Но это произойдёт только много лет спустя.
Восприемниками были Мария Вальцер и Степан Романенко. Мария Фёдоровна, которой суждено было прожить в старых девах до старости, вместе со своей неразлучной и тоже бессемейной сестрой, будет встречаться с крестницей во время её летних наездов в Одессу уже в начале нового XX столетия и рассказывать о далёком молодом времени, о Петербурге студенческих «коммун» и явочных квартир «Народной воли», о бесстрашных идеалистках-бестужевках, о Достоевском, который так и не смог научить терпению и мудрости рвущуюся в бой разночинную молодёжь, и о великом и грозном дне 1 марта 1881 года.
А указанный в метрической записи «кандидат естественных наук Стефан Григориев Романенко», с которым супруги Горенко, по всей вероятности, познакомились ещё в Швейцарии, мелькнув тенью в самом начале жизненного пути Ахматовой, затем без следа исчезнет и в её судьбе, и в судьбах страны, обязанный вниманием потомков только своему присутствию на крестинах в одесском Преображенском соборе 17 декабря 1889 года в столь ответственной роли.
С вступлением Андрея Антоновича на службу в Государственный контроль и для него, и для его семейства начинался совсем новый жизненный этап. Былые приключения и знакомства становились прошлым, равно как и весь их черноморский юг. 7 мая 1890 года Инна Эразмовна получает из духовной консистории свидетельство о рождении младшей дочери, необходимое для устроения с детьми по новому месту жительства, и, очевидно, уже спустя несколько дней всё семейство воссоединяется окончательно в столице, точнее – в Павловске, живописном пригороде, знаменитом своими парком, дворцом и Музыкальным вокзалом. Какое-то не очень продолжительное время Горенко снимают тут временное жильё на Солдатской улице, где была сделана первая из известных фотографий их дочери. К осенне-зимнему сезону Андрей Антонович подыскал для семейства петербургскую квартиру – в самом центре города, напротив Казанского собора и в двух шагах от Невского проспекта. По всей вероятности, летом этого года супруги ещё побывают в Одессе, чтобы окончательно уладить все оставшиеся там дела и распродать не подлежащие перевозу домашние вещи (объявления о продаже появлялись в летних номерах «Одесских новостей»). Возможно, к морю возили детей, и годовалая Ахматова ещё раз побывала в той самой «избушке» на даче Сорокини, которой её имя обеспечило столь громкую славу среди прочих наёмных летних строений Большого Фонтана. Хочется надеяться также, что Андрею Антоновичу с женой и детьми удалось в эти месяцы добраться до Севастополя[89], и почтенный его родитель, которому суждено было преставиться 7-го апреля следующего 1891 года, смог перед кончиной из первых рук узнать, что ненадёжная пора в жизни пылкого старшего сына окончательно завершилась и тот вновь прочно стал на твёрдое основание. А справочник «Весь Петербург на 1891 год», как и положено, зафиксировал появление в российской столице нового чиновника в канцелярии Государственного контроля – титулярного советника Андрея Антоновича Горенко, проживающего по адресу: Казанская улица, дом 4/2.
II
Государственный контроль – Т. И. Филиппов – Гражданская карьера А. А. Горенко – Жизнь в Петербурге – Рождение Ирины Горенко – Переезд в Царское Село – Первые царскосельские адреса и первые царскосельские впечатления Ахматовой.
Если Пётр Великий в начале XVIII века, чтобы приучить подданных к отчётной дисциплине финансов, приказывал водить нерадивых и нерасторопных казённых подрядчиков за шею на цепи, как цыганских мишек, «пока не исправятся», – то в XIX столетии его просвещенные наследники для тех же целей использовали Государственный контроль.
Государственное управление ревизии государственных счётов (затем для краткости переименованное) было создано в начале 1811 года стараниями Балтазара фон Кампенгаузена, просвещённого лифляндского барона, сенатора и камергера, посвятившего жизнь служению российской казне. По поручению императора Александра I Кампенгаузен стал первым государственным контролёром, набрал штаты, разработал порядок и устав деятельности нового учреждения, провёл ряд успешных проверок, но в 1822 году, катаясь верхом, нечаянно погиб. А вскоре на покой удалился и сам царственный мистик.
Сменивший Александра Николай I для борьбы с отечественными татями и ворами, как уже было сказано, создал при помощи графа А. Х. Бенкендорфа конспиративную организацию жандармов, обращавших против злодеев их же методы, в духе Ринальдо Ринальдини. В действенность на русской почве правовых механизмов Николай не верил, и детище Кампенгаузена всерьёз не воспринимал. Государственный контроль захирел в бесконечном разборе бумаг[90] и воспрял лишь в следующее царствование.
Реформатор Александр II вновь вручил дело защиты интересов казны чиновникам-финансистам. Его государственные контролёры В. А. Татаринов, А. А. Абаза, С. А. Грейг и Д. М. Сольский освоили опыт ревизионных систем в Европе и США и сумели в сотрудничестве с министерством финансов к 1872 году достичь бездефицитного бюджета (что по предшествующим российским экономическим меркам являлось оксюмороном). Без жандармерии, впрочем, тут тоже не обошлось, поскольку придворные департаменты для ревизоров оставались закрытыми, и это была прорва, сводившая на нет все их усилия. Поэтому громовый успех отечественных финансистов оказался возможен во многом только благодаря деятельности славного патриота и государственного мужа графа Петра Андреевича Шувалова, который, получив в 1866 году пост начальника III отделения Собственной ЕИВ канцелярии, сумел без малого на десятилетие обуздать как революционные устремления разночинцев, так и аппетиты придворной элиты[91].
Консерватор Александр III считал борьбу с коррупцией в числе главных приоритетов своей внутренней политики и относился потому к Государственному контролю очень уважительно. Все 1880-е годы тут бессменно руководил строгий правдолюбец Дмитрий Мартынович Сольский, назначенный на этот пост ещё в конце предыдущего царствования. Был он «почвенником», подобно Достоевскому, сочувствовал идее народного представительства и не порывал дружеских отношений с опальным М. Т. Лорис-Меликовым, автором несостоявшейся конституции. Но государя Александра Александровича это нисколько не смущало. От Сольского и его контролёров он требовал исключительно практических результатов, подчёркнуто не обращая внимания на степень их верноподданнической активности. Это был осознанный политический жест. К тому же Александр III с его грубоватым, но действенным здравым смыслом, прекрасно понимал, что все политические разногласия среди честных людей в кратчайшие сроки дезавуируются до нуля перед лицом русской мафии. Правда, самого термина тогда ещё не существовало, но смысл от этого не менялся.
Летом 1889 года пятидесятишестилетнего Д. М. Сольского разбил апоплексический удар, парализовавший ноги. В тот самый день и час, когда в благословенной «избушке» на Большом Фонтане в семье Андрея Антоновича Горенко появилась на свет дочка Анна, в Петербурге принимал дела управления Государственным контролем заместитель Сольского Тертий Иванович Филиппов.
Т. И. Филиппов служил в Государственном контроле с 1864 года, но известен был прежде всего как знаток народного пения, этнограф, писатель-славянофил и церковный историк. Известно, что против назначения «богемного» Филиппова резко выступал могущественный обер-прокурор Св. Синода К. П. Победоносцев, однако Александр III, верный себе, прислушался ко мнению уходящего по болезни Сольского и предложенную им кандидатуру утвердил. И не прогадал. Несмотря на своеобразные новации, внесённые Т. И. Филипповым в деятельность вверенного ему учреждения (он организовал из подчинённых чиновников великолепный хор, а также вводил в штат знакомых безработных музыкантов), Государственный контроль при его руководстве не только не утратил хватку, но и расширил сферу ведомственных полномочий. На бытность Т. И. Филиппова государственным контролёром Империи приходится самое громкое за всю историю существования ведомства дело о злоупотреблениях, в результате которого в 1894 году был смещён министр путей сообщения А. К. Кривошеин.
Неизвестно, был ли Андрей Антонович Горенко знаком с Тертием Филипповым во время своего «первого Петербурга» и какие интересы их связывали, однако нельзя не отметить, что неожиданное призвание Андрея Антоновича в Государственный контроль точно совпадает по времени с утверждением Филиппова в должности главы контролёров. И, если судить по карьерным вехам, Андрей Антонович явно пришёлся по душе новому начальству. Вступив на службу гражданским чином титулярного советника (что по «Табели о рангах» было полным соответствием флотскому лейтенанту), он в 1892-м возвышается до коллежского асессора (несколько менее его флотского чина капитана 2-го ранга в отставке, но соответствует последней занимаемой им на флоте должности старшего офицера и специалиста), к 1895 году становится надворным советником (точное соответствие капитану 2-го ранга), на рубеже столетий получает коллежского советника (капитан 1-го ранга на флоте, полковник в армии), а к 1904 году – статского советника. Военных и морских аналогов этот чин 5-го класса в те годы не имел: носители его выступали в роли «гражданских генералов», принадлежавших к высшей чиновной номенклатуре, имеющей особые привилегии и определяющей государственную политику. Подобно многим своим сверстникам, Андрей Антонович смог на собственном опыте убедиться, что служение интересам России возможно не только посредством революционного ниспровержения, но и в ходе добросовестного созидательного труда на свободно избранном поприще. Ещё более приятным открытием, как можно полагать, стали для жизнелюбивого Андрея Антоновича многообразные возможности, которые на рубеже XIX–XX веков щедро открывала российская столичная жизнь навстречу тем современникам петербургского серебряного века, что сумели укорениться здесь в должности, превышающей потолок 8-го чина «Табели о рангах». Выразительный портрет отца Ахматовой этого времени имеется в воспоминаниях журналистки и писательницы А. В. Тырковой-Вильямс: