— Так куда возок с мамками и стражей пригнать?
— Невесту Кощея будем забирать от старой бани, что за северной стеной, — медленно, чуть ли не по слогам объясняла я вконец обалдевшему мужику. — Как туда быстрее проехать — не знаю.
— Так через северные ворота самый быстрый путь, — взбодрился собеседник, когда стало понятно, о чём речь.
— Не видела там ворот, когда на ступе кружила.
— Секретные они. Не для всех.
— Вот и славно. Я ничего не слышала, не видела и никому не расскажу. Только ты, родненький, поторопись!
Здеслав схватил повод своего коня из рук Хотена, вскочил в седло и ускакал, подняв пыльные вихри за собой на дороге.
— Здравствуй, свет мой ясный Акамир Финистович, — подошла к князю, который уже держал в своей ладони пальчики Велизары. — Хорошую я тебе невесту выбрала?
— Прекрасную, бабушка! Так хороша, что готов сейчас жениться!
Боярышня, выпростав руку из нежного плена, кокетливо покосилась на князя и с усмешкой ответила:
— Ты бы прежде у батюшки спросил. Вдруг не захочет отдать меня за пришлого?
— Сама-то ты как хочешь? Пойдёшь за меня, Велизара Градиславовна?
— А ты посватайся! — крутанулась на каблучках, хлестнула косой и убежала в тень открытых дверей терема.
— Князь, — подергала за рукав Акамира, с тоской смотрящего вслед девице. — Ты соображать сейчас адекватно можешь или уже нет?
— Как? — переспросил парень, приходя в себя, отреагировав на незнакомое слово.
— Здраво!
— Могу. Ты о клещах хочешь поговорить? — фокусируя взгляд на мне, спросил князь.
— И о клещах тоже. Знаю заклинание, как от паразитов избавиться, но, чтобы заклинание подействовало на все Заречье, нужно много силы колдовской. У меня столько нет. Позволь, я Кощея позову в помощь?
— Ни за что!
Скоропалительное, необдуманное заявление разозлило меня до голубых искр на ногтях. Их я сдержала, а вот язык нет:
— Ну и пусть вас клещи заедят!
Повернулась, взметнув юбкой пыль под ногами, и собралась было к ступе хромать, когда Акамир сказал задумчиво, слова растягивая:
— Он тоже так сказал: «Пусть вас клещи заедят!»
— Кто? Кто так сказал и почему? — вернулась к князю, решив сменить гнев на милость.
— Злодей, которому голову срубили за то, что со товарищи на боярина Комова напали, людишек его побили и самого чуть не до смерти ранили.
Вот оно как, оказывается. Проклял человек перед смертью лютой всё княжество скопом, пожелав в сердцах, а я голову ломаю, кто заклятие наложил. Быстрее всего, еще и обидой скрепил посыл. Да и так ли уж виновен он был?
— Сами признались или видел кто?
— Сами, на дыбе, — по-прежнему задумчиво, глядя куда-то вдаль, ответил парень.
Наверное, пришлось присутствовать на допросе и страшная картина всё ещё перед глазами стоит.
— На дыбе и невинный себя оговорит, дабы мучения скорее кончились, — проворчала я. — Всем головы порубали?
— Главарю только, а тех повесили.
— Расточительно ты к человеческому ресурсу государства относишься, княже.
— О чём ты, старушка?
— Говорю, похоже, что людей тебе девать некуда. В избытке народу в княжестве.
— Да что ты! Дел столько, а рук не хватает. Дороги надо строить. Залежи серебра опять же разведали, а копать некому. С пашен крестьян снимать нельзя — голод будет. Из служивых нельзя — границы кто стеречь станет? Хоть разорвись!
— Вот-вот, а вы их Жнице раздариваете.
— Кому?!
— Бережнее к людям относиться надо, говорю. Знаю одно государство, у них за проступки на исправительные работы отправляют. Клевета там, или обман торговый, или мужа на измене поймали… Три месяца бесплатно работают, где укажут: рудники или строительство какое. Отработал — домой вернулся и живёт себе дальше. Но если второй раз попадётся или жизни кого лишил, то пожизненным работником становится. Двойная польза — порядка больше, и рабочие руки есть.
— Ой, как мудро придумано! Где это царство, говоришь? — заинтересовался Акамир.
— Далеко. Отсюда не видно, — резко ответила я и повернулась, чтобы уйти.
— Постой, бабушка! Правда ли, что сама с клещами не справишься?
Что за день такой сегодня?! Все на лжи поймать хотят. Афина не верит, кот врушкой обзывает, теперь и князь туда же.
— Слушай, молодец! Тебе надо кого-то выбрать: или Кощея, или клещей. Дружба с царём — это и дела торговые, и пакт о ненападении и взаимопомощи. И… о чём еще дружественные державы меж собой договариваются? Лучшего случая, может, и не будет никогда больше. У тебя в Заречье в колодце под замком сидит его невеста. Понимаешь, что добром ли, силой ли, но он её вытащит? Тебе как больше нравится, чтобы он помог от проклятья злодея избавиться, а ты ему невесту за белую ручку подведёшь, или чтобы он сам её забрал, а ты остался с паразитами и злом затаённым?
— Не сердись, бабушка. Пусть будет Кощей, хоть и боюсь его до дрожи в коленях, как и все в Дремлесье, — со вздохом признался Акамир и, решительно меняя тему, спросил: — Что мне сейчас делать?
— Поезжай домой, прикажи баньку приготовить, служанок собери таких, чтобы девице после заточения смогли красоту вернуть. Мы позже прибудем.
Не медля больше ни минуты, поторопилась к ступе, ворча по дороге на Филиппа, отлежавшего все плечи и спину.
— Готов ли жених? — постучала по стеклу ногтем.
— Долго ты что-то, — недовольно отозвался царь.
— Так дел накопилось — лопатой не разгребёшь.
— Стой на одном месте и жди.
Стою, жду, осматриваюсь по сторонам. Вон ступа моя, а на бортике растянулся кот и прикидывается спящим, пригревшись на солнце. Вон баня сгоревшая, с вороной на жерди, к дождю, должно быть, каркает. Вот туман заклубился серый на пустом месте, и оттуда Кощей выходит, бледный как смерть, с золотым яйцом в руке. Постоял, отдышался, спросил хрипло:
— Где?
— Там, — махнула я в глубь малинника. — Ты Изнанкой прошел, что ли?
— Навью. Знаешь как? — быстро шагая в указанном направлении, ответил царь.
— Слышала, но не знаю. Жницу, там обитающую, боюсь — мне с ней встречаться нельзя. В долгу я у неё огромном. Не одну жизнь из лап цепких вырвала.
— Ты Мару-Смерть Жницей называешь? — перешагнул ямку, подождал меня и руку подал, чтобы помочь перебраться.
— Так она назвалась при встрече нашей, — остановилась у крышки и обрадовала: — Пришли. Сам справишься или помочь чем?
— Яйцо подержи.
Подставив руки под ценный груз, готова была ощутить знакомую тяжесть, но яйцо стало чуть ли не вполовину легче, чем было, когда впервые держала его. Может, показалось?
Тем временем Кощей легким движением руки смёл крышку, встал над низким колодезным срубом на колени и позвал:
— Светлоокая дева Афина, знак подай, что желаешь покинуть темницу, — продекламировал он в сырую глубину.
«Балбес, начитавшийся мифов Эллады! Знак ему надо, что плохо с лягушками в луже», — подумала я и чуть было не плюнула в сердцах, поняв, что пусть не гекзаметром, но очень близко к нему выражаюсь. Вот же зараза какая!
Спаситель все ниже склонялся в отверстие и свесился уже так глубоко, что хотелось удержать за пояс, чтобы не свалился богине на голову. Но остановилась, заметив, как медленно, с видимым усилием, царская спина начала распрямляться. Вот уже стоят на свежем воздухе под солнышком теплым на краю сруба Кощей и Афина в полный рост, глядя в глаза друг другу. «Вот и славно, — подумала я, стараясь бесшумно отойти подальше. — Пусть и у этих всё сладится. Мне хлопот меньше будет». Тут возок подкатил, подпрыгивая на ухабах. Верховые осматривались в поисках девицы прекрасной, за которой их послали, а тут я им навстречу:
— Доброго дня вам, люди добрые!
Кряхтя и охая, из повозки выбрались две дородных тётки. Взглянув на них, я задумалась, как Афина в возок поместится, чтобы до терема княжеского добраться.
— Будь и ты здорова, старушка, — откликнулась одна из нянек. — Ты, что ли, Агуня? А девица где?
— Да, бабоньки, я — Агуня. Девица сейчас будет, но, пока её нет, хочу предупредить. Если кто из вас в разговоре ненароком проговорится, что нет в Дремлесье обычая жениться на спасённых девах, то я, — придумывая страшную кару, вспомнила сказки из детства, — посажу на лопату, засуну в печь, зажарю и съем. Потом ещё и на косточках ваших поваляюсь!
Тетки переглянулись, одна из них повела сдобным плечом и ответила:
— Так есть такой обычай. Девки им часто пользуются, чтобы жениха наверняка окрутить. То в трёх соснах заблудится, горемычная, то от бешеного жука-рогача спасения ищет, бедолага. Парни и рады стараться — из беды выручают, а там и честным пирком да за свадебку.
— А вот насчет угрозы твоей, бабушка, — грозно подбоченилась вторая и сделала шаг в мою сторону, — ты еще попробуй найди ту печь, в которую мы с Добронегой поместимся. Сама костей не соберёшь!
Няньки задорно рассмеялись, колыхая своими необъятными телами. Глядя на них, заулыбались и верховые, да и я тоже повеселела. Стыдно стало, что угрозой хотела дело сладить, я и повинилась:
— Простите меня, мамушки, за слова обидные. Видно, солнышко ясное темечко напекло, да и с зори на ногах, да в делах, да в хлопотах. Маковой росинки еще во рту не было.
— Вот это плохо! — попеняла мне Добронега. — Едой пренебрегать нельзя, есть надо вовремя.
Наш разговор о режиме питания прервал хруст сухих веток малины под ногами Кощея. Он нес на руках, прижимая к груди, босую Афину. «Ой, как похожа картинка!» — подумала я, но воспоминания прервали тетки, налетевшие на царя с голубым плащом в руках. Две секунды — и закутанную богиню забрали из рук жениха, погрузили в возок и втиснулись туда сами.
— Йи-хо! — по-пиратски крикнул старший эскорта, подняв коня на дыбы, развернулся на одном месте и скомандовал: — Трогай!
Карета, влекомая парой лошадок, резво обогнула останки бани, и кавалькада направилась в сторону стены, где им должны были открыть потайные ворота.
Царь стоял слегка растерянный, переводя взгляд то на удаляющийся возок, то на меня: