— Две блондинки, одна темноволосая и одна рыжая, — с готовностью объяснил мужчина. — Прочие параметры не уточнял. Уточнить?
Точно шутка.
— О нет! — не обманул ожиданий помощника усталый глава. — Боги, за что?!
— За грехи, должно быть, — лицемерно ответствовал помощник с самым «возносительским» выражением лица. — Каждому дается кара по его вине и проступкам.
Этого глава уже не вынес. Он торопливо поставил на стол кружку и расхохотался. В коридоре что-то стукнуло, приоткрылась и тут же захлопнулась дверь — сторожа озаботилась проверкой странных звуков в комнатах Поднятого — а он все смеялся, чувствуя, как в неприличном смехе тает напряжение и тревоги этого дня…
— Суровые у нас боги, — наконец проговорил он. — Что ж, если это самая плохая новость, то день прожит не зря. Идите отдыхать, Саюри. С вельхо и их таинственными гостями я пообщаюсь сам.
— Слушаюсь.
Кружка с допитым вином стукнула о столешницу, колыхнулось пламя свечи, скрипнуло отодвинутое кресло.
Когда худая спина заслонила дверной проем, глава окликнул — Саюри…
— Да, господин?
— Спасибо.
— Мне тоже есть за что благодарить вас, господин.
Дверь закрылась. И тут же открылась снова.
Ерина Архиповна Туманова, их загадочная трехименная гостья, встала на пороге.
— Позволите войти? Я принесла ответ на письмо.
Ну а на третий день драконоверы опомнились… или, наоборот, рехнулись?
Короче, они вдруг осознали, что драконы вот-вот уйдут (вон, уже про дороги выспрашивают!), а они им устроили только один день празднеств!!!
Мы честно отбивались. Мы говорили, что праздник уже был. Мы благодарили хозяев за уже оказанное гостеприимство и говорили, что нам надо в дорогу. Мы говорили, что дело не ждет. Славка что-то там говорил про чувство долга и других драконов, которые нас ждут…
Сектантам было пофиг.
Драконоверы возражали, что дела зимой — это дела, которые легко могут подождать. И дорога тоже (а если что, то нам дадут и провожатых, и бычков порезвей). Нас укоряли, нашим словам ужасались и заявляли, что если тот несчастный ужин мы считаем праздником, то настоящего гостеприимства мы еще не видели! И обещали нам его показать в подробностях…
Подробности, если честно, были такие, что стало понятно: раньше чем через три дня нам отсюда не вырваться. Ну помните Россию с 31 декабря по 7 января? Что? По 14-е? А, ну да, с такими воззрениями вы точно нашли бы с местными сектантами общий язык.
Может, они тоже русские? Или их потомки?
Кто знает, когда хрень впервые попала к нам?
Простите, ребята, кажется, я слегка того… не совсем трезвый. Или совсем не трезвый? А, пофиг. Местные сдержали слово и показали нам настоящий праздник по своим традициям. С едой по принципу «завались» и алкоголем по принципу «залейся». С кострами, песнями, битвой на снежках, спортивными соревнованиями в нашу честь и катанием на драконах. Ага, именно с катанием. Это у них призы такие были для победителей соревнований.
Остаться трезвым было невозможно в принципе. Именно что невозможно. Иначе с чего бы меня растащило на песни? Помню, как Славка меня застал за распеванием со здешними девицами… еще репертуару моему удивлялся. А что, норм такая песня… русская… Да ладно, что я. Маг наш при таких градсах живо забыл сектантов бояться и принялся им магией все чинить, что чинится. А сам Славка на пятнадцатом катании впилился в снежный холмик. Без жертв, и то хорошо.
Но недаром говорят, что все к лучшему. Может, на трезвую голову нам бы эта мысль в голову и не пришла.
Началось все с поп-корна. Ну, не то чтоб по классическому рецепту…. Попалась просто нашему правильному местная кукуруза. Она тут прикольная, красненькая и с легкими колючками на концах каждого зернышка. Он посмотрел, головой потряс, а когда «глюки не ушли», взял да и дохнул на нее огоньком вполнакала. Сотворил местным ребятишкам американскую радость. Те, ясное дело, слопали и запросили еще. Ну а Славка обрадовался…
В общем, на следующее утро (ну, если это было утро, в чем я не уверен) мы втроем рассматривали получившуюся горку. Несмотря на поедательные усилия населения, она оставалась впечатляющей. И высказывались про разницу между зернами в состояниях «до» и «после». С едой, мол, так нечасто бывает… С консервами еще, например, с некоторыми колбасами. Про колбасы высказался Терхо, а мы со Славкой, вспомнив про некоторые родные мясопродукты без участия мяса, его поддержали…
— Местные так еще не научились.
— Это да… если б мы, к примеру, где-то в горах сделали заводик и клепали там какую-то модную колбаску, никто бы не заметил разницы…
— Стоп.
Мы замолкли. Славка весь подобрался:
— Повтори, что сказал.
Я повторил. Никто бы не заметил разницы между объемом сырья и готового продукта.
— А разницу — драконам! И никто не заподозрит!!!
Ну, Славка! Красивая идея! Хотя…
— Все равно заподозрят, если близко будем.
Славкины глаза сверкнули сумасшедшим огнем:
— Не близко! Там есть подземная речка…
Глава 29
После драки кулаками не машут. Не до того!
Глава встал.
Был в его жизни однажды схожий миг. Был. В столице. В Архивы, где будущий глава трудился еще до указа, дарующего ему сан Поднятого, ворвались «ищейники», поисковая команда из Нойта-вельхо. И сходу запечатав дверь, потребовала всем не двигаться, ибо они, Искатели, прибыли сюда за преступившим Заповеди и Уложения.
— Надев личину правильного Слуги короля и Королевской звезды, сей злокозненный мерзавец творил неправильные дела, — орал ищейник. — И теперь разоблачен… и будет арестован и препровожден в замок Шванка! К вопрошающим!
В потайном кармане будущего главы лежала пластинка-разрешение, путем сложной комбинации украденная сегодня в Архиве. Более того, пластинка была чистая, без имени… но уже запечатанная Узором. Он не знал еще, кого спасет этот кусочек металла, кому подарит новую жизнь, позволяя выскользнуть из очередного капкана… но какая разница? Главное, что он это может. Точнее, мог… ведь, кажется, его собственная жизнь сейчас… закончится?
Подделка разрешений, так называемых «пайц», была одним из тягчайших нарушений Заповедей. И вопрошающие очень старались, чтобы «преступившие» до казни доживали. Ибо казнь была…. зрелищная. И якобы очень полезная для торжества законности.
И нельзя было сделать ничего и даже сбежать — никак, и оставалось стоять и ждать, пока ищейник наговорится вдоволь и даст сигнал к захвату «неправильного мерзавца». Порядок ареста он тоже знал (входило в рабочие обязанности), и ничего хорошего сей процесс не обещал. Попробуй сохранить хоть подобие достоинства, когда тебя Знаком распяливают в воздухе, обездвиживают и обыскивают. А потом нацепляют короткую арестантскую рубаху и «сбрую» и волокут по городским улицам на привязи, как ездового бычка…
В груди сумасшедшим колючим клубком метались досада, злость на собственную неосторожность, страх и обреченность. И злая решимость отпираться до последнего: не сознаваться, не сознаваться, пусть хоть наизнанку вывернут! Он не сектант, нет, он банальный продажный служитель, а разрешения воровал и продавал преступившим, понятно?! У предусмотрительной «белой лисицы» всегда есть запасные выходы, и будущий глава в свое время позаботился связаться кое с кем из преступивших — именно на такой случай. Закон к преступившим строг, да, но наказания тем, кто нарушил Заповеди во имя собственной жадности, отчего-то мягче, чем к тем, кто «изобличен в помощи заблуждающимся в вере». Забавное противоречие. Но на нем можно сыграть…
Неужели случай наступил?
Неужели не выбраться?
Только не подавать вида.
Ждать…
И он стоял и ждал.
Как все.
Как же тогда трепыхалось сердце. Больно, сумасшедше.
Будто пойманный в силки белый лисенок. Он бьется и бьется, царапается и кусается, колотясь в груди-клетке, не понимая, что выхода нет, нет, нет…
В тот раз арестовали другого, не его, но ощущение беспомощности и осознания безвыходности положения запомнились.
И сейчас тоже прошло несколько драгоценных мгновений, прежде чем сектант смог преодолеть растерянность и оценить ситуацию.
Еще три-четыре малых минуты позволил вырвать на выбор действий этикет: обмен приветствиями, предложение присесть, вопрос о здоровье… А потом он наткнулся на острый, совсем не женский взгляд и понял, что изображать непонимание поздно. И бесполезно.
Глава-сектант всегда уважительно относился к дамам. И в силу характера, и в силу, так сказать, семейного воспитания. Драконоверы выживали в условиях постоянного преследования, поэтому их супружеские пары были спаянными и нерушимыми, все убеждения муж и жена делили пополам, и все дела тоже, за исключением тяжелого труда. Для него не было проблемой принимать вдовиц, сирот и одиноких старух в приютах, вникать в их нужды и оказывать помощь.
Но эта дама!
Пожилая женщина-жертва преступивших была неправильной. Именно неправильной, а не преступившей правила. Такое впечатление, что она об этих правилах попросту не знала. А еще точнее, что у нее — в том месте, откуда она пришла — была своя, отличная от общих система правил и свои Заповеди. В чем-то перекликающаяся со здешними, в чем-то завораживающе искаженная. Она не боялась драконов и не понимала, почему именно горожане их боятся — недаром он даже посчитал сначала Ерину Архиповну своей, драконовером из какой-то изолированной общины, закрытой от мира. Не знала о градации чинов и званий и даже после того, как узнала, не приняла их к сердцу, а скорее… учла, как одну из причудливых норм этикета. Многое умела, и еще больше знала, но старалась этого не показывать без необходимости. Если бы не почтенный возраст и не отчетливые прорехи в ее знаниях о мире, он бы действительно посчитал Ерину Архиповну чьим-то затаившимся лазутчиком. Но кто будет посылать лазутчика с такими дырами в знаниях и навыках? Кто будет посылать настолько немолодого человека, притом женщину?