Понимая, что без большой драки дело не обойдется, солдаты по привычке прощались друг с другом:
– Не поминайте лихом, братцы, коли больше не свидимся.
И друг другу же отвечали:
– Молите Бога за нас.
Тем временем Юнус сообщил Шамилю, что на дороге, ведущей из Аргвани в сторону Чиркаты и Ахульго, собирается кавалерия казаков и милиционеров.
– Они готовятся к атаке, – предположил Юнус.
– Пусть нападают, – кивнул Шамиль.
Конница выстроилась по эскадронам и с гиканьем и пальбой бросилась на Аргвани. Но неожиданно наперерез им вылетели из лощины всадники ополченцев, которыми командовал Балал Магомед. Он давно ждал этого случая. Шамиль предупреждал его, что такое непременно случится, и они договорились, как будут действовать.
Атака Балал Магомеда была неожиданна. Кроме того, за всадниками неслась толпа пеших горцев, а с фронта нападавших встречали пули защитников Аргвани. Лошади падали, подминая под собой людей. Все смешалось, милиция бросилась в шашки, казаки кидались на завалы. Одни мешали другим, а пехота ополченцев добивала выбитых из седел противников.
Потерпев неудачу и потеряв много людей, казаки и милиция с трудом сумели уйти под прикрытие своих пушек. Горцы не стали их преследовать до лагеря и тоже отошли. Но теперь они уже не скрывались в лощине, а поднялись на окрестные возвышенности, куда не доставали ядра.
Граббе еще дважды бросал войска на штурм, но результат был тот же: мюриды оставались на своих позициях, а перед завалами оставались десятки убитых.
Шамиль молил всевышнего, чтобы атаки прекратились, потому что защитники Аргвани понесли большие потери. Но, несмотря на ощутимый урон, горцы чувствовали себя победителями.
– Теперь они уйдут туда, откуда пришли, – сказал Шамилю наиб Абакар.
– Этот генерал собирается воевать до последнего солдата, – покачал головой Шамиль.
– Он не уйдет, пока не испробует все, что сможет.
Глава 77
Убедившись, что открытым натиском сломить горцев не удается, Граббе скомандовал отступление. Стефан Развадовский, напряженно следивший за штурмом, подал знак горнистам и, не дожидаясь, пока те начнут играть, сам затрубил «Все назад!». «Марш-марш!» – отозвались горны, что означало приказ батальонам возвратиться в прежнее свое расположение. Он снова чувствовал себя Орфеем, который своей лютней усмирял бурю.
– Строй не держат! – раздраженно говорил Граббе, наблюдая отход поредевших войск.
– И шагу правильного нет!
Командиры удрученно переглядывались, понимая, что дело не в правильном шаге или строе, а в Шамиле, который успел превратить толпы повстанцев в регулярные войска, действующие по общему замыслу и в определенном порядке.
Ненадолго установилось негласное перемирие, чтобы унести с поля боя погибших и раненых. Первыми вышли горцы. Они забирали своих, а если замечали, что лежащий солдат еще жив, втыкали рядом его штык и надевали сверху белую фуражку. Иногда люди лежали вперемежку, и горцам приходилось разбирать эти ужасные завалы. Потом за дело принялась санитарная команда отряда Граббе. Их работа затянулась на несколько часов, слишком большие потери понес отряд.
Когда печальная процедура закончилась, генерал Пантелеев вынул свою саблю и объявил:
– Мой черед, господа!
– Вы намерены атаковать? – удивился Граббе, не решивший еще, как быть дальше.
– В горах атак не бывает, – ответил Пантелеев.
– Одни штурмы.
Кроме батальона егерей, с генерал-майором прибыла из Шуры батарея Конгревых ракет. Граббе в эти ракеты не верил, считая их никчемными петардами, но Пантелеев имел с ними дело в Пруссии и знал, на что они способны. Этими ракетами индусы воевали с англичанами и так преуспели, что полковник Конгрев добился, чтобы усовершенствованные им индийские ракеты были приняты на вооружение армии ее величества. А когда удалось поджечь такими ракетами Копенгаген, англичане начали подумывать о том, не заменить ли ими всю артиллерию вообще. Но ракеты, которые были в распоряжении Пантелеева, сильно отличались от английских. Те были неповоротливы и походили на пушки, а отечественные пусковые станки конструкции Засядько больше напоминали подзорную трубу на легкой треноге. Эти небольшие чугунные трубы могли переноситься солдатом или навьючиваться на лошадь вместе со снарядами, не требовали особой прислуги и могли запускать зажигательные пороховые ракеты в любом направлении.
Пантелеев придерживал ракетчиков до особого случая. Теперь этот случай настал. Когда резервный батальон поротно выстроился для атаки, вперед вышли ракетчики. Они установили свои треноги и вставили в трубы снаряды. Пантелеев вынул саблю и скомандовал канонирам-ракетчикам:
– Левый фланг, по порядку, начинай!
Ужасающе шипя и разбрасывая искры, ракеты взмывали в вечернее небо и прочерчивали в нем огненные дуги. Многие летели мимо цели, но те, что падали в аул, обдавали все вокруг огненной лавой.
Увидев, как над аулом занимаются пожары, Пантелеев под грохот барабанов повел батальон на штурм. Он был уверен, что действие ракет произведет на горцев нужно впечатление и они думать забудут о сопротивлении.
Но генерал-майор ошибался.
Столкнувшись с невиданным оружием, горцы поначалу растерялись. Но когда увидели, как солдаты-перебежчики, которым ракеты были не в диковинку, принялись их гасить, набрасывая на упавшие снаряды бурки, то и сами взялись за дело. Каменные сакли не горели, разве что ракеты попадали в стог сена или хлев, но и с этими пожарами быстро управлялись.
Шамиль обходил позиции. Убедившись, что ракеты не нанесли большого ущерба кроме нескольких обожженных человек, имам вернулся на свой командный пункт, откуда мог видеть почти все, что делалось вокруг.
– Опять идут, – показал ружьем Юнус.
Шамиль уже и сам видел стройно марширующий батальон, во главе которого шел генерал. Обнаженная сабля в его руке и взятые на изготовку ружья со штыками мрачно поблескивали в огненных всполохах летящих над батальоном ракет.
– Пусть поверят, что смогли нас напугать, – сказал Шамиль.
– А когда подойдут поближе, покажите им свой огонь.
Батальон Пантелеева почти добрался до первых завалов, когда навстречу полетели кувшины, наполненные нефтью. Нефть загоралась и растекалась под ногами солдат. В рядах Пантелеева началась сумятица. Но генерал продолжал двигаться на завалы.
Тогда раздался дружный залп засевших в завалах мюридов. Затем еще один, уже из передних саклей, затем снова из завалов.
– За мной! – кричал Пантелеев.
– В атаку, братцы!
И тут в Пантелеева что-то ударило, а по мундиру начала растекаться кровь. Генерал остановился, выронил саблю и упал на руки своего адъютанта.
– Генерал ранен! – закричал молодой поручик.
– Помогите!
Солдаты уже взбирались на завалы и бились с мюридами. Но потеря командира нарушила все дело. После небольшой стычки батальон отхлынул назад. Отстреливаясь, загораживая раненого генерала и оставляя по пути убитых, апшеронцы отступали.
Граббе взирал на происходящее с недоумением. Ему казалось, что батальон уже занял первые завалы, и вдруг – отступление.
– Их превосходительство генерал-майор ранены, – доложил Васильчиков.
Граббе поспешил к раненому. Пантелеева в окровавленным мундире принесли на плечах два дюжих солдата.
– Что с вами, Илья Андреевич? – упавшим голосом спросил Граббе.
Но смертельно бледный Пантелеев не отвечал, сжимая от боли зубы.
– Как же вы не уберегли? – набросился Граббе на адъютанта.
– Пуля чинов не разбирает, ваше превосходительство – ответил адъютант Пантелеева, который тоже был ранен, но легко.
Принесли носилки, уложили на них генерала. Доктор распорол мундир, чтобы осмотреть рану, а затем сообщил:
– Ранение в грудь, справа, и в правое плечо.
– Спасите генерала, – почти приказал Граббе.
– Сделаем все, что сможем, ваше превосходительство, – неуверенно сказал доктор, накладывая на рану повязку.
– Но раненого нужно срочно отправить в госпиталь, во Внезапную хотя бы.
– Готовьте обоз, соберите всех раненых, – приказал Граббе стоявшему поблизости Милютину.
– Будет исполнено, ваше превосходительство, – козырнул Милютин и побежал к вагенбургу.
– Не нужно, – вдруг сказал Пантелеев.
– Непременно! – настаивал доктор.
– Вас можно спасти.
– Все будет хорошо, – успокаивал раненого Граббе.
– Но как же вас угораздило, Илья Андреевич?
– Сон, – прошептал Пантелеев.
– Что? – не понял Граббе.
– Какой сон?
– Я вам рассказывал, – через силу улыбнулся Пантелеев.
– Сбылось.
И тут Граббе вспомнил. Пантелеев действительно рассказывал ему свой странный сон про ранение и кровь. Выходило, вещий был сон, а Граббе назвал его вздором.
– Вы давеча говорили, вам тоже снилось, – продолжал Пантелеев.
– Сбылось?
Граббе обдало холодом. Страшно было подумать, что и его кошмарные сны каким-то образом сбудутся. Нет, это было невозможно. Граббе хотел сказать Пантелееву, что ничего не сбылось и что сны были пустяковые, но генерала уже унесли.
– Гора! – припоминал свои сны Граббе.
– Проклятая гора!
Разгневанный генерал приказал открыть огонь из всех орудий.
Санитарный транспорт, отправлявшийся в Удачное с ранеными, должен был привезти обратно провиант и боеприпасы, которые подходили к концу.
Милютин сбился с ног, собирая повозки и лошадей. Санитары выносили все новых раненых, и повозок требовалось все больше, потому что было решено отправить в Удачное и первых убитых. Найдя еще одну повозку, обозную, Милютин велел вывалить из нее тюки с сухарями и двигаться к полевому лазарету, где раненым оказывали первую помощь. Идти за повозкой у него уже не было сил. Тогда Милютин вскочил на нее, чтобы передохнуть, пока доберется до места, и его сморил сон.
Очнулся Милютин от того, что кто-то стягивал с него сапог. Поручик отдернул ногу и поднялся. Ему в лицо тут же ударил свет фонаря. На Милютина с ужасом смотрел какой-то солдат.