надо, я все вижу.
Пат была в сером плаще, кажется, лил дождь и гремел гром. К концу акта в передних рядах захрустела фольга от шоколадки. Кто-то закусывал наш напиток.
В антракте пришлось идти в бар, хотя там и дорого.
Заказали клюквенный морс и трубочки с кремом. В толпе я искал глазами брюнетку с большими звенящими сережками. Наконец она появилась. Вошла в бар под руку со своим парнем. Окинула стоящих в очереди жгучим презрительным взглядом.
Он подумал, что с тех пор, как буквально на его глазах, спустя секунду после его тайного прикосновения дрожащей рукой, умерла красивая женщина в черном плаще, он больше не может спать просто с женщиной. Закидывает ли кто ему ноги на спину, ищет ли он рукой белую мягкую плоть бедра – он постоянно спит с ногой в шелковом черном чулке.
Не отпускает. Вновь и вновь переживает вспышку яркой любви и быструю смерть. Борется со смертью, не отпускает миг нежности. Наверное, так влюбляются в бездушные предметы и бездушных женщин. Фетишизм на грани некрофилии.
– Давайте, – предложил Эрик, пожирая глазами брюнетку в чулках, – купим сейчас бутылку водки и бутылку шампанского и поставим своих «Трех товарищей».
– Прямо на этом столике? – поднял бровь Рауль.
– Да, прямо здесь. – Эрик с размаху опустил на столик кулак. – Парни, покажем всем действие, только, чур, я буду Робби.
– Нет, – закачал глазами Рауль, – так не пойдет, прежде чем ставить наших «Трех товарищей», надо, чтобы кто-то их написал. Сценарий или роман.
– А мы с листа?!
– Я уже пишу наш роман про трех товарищей, – признался я, едва успев вступить в разговор.
– И давно?!
– С тех пор, как вы здесь.
– Надеюсь, ты там меня описываешь как Робби? – Эрик заглядывал, нет, лез, скособенившись, мне в глаза. – Это ведь я у тебя жену уволок.
– Да, именно так и описываю.
– Ну, ребята! – обрадовался Эрик. – Бутылку водки и бутылку шампанского – и покажем всем свой спектакль!
Эрик смотрел на брюнетку, отгрызая кусок пирожного, с конца которого свисала колбаска крема. Глаза Эрика при этом горели.
Мы уже собирались идти к бару заказывать, как Эрика скрутило от клюквенного морса. Он покраснел и скорчил рожу – ломка и аллергия в одном флаконе.
– Что, совсем плохо? – спросил Рауль.
– Ага.
Прозвенел третий звонок. Бар опустел, но мы продолжали сидеть.
– Парни! – крикнула из-за стойки нам старушка номер четыре, мне показалось, что ее хитрые глаза с прищуром точь-в-точь как у Жана. – Бар закрывается. Здесь нельзя больше оставаться.
– Ну что, пойдем? – спросил я.
– В туалет! – взмолился Эрик.
По пути в туалет за нами увязались два мента. Видимо, им не понравились подозрительно расширенные зрачки Эрика.
В сортире Англичанин заперся в кабинке, а мы ждали его, сидя на банкетке в стиле рококо напротив ментов. Играли в гляделки.
– Мне кажется, – сказал Рауль, пытаясь в глазах милиционеров увидеть себя театралом со стажем, – мне кажется, есть женщины Шах, есть женщины Мат, а есть женщины Пат. Все остальные в нашей судьбе – женщины-пешки.
– Интересное наблюдение.
– В женщинах Пат красота с добротой гипнотизируют, лишают дара мужского маневра. В женщинах Шах – заставляющая ретироваться, бежать, перепрыгивая с клетки на клетку, красота. А в женщинах Мат – рождение чего-то нового, что сбрасывает тебя с доски, списывает со счетов, и все.
– Интересно, интересно, коллега, – лишь кивал я головой.
– Мне кажется, Александра была такой же, как Пат, – красивой, мудрой, доброй. Это мой идеал.
– Долго он там еще? – прервали наш интеллектуальный разговор менты.
– А мы не знаем, – признался я.
– Здесь, вообще-то, нельзя во время спектакля сидеть.
– А где можно?! – взорвался-поднял бровь Рауль. – В баре нельзя, в туалете нельзя. А еще культурное заведение называется.
– Можно в зале.
– А если приспичит?
– Но ведь вам-то не приспичило.
В следующую секунду мы пошли каждый в свою кабинку. Рауль с неимоверно широко раскрытыми глазами, я – с невозможно прищуренными. И чего мы пытались увидеть? Все равно стриптиз накрылся.
Выходя из туалета, я столкнулся с той самой брюнеткой в длинной юбке. Видимо, ей тоже приспичило.
– Ой, ничего не видно, – сказала брюнетка, путаясь в портьере, которая плавно переходила в юбку у входа в зрительный зал.
– Давайте я вам помогу, – расправлял я больше юбку, чем портьеру. Хорошо, что Эрик ее не подпалил.
– Держитесь и следуйте за мной, – подал я руку брюнетке, и мы, вцепившись друг в друга, пошли на последний ряд, где уже меня ждали Эрик и Рауль.
– Фьють! – свистнул Эрик, мол, где ты откопал этот бриллиант?
– Познакомьтесь, это моя невеста.
– Мат или Пат? – поинтересовался Рауль.
– Сейчас узнаем. Девушка, вас как зовут?
Но девушка не ответила и на всякий случай пересела подальше. Значит, Мат.
– Спектакль – отстой! – прокомментировала девушка. – Ползала заснуло.
– Кстати, – представил я Эрика, – познакомьтесь, режиссер театра и этого спектакля!
– Нет, правда?
– Правда, – подтвердил Рауль, – он только что такое представление нам всем устроил!
– Ну, вы меня простите, я ничегошеньки не понимаю в театре.
– Он, как вы выяснили, тоже!
– А что символизирует шум моря в антракте? – сразу начала кокетничать и заигрывать-заискивать с Эриком брюнетка.
– Идею, что человек живет у моря, думает о вечности, но в какой-то момент понимает, что не все еще сделал и надо вернуться, – умничал Эрик. – Пора бы и нам всем найти себя и вернуться на свое море.
– Мне кажется, здесь виноваты не вы, а пьеса, – продолжала оправдываться девушка. – А почему вы взялись за этот неактуальный материал? Это ведь прошлый век?
– Да, начало прошлого века в Англии.
– Так почему вы остановили свой выбор именно на этой пьесе?
– Классика. – Выражение лица Эрика стало еще более чопорным. Он вжился в роль театрала со стажем.
– И что?
– Все проходят букварь, и мы проходим!
– Это же не букварь!
– И не пьеса! – заметил Рауль. – Это роман.