Однажды Лелька проявил необыкновенное волнение: он смотрел на небо, хлопал крыльями и так трещал носом, что распугал всех ворон. А дело в том, что высоко-высоко в небе летели аисты. Это они собирались на свои летние квартиры после зимы, проведенной в теплых странах. Лелька весь этот день очень волновался, но потом успокоился.
Весною стало ему веселее. Он ловил в саду лягушек, а дети приносили ему с реки мелкую живую рыбешку, которую он ел очень охотно. Теперь он свободно гулял по двору, иногда для забавы гонял петухов и кур. Свою собаку Норку он очень любил, а чужих собак бил клювом и щипал за уши.
Однажды вечером услыхал Василий Иванович, что Лелька как-то сердито трещит на дворе клювом. Выглянул в окно, видит — к Лельке прилетели в гости два аиста, а Лелька вместо того, чтобы обрадоваться, гонит их и щиплет. Должно быть, он боялся, что они будут отнимать у него пишу.
Так аисты ни с чем и улетели.
Наступило знойное украинское лето.
Дети опять разъехались — кто в колонию, кто на курорты, кто в лагери.
Уехал и Василий Иванович. Он что-то все кашлял, и его послали лечиться в Крым, в санаторий для больных учителей. Уезжая, он наказал Дарье кормить Лельку и смотреть, чтоб Грицко не обижал его. Но Грицко стал летом как-то добрее и сам ловил аисту рыбу.
Остался Лелька один. Когда Василий Иванович уезжал, аист долго бежал за пролеткой и все шипел, — должно быть, был недоволен. Потом остановился и повернулся назад, в школу.
Опять наступила осень, только теперь осень была теплая и ясная.
Василий Иванович вернулся в школу здоровым и загорелым. Он удивился, что аист не выбежал к нему навстречу.
— А где же Лелька? — спросил он.
Грицко улыбнулся и махнул рукою на небо.
— Улетел! — сказал он.
— Как?!
— Когда вы уехали, стали к нему прилетать аисты все чаще и чаще, и он уже не гонял их, — должно быть, скучал один. Крыло у него совсем зажило. И вот раз вечером, глядим, расправил наш Лелька крылья и полетел, только к вечеру вернулся. И так стал улетать каждый день. А недавно долго по двору ходил, все носом трещал, словно раздумывал. Такой смешной! Да вдруг как в небо взмоет. Словно аэроплан полетел. Только его и видели.
Стали собираться дети. Они было огорчились, узнав, что улетел Лелька, но Василий Иванович сказал:
— Ему в Африке зимою лучше. Аист — не игрушка. Вы, чем горевать, пожелайте ему счастливого пути.
Все рассмеялись.
Вы думаете — все?
В том-то и дело, что — нет.
Однажды весною, когда уже совсем стаял снег, на крыше школы затрещала громко трещотка.
Тут уж все выбежали на двор. И что же?
Лелька стоял на крыше и приветствовал своих старых друзей. Вот была радостная встреча!
Только теперь он уже не был таким ручным и жить в школе не остался. Но прилетал часто и один раз украл у Василия Ивановича английскую булавку.
Ваня смотрел теперь на Лельку с уважением: ведь, он видел моря, пустыни, леса, где живут огромные слоны, грозные львы и пестрые попугаи; видел негров, черных, как смоль, с курчавыми головами. Эх, досадно, что не умеет Лелька говорить по-человечески, — чего бы он только не порассказал! Ваня, конечно, не показывал виду, но втайне он сильно завидовал Лельке.
Грицко рассказывал, что и летом, когда уже опустела школа, Лелька иногда прилетал и гулял по крыше. А осенью он опять улетел.
Вернется ли он снова?
А вот подождем до весны — тогда узнаем.
Гришка и Мишка
Сторож Грицко был завзятый куровод. И, правда, куры у него были красивые и породистые, он их холил и никому не позволял обижать. В особенности красива была одна большая рыжая курица по прозвищу «Мохнатка». О ней Грицко заботился больше всего. Бывало, выйдет на крылечко, посыплет пшена и кричит: «Мохнатка, Мохнатка!»
И Мохнатка бежит: знала свое имя.
Однажды, в начале мая, Василий Иванович заметил, что Грицко чем-то огорчен.
— Что ты приуныл, Грицко?
— Курицу одну хорек ночью задушил, — отвечал тот.
— Да что ты! Какую же курицу? Уж не Мохнатку ли?
— Пеструшку.
— Откуда же это хорьки сюда забрались?
— Да ведь тут степь близко.
Школа стояла почти на самом краю города.
— Не иначе как у них тут гнездо. Не знаю только — где… Грицко был очень сердит.
И что же. На другое утро нашли еще двух задушенных кур. А гнезда хорька нигде не видать.
Грицко просто сам стал не свой. Уж и ругал же он хорьков! Решил всю ночь сторожить, да как-то невзначай заснул. Вдруг сквозь сон слышит — возня поднялась в курятнике. Куры закудахтали, захлопали крыльями — переполох. Бросился Грицко в курятник, спросонья провозился долго с фонарем, наконец зажег свечку. Глядь — а Мохнатка лежит мертвая. Ну, уж тут Грицко просто окончательно расстроился. Сказал, что до тех пор не успокоится, пока не найдет хорькова гнезда. А разве его так просто найдешь!
Утром пошла Дарья за дровами к сараю. Сбросила поленьев с десяток, да вдруг как вскрикнет:
— Ух!
Прямо у нее из-под рук какие-то две зверушки остромордые, бурого цвета — шасть! И были таковы. А Дарья кричит:
— Хорьки! Хорьки! Ух, дурные!
На крик прибежал Грицко.
Оказалось — хорьки-то в дровах поселились.
— Смотри-ка, — сказала Дарья, — да это, никак, детеныши. И она подняла двух маленьких хоречков, словно мышат. — В ведро их — и вся недолга, — сердито сказал Грицко. Но тут мимо проходил Василий Иванович.
— Ну, зачем их убивать, маленьких-то, — сказал он. — Мы их воспитаем. А я как раз хотел сегодня ребятам про хорьков рассказывать, какие они бывают. Вот и случай подходящий.
— А они, подлые, зачем моих кур подушили?
— Так ведь это не они, а большие. И потом, Грицко, глупо сердиться, если одно животное нападает на другое. Это их инстинкт. Не надо забывать, что хорьки очень полезны: они уничтожают сусликов и полевых мышей, которые так вредят посевам. Хорек — животное нужное.
— А ну вас! У вас все нужное.
— Да право — так. Давай-ка мне их сюда.
— А кто же их кормить-то будет? — спросила Дарья.
— Кормилица, — отвечал, улыбаясь, Василий Иванович. — Не верите? а вот увидите.
Дети собрались в школе, и, конечно, сразу распространился слух о том, что Василий Иванович собирается воспитывать хорьков.
Когда он пришел на урок, его прямо засыпали вопросами: какие хорьки, да что они будут есть, да как их нашли?
— Вот я вам сейчас нарисую на доске взрослого хорька, — сказал Василий Иванович. — Голова у него спереди сужена, рыльце заострено, уши короткие, а тело вытянутое. Ноги у него очень короткие, но с длинными пальцами. Хвост мохнатый, длиною вдвое меньше туловища. Живет он обычно или в норах или в дуплах деревьев, а вот на этот раз поселился в сложенных дровах. На хорьков охотятся, потому что мех у них очень ценный, но в некоторых местах охоты на них даже запрещены, потому что хорьки отлично борются с сусликами и мышами, а вы ведь знаете, как эти грызуны портят рожь и пшеницу.
— А где маленькие хорьки? — закричали дети.
— Если вы не будете шуметь, я покажу вам, что они сейчас делают. Но только чур — тишина полная.
Дети, затаив дыхание, на цыпочках пошли вслед за учителем. Он привел их в пустую комнату, где был склад всяких школьных вещей. Там на рогоже лежала серая кошка Машка. Она лежала, вытянув лапки, и, зажмурившись, мурлыкала.
— Она кормит своих котят, — прошептал Ваня.
— Один действительно ее котенок, — отвечал учитель также шопотом, — а два другие — хорьки.
И он увел всех обратно в класс.
— У Машки родилось трое котят, — объяснил он, — выжил только один, я и подсунул ей хорьков. А известно, что кошки отлично их вскармливают. Машка будет их кормилицей.
Но Грицко прямо заявил, что он обязательно хорьков убьет.
— Они кур подушили, так и их надо задушить, — упрямо повторял он.
Петя и Катя Иваненко, дети хуторянина, сказали Василию Ивановичу:
— Дайте их нам, когда они немножко подрастут. Мы им построим клетку. Папа тоже говорит, что хорьки — животное нужное.
Через три недели хорьки подросли и стали очень хорошо сосать намоченную в молоке губку и даже есть молоко с ложки. Василий Иванович, чтобы не сердить старого Грицко, к тому же и школа все равно пустела на лето, — отправил их на хутор к Иваненко. Понесли их в деревянном ящике с дырочками.
Хорьки зажили на хуторе.
Хутор находился на берегу реки Ворсклы. Домик у Иваненко был белый, как снег, обсаженный вокруг желтыми подсолнухами и красными маками.
Хорьки подрастали, и когда Петя или Катя кричали им: «Киси, киси!» — они бежали на зов. Их прозвали Мишка и Гришка. Своих они узнавали, а на чужих шипели. Когда они стали довольно большими, вот какой однажды вышел случай.
Петя решил играть в солдат. Он сделал себе из бумаги шлем, взял в руки деревянный меч и стал маршировать. Катя сидела и держала на руках Мишку. Петя зачем-то подошел к ней, не снимая шлема.
Вдруг хорек зашипел, ощетинился и — цап Петю за палец, — не узнал его в шлеме. Вцепился и не отпускает.
Прибежала мать.
— Суй руку в кадку! — крикнула она Пете.
Он послушался.
В воде хорек выпустил палец. Чуть не захлебнулся.
С тех пор Петя и Катя стали хорьков опасаться. Те и в самом деле стали дичать. Зубы у них отросли острые, и они стали очень часто кусаться.
— Ну, — сказал отец, — больше их так держать нельзя. Или надо их отпустить или устроить для них домик. А лучше всего — отпустить. Уж очень они дурно пахнут.
Но Петя и Катя не хотели расставаться со зверьками. Петя сам построил им конурку и выход из нее затянул проволочной сеткой. Конурку набили соломой, сеном. Сквозь сетку давали им кусочки мяса, и они с жадностью его хватали, так что дети удивлялись, как это хорек может столько съесть.