иги и чтобы ему больше с этим не надоедали.
Виданное ли дело, чтобы он не знал, что творится у него в собственном доме, уж не принимаете ли Вы его за разбойника с большой дороги? Эту травлю затеял не кто иной, как Тимоти Лири и, как сказал епископ, чего еще ожидать от человека, чей дядя помер в мойлском сумасшедшем доме, пьяница был и скабрезник. А что до лавки, так это опять-таки вранье. Она вовсе не мне принадлежит, а моему несчастному брату - он бывший комендант в Армии Свободы (что, взяли?), а нынче беспомощный инвалид с расширением вен и шестью детьми.
Может ли такой человек быть контрабандистом? Тимоти Лири на порог дворца больше не ступит. И за что только мы платим налоги? При англичанах куда лучше было.
Ваша покорная слуга Эллен Конили".
- Письмо доставило Нелли глубокое удовлетворение.
Хотя сам-а она этого и не сознавала, письмо идеально иллюстрировало Ахиллесову пяту католицизма: при том, что доктор Гэллогли не имел никакого отношения к содержанию письма, у министра и его персонала создалось полное впечатление, что епископ Мойдский сделался главарем могучей шайки контрабандистов. Что и говорить, старина, конечно, уже не отвечает за свои поступки (какие только штуки не выкидывает с людьми старость), но ситуация создалась неловкая - не станешь же устраивать в епископском дворце облаву в поисках контрабандьь Министр содрогнулся при одной мысли о том, что напишут в газетах: "Айриш тайме" ограничится чопорным сообщением, но намекнет, что, каковы бы ни были протестантские епископы, они хотя бы знают границы дозволенного; "Айриш индепендент" станет утверждать, что инструкция на облаву получена из Москвы, а "Айриш Пресс" сравнит этот случай с предательством Кейзмента.
- Бога ради, оставь все, как есть, Питер, - сказал министр своему секретарю. - Не шути с огнем.
Нелли, напуганная письмом министра, принялась лихорадочно и нимало не скрываясь избавляться от имевшейся в доме контрабанды. Тим Лири знал про это и мучился от унижения.
Наконец поймали какого-то человека в тот момент, когда он переправлялся через границу, привязав под автомобилем к раме бочонок виски, и цепочка привела к винной лавочке Падди Клэнси. Падди не оставалось ничего другого, как признаться, что бочонок был продан епископу.
- А ну-ка, взглянем на счет епископа, Падди, - раздраженно приказал Тим, и бедняга Падди почувствовал, что безопаснее вытащить счетную книгу. Момент был тягостный. Падди никогда не считал нужным вмешиваться в чужие дела, но он давно заметил, что счет у епископа странный. Тим Лири в остолбенении воззрился на цифры.
- Боже милостивый, не хочешь ли ты сказать, что епископ все это выпивает?
- Откуда мне знать, Тим, - ответил Падди. - Епископам вроде положено принимать много народу - приходских священников и еще всякий люд.
- Да? По галлону на человека в вечер, что ли?! - воскликнул Тим.
"Нервный он парень, - подумал Падди, - уж очень он близко к сердцу берет свою работу".
- Хорошо тебе говорить, Тим, - сурово отрезал он, - а мне не подобает задавать вопросы покупателям.
- Ладно, зато я задам епископу несколько вопросов, - объявил Тим, упрямства которого ничто не могло поубавить. - Более того, он на них ответит, если только он не закоренелый преступник. Давай сюда счетную книгу.
Падди, стоя в дверях и провожая Тима взглядом, решил, что долго тот на своей должности не удержится, - такой молодой, а так печется о законности.
Во дворце Нелли всячески пыталась отделаться от Тима. Сперва она сказала, что епископа нет дома. Потом, что он болен и, наконец, что он велел не впускать Тима.
К несчастью, она не могла заставить Тима понизить голос, а по горькому опыту она знала, что наряду с аппетитом ребенка епископ обладает ребяческим же любопытством. Стоило нищему постучать в дверь, как епископ сразу выглядывал из комнаты и прислушивался. Так и тут - в вестибюле вдруг раздались шаги и появился епископ.
- Достаточно, Неллп, - мягко сказал он и подступил к Тиму с угрожающим видом - красивый старик с младенческим румянцем и свирепыми голубыми глазами. - Что вам нужно, молодой человек? - строго вопросил он.
- Я расследую контрабандные дела в нашей местности и хотел бы потолковать с вами, милорд.
- Я уже писал министру, молодой человек, я объяснил ему, что не знаю, какое я могу иметь к этому отношение.
- А вот вы послушайте меня несколько минут, так узнаете, какое вы имеете отношение, - возразил Тим.
- Не слишком ли ты много себе позволяешь, парень? - укоризненно сказал епископ. - Откуда ты родом?
- Из Манстера, - ответил Тим, не догадываясь о той роли, какую епископ отводил наследственности.
- Смотри-ка, я думал, ты сын Джона Лири из Клунъявуллена, - удивился епископ.
- Ничуть не бывало, - коротко ответил Тим. - Мой отец был учителем.
- Так ты не сынок ли Джима Лири? - ласково спросил епископ, кладя свою старческую руку на руку Тиму.
- Я и есть, - отозвался Тим, довольный тем, что наконец установлена его личность.
- Заходи, заходи, - епископ сжал ему руку. - Твой отец был учителем в Манстере, когда я был там викарием. Сын Джима Лири не уйдет из моего дома, не отведав кое-чего.
- Я нахожусь при исполнении своих обязанностей, милорд, - запротестовал Тим, следуя за епископом в гостиную.
- Ш-ш, замолчи, разве не все мы находимся при исполнении наших обязанностей? - Епископ подошел к буфету и достал нетвердыми руками два стакана и бутылку виски. Он налил себе чуть-чуть в один стакан и, наполнив другой почти до краев, подал Тиму. - А теперь рассказывай, - довольным тоном сказал он.
Тим почувствовал, что старик начинает ему нравиться, - эта слабость всегда мешала ему при расследованиях.
- Так вот, три дня назад поймали одного типа, когч да он пытался переехать через границу с бочонком вашего виски.
- С бочонком моего виски? - переспросил со смехом епископ. - А на что мне сдался бочонок виски?
- Вот это я и хотел бы узнать, - ответил Тим. - Вы их попакупали немало.
- За всю свою жизнь, сынок, я не купил ни одного бочонка, чистосердечно признался епископ. - И что бы я стал с ними делать? Здоровье мне не позволяет пить виски. Разве что выпьешь вот так, как сейчас, за компанию.
- Если вы взглянете на ваш счет у Падди Клэнси, то сразу смекнете, какое здоровье вам приписывают, - заметил Тим. - А может, вот кому здоровье позволяет, - добавил он со свирепым видом, когда пошла Нелли с пачкой счетов в руке.
- Хватит всяких сплетен да козней, - объявила она. - В чем виновата, в том виновата. Но делала это я, чтобы спасти от работного дома моего несчастного братаинвалида, ничего-то он, бедняга, не умел, только и знал что сражаться за Ирландию. А дело делать приходилось таким, как я. Ни одного пенса его светлости в этом не участвовало. Я, конечно, уйду, если меня выгонят, но дом под подозрением не оставлю.
- Да только на выручку от одного бензина можно полный дом братьев содержать, - вскипел Тим. - И не забудь еще про чай и про масло.
- Хватит, - твердо произнес епископ. - Выйди, Нелли, - добавил он, не оборачиваясь, своим сухим, епископским тоном.
Нелли ошарашенно на него уставилась, потом выбежала из комнаты с горестным воем: "Пятнадцать лет жизни ему отдала, и вот вам благодарность". Епископ подождал, пока затихли рыдания в кухне, а затем наклонился вперед, зажав между коленями сплетенные пальцы.
- Сделай мне одолжение, Тим, - сказал он. - Ты не возражаешь, если я буду называть тебя Тим?
- Сочту за честь, милорд.
- Только не зови меня Падди, - добавил епископ, но старая шутка прозвучала натянуто. - Скаяш-ка, сколько людей про это знает?
- Да теперь, почитай, это общее достояние.
- И что обо мне думают?
- Вы сами знаете, вас очень уважают, - ответил Тим.
- Да, - сухо заметил епископ. - Так уважают, что я волен превратить мой дом в контрабандистский притон, А они не строят предположений насчет того, что у меня творится в соборе?
Тут Тим понял, что на самом деле епископ задет сильнее, чем вид делает.
- Что будет с Нелли? - спросил епископ.
- Надеюсь, ее посадят в тюрьму. Да еще штраф наложат. Это для нее пострашнее тюрьмы будет.
- Что за штраф?
- А это надо еще подсчитать. Наверное, тысячи две набежит.
- Две тысячи? - воскликнул епископ, - Да у меня у самого таких денег нет, Тим.
- Можете голову отдать на отсечение, что у нее есть, - отозвался Тим.
- У Нелли?
- И еще найдется.
- Господь милосердный, - вздохнул епископ и, откинувшись на спинку кресла, скрестил ноги. - А я-то воображал, что она просто старая дура. Да-а-а, после этого решат, что я не способен сам о себе позаботиться. Ко мне, чего доброго, коадьютора приставят.
- Не приставят, что вы! - переполошился Тим.
- Еще как приставят, - весело подтвердил епископ. - И будут совершенно правы. Но это еще не самое худшее. Знаешь, чем плоха старость, Тим? - Он снова наклонился вперед. - В ту минуту, как ты кончаешь завтракать, ты начинаешь с нетерпением ожидать обеда. Наверное, человеку свойственно всегда чего-то ждать.
Когда я был еще молодым священником, я про обед и вовсе не думал. А сейчас, если Нелли посадят в тюрьму, я - конченый человек. В моем возрасте другой такой экономки мне не найти.
Тим был малый великодушный, к тому же епископ дружил с его отцом.
- Как вы думаете, сможете вы в дальнейшем держать ее в руках? осведомился он.
- Нет, не смогу, - ответил епископ с обезоруживающей откровенностью. Ни одному священнику еще не удавалось держать женщин в руках. У нас, очевидно, нет опыта.
- Ей-ей, мне бы действовать свободно, я бы ее живо приструнил, проворчал Тим.
- Пожалуйста, даю тебе полную свободу действий, - старик с епископской величественностью повел рукой. - Это в моих интересах еще больше, чем в твоих, а то, боюсь, дело зайдет так далеко, что меня на ней, чего доброго, женят. - Он встал и похлопал Тима по плечу. - Ты славный парень, - сказал он, - я твоей услуги не забуду. Вутчер тоже ничего, только жена его заездила.