– Там есть солдаты.
– Так что? – продолжал любопытствовать Аркадий.
– Часто ли к вам наши переходят?
Айдемир не отвечал, размышляя, стоит ли об этом говорить Аркадию, которого он все еще считал сомнительным человеком. Но так как Аркадий сам теперь мог считаться перебежчиком, то Айдемир решил обосновать его новое положение.
– Много есть, – начал Айдемир.
– Были ваши, стали наши…
– Дезертиры? – предположил Аркадий.
– Или пленные?
– Всякие, – продолжал Айдемир.
– Пока ваш солдат здесь воюет, он сам становится как горец. А горец не любит, когда его по морде, как ваши офицеры солдат бьют, как скотину какую. Потому и бегут, чтобы людьми жить, а не терпеть, как ослы. Удивляюсь, как другие терпят. У нас так нельзя. У него кинжал – у тебя кинжал. Это ханы людей за людей не считают. А у Шамиля – нельзя. Если кого обидели, а он сам с врагом не смог рассчитаться, тогда Шамиль преступнику голову снимет. У нас все равны. А свободного человека только Аллах обидеть может, если заслужил.
– А если рабу легче оставаться рабом? – сомневался Аркадий.
– Из свободы кашу не сваришь.
– Тогда пусть подбирает ханские объедки, – возмутился Айдемир, – как собака.
– И что же, у вас все свободно живут?
– Конечно, – заверил Айдемир.
– Рабство – грех, харам. А у Шамиля теперь считается как преступление. Если узнает – сначала хозяина накажет, а потом и самого раба, чтобы не позорил человеческое звание.
Аркадию странно было это слышать. Но его сосед по лазарету рассказывал, что многие бежавшие солдаты, даже пленные, потом не хотели возвращаться.
– Они даже жен себе крадут, – рассказывал Айдемир, закончив с патронами и принимаясь за чистку винтовки.
– Как это? – не понял Аркадий.
– Где крадут?
– В станицах, если казаки. А если просто солдат, то в крепости. А если ислам принимает, то и на нашей жениться может.
– На горянке? – не верил Аркадий.
– А что? Война, кунак. Мужчины умирают, женщины остаются. Откуда дети будут, если женщины замуж не выходят?
Эта простая логика убедила Аркадия. Он вспомнил о своей невесте, которую, наверное, следовало выкрасть, а не уступать заезжим фанфаронам. И у Аркадия дрогнуло сердце.
– А красть невест – это трудно? – спросил он кунака.
– Не труднее, чем тебя, – рассмеялся Айдемир.
– И убивать никого не надо. Особенно если она тоже тебя любит.
Запах готового блюда Аркадию не понравился. Но, глядя, с каким аппетитом ест его кунак, Аркадий решился попробовать похлебку. И тут только понял, как был голоден.
Пока Аркадий ел, Айдемир готовил заряды для своего пистолета. Один за другим он вынимал свои газыри, снимал украшенную серебряную головку и насыпал внутрь порох. Для этого у него была пороховница в виде бараньего рога с особой меркой. Лучший порох, затравочный, который насыпался на полку перед стрельбой, хранился в изящной натруске. Еще у Айдемира была коробочка для войлочных пыжей и пуль. Закончив с газырями, он принялся заряжать пистолет. Сначала насыпал пороху, забил пыж, затем положил пулю, предварительно смазав ее бараньим салом, и тоже прибил ее пыжом. Потом проверил шомполом, если он отскакивал, значит пистолет был заряжен правильно.
Пистолет у Айдемира был отменный, дагестанской работы, оправленный в серебро, с изящной резьбой по дулу и рукояти. Красивое оружие было гордостью горцев, которые мало заботились о красивой одежде, но за хорошее оружие могли отдать последнее, что имели.
– Знатный пистолет, – сказал Аркадий.
– Кубачинский, – гордо сообщил Айдемир.
– Лучше вашего ружья бьет.
– А у меня французские, – сказал Аркадий.
– У тебя? – удивился Айдемир, окидывая взглядом Аркадия.
– Покажи!
– В лагере остались, – с сожалением сообщил Аркадий.
– Дуэльные.
– Это когда друг в друга стреляют? – спросил Айдемир.
– С секундантами, – кивнул Аркадий.
– С кем дрался? – поинтересовался Айдемир.
– Ни с кем, – ответил Аркадий.
– Хотел только.
– Значит, ваше начальство разрешает убивать друг друга? – спросил Айдемир.
– Не разрешает, но это дело чести, – объяснил Аркадий.
– Правильно, – согласился Айдемир.
– Негодяев надо убивать, как шакалов.
– Это не убийство, – объяснял Аркадий.
– Это поединок.
– Один на один?
– Да, только, если я вызываю кого-то на дуэль, право выбора оружия за ним. Пистолеты или шпаги, например.
– Интересно, – качал головой Айдемир.
– Сделает подлость и еще оружие выбирает, каким лучше драться умеет?
– Дуэльный кодекс, – кивнул Аркадий.
– Такие правила.
– Почему тогда солдаты не вызывают на дуэль офицеров, которые их унижают?
– Во-первых, вызвать можно только равного, – объяснял Аркадий, который знал дуэльный кодекс наизусть.
– То есть дворянин – дворянина. А во-вторых, нельзя вызывать на дуэль начальника, если оскорбление нанесено по служебным делам. Другое дело – личное оскорбление, тут и генерала можно к барьеру.
– А царя? – спросил Айдемир.
– Царя нельзя, – ответил Аркадий.
– Своего нельзя…
Тут он призадумался, считать ли Шамиля царем горцев? Выходило, что не царь, ведь власть ему досталась не по наследству, а по выбору, да и дворян горских он же сам и изничтожал.
– А еще кого нельзя? – допытывался Айдемир.
– Сумасшедших. От них и от людишек с потерянной репутацией даже вызов принимать не положено, – пояснял Аркадий.
– Кроме того, тяжесть оскорбления делится по степеням, а от них уже зависит род дуэли: до первой крови, тяжелой раны или до смерти…
Аркадий увлеченно раскрывал тонкости дуэльного дела, и Айдемир слушал его с большим интересом. Аркадий добрался до секундантов, затем перешел к распорядителям и докторам. Айдемир начал уже путаться в дуэльной науке, но Аркадий говорил со все большим жаром, излагая теперь виды дуэлей на пистолетах:
– Первая – дуэль на месте по команде, потом – на месте по желанию, далее – тоже на месте, но с последовательными выстрелами. Еще бывают дуэли с приближением и с приближением и остановкой…
Но Айдемир отказывался верить, что такое простое дело, как поединок, требует стольких странных правил. Он еще некоторое время кивал, а затем прервал Аркадия неожиданным вопросом:
– А могу я вызвать на дуэль вашего генерала Граббе?
– Вряд ли он примет вызов, – усомнился Аркадий.
– Ты же не дворянин.
– У нас дворян нет, – покачал головой Айдемир.
– Но разве свободный человек не лучше дворянина?
– Он и от равного-то, от генерала, вызова не принял, – объяснял Аркадий.
– Вернее, как будто принял, но на дуэль не явился.
– Испугался? – усмехнулся Айдемир.
– Граббе храбр до безумия, – заверил Аркадий.
– Скорее, счел соперника за сумасшедшего.
– Где, говоришь, твои пистолеты? – напомнил Айдемир.
– В обозе, – сказал Аркадий.
– У маркитанта. В его фургоне следует дама, про которую я тебе говорил, а у нее футляр с пистолетами. А тебе зачем?
– Люблю хорошие пистолеты, – сказал Айдемир.
– Значит, я не могу вызвать на дуэль Граббе?
– Нет, – мрачно произнес Аркадий.
– А я могу.
– А он не скажет, что ты тоже сумасшедший?
– Сумасшедших шпицрутенами не наказывают.
Ветер доносил отдаленную стрельбу, но Аркадий этого уже не слышал. Не увидел он и Артлуха, объятого пламенем. Аркадия сморил сон.
Глава 73
Утром, когда Граббе принимал рапорты подчиненных, явился вестовой с казачьей охраной. Он привез пакет от Головина из Южного Дагестана. Усталый вид и взмыленная лошадь вестового свидетельствовали о том, что он ехал без отдыха, чтобы доставить важные бумаги.
Корпусной командир извещал, что не имеет возможности предоставить Граббе новые войска по причине необычайно широкого восстания, охватившего Самурскую долину и вылившегося за ее пределы.
Оказалось, что Ага-бек Рутульский собрал большую партию сообщников и взволновал сразу несколько вольных обществ. Джамааты поклялись содействовать Ага-беку и Шамилю, а вслед за ними поднялся и остальной народ. Отряды Ага-бека входили даже в доселе мирные аулы и повсюду встречали единодушное желание драться против царских войск.
«Возмутитель этот обратился и в Рутульское общество, распустив слух, что, собрав там полчища, сделает нападение на батальон, расположенный во временном укреплении в селении Хазры, – писал Головин.
– Не давая веры этим слухам, мы, полагая, что Ага-бек желает отвлечь внимание от настоящего своего замысла – вторжения в Шекинскую провинцию для выручки в ней многочисленных стад, там пасущихся, и которые, как они предугадывали, будут заарестованы при открытии действий, или для нападения на ближайшие к вольным обществам Шекинские селения и войска наши, там расположенные, я поручил принять строгую воинскую осторожность и иметь бдительное наблюдение за действиями возмутителей».
После чего Головин сообщал, что наблюдением ограничиться не удалось, и описывал, с какими трудами, при недостаточных силах он во главе Дагестанского отряда борется с Ага-беком, тушит пожары восстаний в Табасаране, Кайтаге, Самуре, Кюринском, Кубинском и Шекинском ханствах и защищает от вторжения Кахетию. Да к тому же прокладывает дороги через высокие горы и строит укрепления, день и ночь отбиваясь от наседающих горцев.
Головин и рад бы помочь Граббе, но нечем. Разве что, став твердою ногою в возмутившихся обществах и смотря по обстоятельствам, сможет пройти в Центральный Дагестан, чтобы восстановить порядок и давно потерянное там повиновение. Однако в этом он всецело полагается на Граббе, которому ранее послал часть своего отряда, а сам через это терпит лишения.
– Лишения! – негодовал Граббе.
– Походил бы он по этим скалам, узнал бы, что такое лишения!
Теперь ясно было, что Головин больше войск не даст и придется полагаться на то, что есть. Разве что ханы явятся со своими милициями, да из Хунзаха должно быть подкрепление.