– Лихо! – похвалил я и тут же спросил: – А когда стрелять начнешь, часом не промахнешься? А то, сам понимаешь…
– Не боись, – заявил генерал и осведомился: – Ты меня в форме видел?
– Один раз.
– Значок «Мастер спорта» на кителе заметил?
– Вроде да.
– Это по стрельбе, – скромно признался он.
– Ну, тогда все в порядке, – сказал я. – И чего ты медлишь?
– Торопишься на тот свет?
– Не очень.
– Тогда так. – Он подцепил ногой второй пистолет, нагнулся, поднял и уложил на журнальный столик перед креслом. – Я задам несколько вопросов. Пока отвечаешь, вы оба живы. Как тебе?
– В принципе, согласен. Но с небольшой поправкой.
Второй раз за последнее время меня, перед тем как грохнуть, начинают расспрашивать. Тенденция, однако.
– Это как?
– Я отвечаю на твой вопрос, ты – на мой.
Это тоже уже было.
– Зачем тебе? – искренне удивился генерал. – Все равно ведь…
– Да пойми ты! – Я медленно поднял руку и вытер лицо. – Я проиграл. Обидно, конечно…
– А знаешь, что для меня самое обидное? – перебил он.
– Пока нет.
– То, что я сделал вас обоих и никому не смогу об этом рассказать!
– Подумаешь.
– Не скажи. – Самойленко покачал головой. – Тебя, между прочим, чуть ли не асом считают. Считали, – сразу же поправился он, пренебрежительно указал мизинцем на жалкого, бледного, постанывающего Кандаурова и продолжил: – Об этом тупице вообще легенды ходят. Если вы лучшие, то кто тогда худший?
– Может, ты? – огрызнулся я, но он только рассмеялся.
– Все рано или поздно проигрывают, – вдруг произнес мой куратор твердо и четко.
– Он прав, – подтвердил я.
– Проигрывают только идиоты! – торжествующе закричал победитель. – Такие вот, как вы!
– Хорош орать. – Я поморщился. – Вопрос за вопрос, согласен?
– А почему бы и нет? – снизошел он. – Начнем с того, когда, где и как до тебя доперло?..
Глава 49Наверх вы, товарищи, все по местам
– Вот, собственно, и все, – сказал генерал и повел стволом снизу вверх. – Подъем!
Мы встали на ноги.
– А можно и я спрошу? – Сергеич потер грудь и виновато улыбнулся.
На месте Самойленко я открыл бы огонь прямо здесь и сейчас. Хотя откуда ему, дурню паркетному, знать, что обычно следует за этой улыбкой?
– Что с тобой, старый хрен, поделаешь, – отозвался он, так ничего и не поняв. – Валяй!
– Тебе ведь там хорошо платят? – Мой куратор ткнул пальцем туда, где, по его мнению, находился наш бывший вероятный противник, а ныне – стратегический партнер.
– Сейчас неплохо, – ответил генерал. – А поначалу были сущие крохи.
– Значит, деньжат у тебя на счетах достаточно, – упрямо гнул свою линию полковник. – Так скажи, какого черта ты до сих пор не свалил за большую соленую лужу?
– Идиот! – радостно воскликнул Самойленко. – Дебил! – Он даже хлопнул себя по ляжке. – Да через два года я…
– Накопишь достаточно? – предположил Сергеич. – И сколько же тебе надо?
– Клинический случай! – заявил триумфатор. – Через два года я стану начальником ГРУ! Знали бы вы, какие люди…
– Мы знаем, – тихо сказал Кандауров.
– Что?
– Все! – отозвался я. – Тоже мне, секрет.
– Да? – удивился генерал. – Ну, тогда, ребята, я вас больше не задерживаю. До встречи в другой жизни! – Он вскинул оба пистолета.
Мы с Сергеичем, сами того не желая, встали бок о бок и вполоборота, почти полностью повторив знаменитую работу скульптора Мухиной, ту самую, которая высится на проспекте Мира возле ВДНХ. Я, меньший по габаритам, изображал колхозницу, правда, без серпа.
– Огонь! – вдруг скомандовал Кандауров и захохотал как злодей из оперетты.
Щелк-щелк-щелк, пауза, опять щелк-щелк.
– Не получается, – с неподдельным участием отметил я. – А знаешь, дурачок, почему?
Холеное личико генерала вдруг перекосилось. Он бросил стволы и полез в карман. Наверное, ему показалось, что это происходит очень быстро.
– Замри! – В руке у меня как бы сам по себе оказался пистолет. – И не дергайся! В тех пушках патроны неправильные, а в этой – самые настоящие. – Я протянул пистолет Сергеичу. – Подержи, пожалуйста.
– Щас! – Старый симулянт, чертов актер из погорелого театра, пулей, как юный кенгуру, рванул с места длинным прыжком.
Он подскочил к окаменевшему товарищу генералу и для начала засадил ему кулачищем в пузо. Охлопал его, извлек из кармана миниатюрный – срамота какая! – пистолетик и отбросил в сторону. Урча от наслаждения, Сергеич ухватил его левой рукой за душу, вздернул вверх, без особого усилия приподнял, а правой ладонью начал лупить по морде.
Лапка у моего куратора, доложу вам, толщиной почти с бессмертное произведение основоположника марксизма под названием «Капитал», а весом, пожалуй, побольше будет. Так что голова у того клоуна болталась под ударами как у тряпичной куклы.
А что в это время делал я? Прыгал вокруг, ныл и унижался.
– Ну, дай же хоть разочек! Будь ты человеком!
Знали бы вы, как долго я об этом мечтал. Не сложилось. Сергеич опустил генерала на пол, крутанул, слегка подтолкнул и придал ускорение хорошим пинком под зад. Если бы наши футболисты научились так попадать по мячу, они точно разгромили бы бразильцев в финале чемпионата мира. Только вот слабо им.
А у Кандаурова все прошло в лучшем виде. Самойленко взмыл в воздух, да так стремительно, что едва не выскочил из порток, пролетел метра полтора и вписался в стенку. Он немного постоял, прилипнув к ней, рухнул на спину и затих.
– Ах ты, старая сволочь! – заорал я. – Совесть у тебя есть?
– Тихо! – Мой куратор поднял указательный палец толщиной с хороший огурец. – Мне кажется, Стас, ты забываешься.
– Да? – со слезой в голосе отозвался я. – Кто бы говорил! – Я вытащил портсигар, угостился сигареткой и передал ему.
– А что, я действительно такой старый и дряхлый? – озабоченно спросил он.
– Ну, не знаю. – Я глянул на полковника и пожал плечами. – По виду вроде нормально. Сердце, говорили…
– А ты сразу и поверил. – Мой куратор усмехнулся, достал платок и вытер лоб.
Пот – побочное явление той дряни, которую он принимал, чтобы выглядеть бледным и жалким.
Генерал, лежащий на полу, слегка пошевелился и застонал.
– А тебе, сука, слова не давали. – Я подскочил к нему и приложился ногой по ребрам.
Слегка, чисто для порядка.
– Докуривай. – Сергеич посмотрел на часы.
– Что, уже пора? – Я тут же загасил сигарету.
– Самое время, – подтвердил он. – А теперь стой смирно и держи руки на виду.
Чуть слышно щелкнули замки, и в тот же момент в квартиру стремительно просочились молодые люди в строгих темных костюмах. Высокие, явно хорошо физически подкованные. С «Кипарисами», которые в их ладонях смотрелись просто как детские игрушки. Они заняли позиции возле нас и замерли.
– Товарищи офицеры! – скомандовал вдруг мой куратор и принял стойку «смирно».
Я тоже вытянулся.
Даже генерал, мать его, и тот лег как-то построже, сдвинул ножки и прижал к ним руки. Видно, он до сих пор еще считал себя одним из нас.
Тут в комнату вошел Первый. Только так и никак иначе среди своих именуется начальник ГРУ. Не «товарищ генерал», их у нас как семечек в арбузе, и не «начальник».
Он вошел, немного постоял, оглядел физиономию Самойленко, валяющегося на полу, и спросил:
– Что это с ним?
А там было на что посмотреть. Как будто хулиганы оторвали башку у этого красавца, поиграли ею в футбол, прокрутили в бетономешалке и небрежно пришили обратно.
– Виноват, – срывающимся голосом произнес Сергеич. – Я не сдержался и дал ему пощечину. – Он потупился и опустил голову. – Готов понести наказание за несдержанность.
– Вот, значит, как, – проговорил Первый. – Уберите это. – Он указал на тушку. – И все ждите внизу.
Крепкие ребята подняли Самойленко, мигом окольцевали его и поволокли к выходу.
Мы остались втроем.
Первый подошел к Кандаурову и протянул ему руку.
– Здравствуй.
– Здравия желаю, – отозвался Сергеич и пожал начальственную длань очень осторожно, чтобы ненароком не сплющить.
– А ведь когда-то мы были на «ты» – грустно сказал Первый. – Как время-то летит.
– Подаю пример молодежи, – бодро гаркнул мой куратор. – Чтобы, значит, понимали.
– Молодежь, говоришь. – Первый опустился в кресло, в котором не так давно восседал Самойленко. – Твой кадр?
– Мой! – с неприкрытой гордостью подтвердил Кандауров. – Лучший!
У меня аж в глазах защипало. Ласковое слово, даже не вполне заслуженное, согревает сердце.
– Мы встречались раньше?
– В прошлом году, – голосом правофлангового роты почетного караула доложил я. – Вы мне вручали орден. – Я скромно умолчал о паре обычных выговоров и одном строгом от его же имени.
– Докладывайте! – распорядился он. – Кратко. Подробный рапорт представить через два… – Тут Сергеич тихонько крякнул. – Ладно, через три часа, в единственном экземпляре, от руки.
– Есть! – я принял положение «вольно», начал излагать суть дела и уложился в десять минут.
Подробности нашего милого разговора с генералом я освещать не стал. Трансляцию этой пьесы на три голоса он и так прекрасно услышал. Для того и приехал. Ждал в машине у подъезда.
– Вот, значит, как. – Первый забарабанил пальцами по журнальному столику. – Интересно. Еще что-нибудь?
Сергеич посмотрел на часы и доложил:
– Его подельник Глушков приблизительно через два часа прилетает самолетом президента из Сирии.
– Что он там делал?
– Участвовал в подготовке визита на высшем уровне.
– Тогда мне пора. – Первый встал, обменялся рукопожатием с моим куратором, подошел ко мне, тоже протянул руку и заявил: – Никакой награды за эту операцию не ждите. Как только напишете рапорт, сразу же все забудете. Это приказ. Все понятно?
А что тут, собственно, понимать? Да и не надо мне ничего, не тот случай.
– Так точно! – гаркнул я во всю глотку, сделав лицо молодцеватым и в меру тупым.