— Значит, Зайцева из меня пока не получится, — пробормотал он себе под нос, продолжая стоять у одного из манекенов. — Жаль, конечно, но разве дело только в одежде? Не-ет, дорогие мои…
Внезапно для супруги, ее сестер и модистки с помощницей, все это время не сводивших с него напряженных взглядов, Пушкин широко улыбнулся. Резко взмахнул рукой, привлекая всеобщее внимание.
— Платье это лишь обрамление, оправа для того бриллианта, которым являетесь вы, милые дамы, — он обвел глазами женщин, вызывая их смущение. — Ташенька, девочка моя! Подойди ко мне.
Александр, правда, ею восхищался, чего было не скрыть. Любовался ее стройностью, скользя глазами по соблазнительной фигуре. Отмечал удивительную грациозность, больше подходящую для балерины.
— Думаю, одень тебя в рубище, и ты все равно будешь сражать наповал своей красотой, — Наталья, хоть и привыкшая к комплиментам, явно такого не ожидала. Глубоко задышала, краснея лицом, а через мгновение бросилась ему на шею. — Таша, Ташенька, ты чего, плачешь что ли? Не плачь, перестань. Давай, посмотри на меня. Вытри слезы…
Сейчас ему стало совершенно ясно, что ничего необычного и интересного с бальными платьями он не сделает. Для этого не хватит ни времени, ни, самое главное, знаний. Может быть позже, что-то и можно будет сделать. Сейчас, если в его силах что-то и можно изменить, то это лишь детали. Как говориться, наметить акценты…
— Успокоилась, а теперь покажи-ка мне свою косметику, — все еще шмыгая очаровательным носиком, Наталья недоуменно поджала губы. В глазах просто «пылал» вопрос: а зачем? — Будем экспериментировать с макияжем.
Дело было в том, что с макияжем, то есть искусство нанесения косметики, чтобы подчеркнуть красоту лица и, одновременно, скрыть его недостатки, в этом времени было не очень хорошо. Искусство украшение лица здесь и сейчас все еще находилось в плену уже от живших представлений о женской красоте, что бытовали в прошлом и позапрошлом веках. Главным, по-прежнему, считались аристократическая бледность лица, нарумяненные щеки. В глаза для придания взгляду глубины и проникновенности предпочитали капать ядовитый сок белладонны. Про губы же, веки, брови и ресницы все благополучно забыли, словно они были совсем не причём.
— Сейчас мы кое-что попробуем…
Тайна его же познаний, недавнего пенсионера, в этом очень и очень специфическом вопросе объяснялась весьма просто. Причем дело было отнюдь не в частом просмотре женских программ или посещений модных фэшен-показов. Просто его внучка, старшенькая из трёх других, проходила курсы по обучению визажистов, мечтая открыть салон красоты. Неимоверно гордая этим, Полинка прожужжала ему про это все уши. Мало того, больше двух месяцев водила к нему на квартиру своих подруг и с азартом тренировалась на них. Словом, почти каждый вечер он проводил под аккомпанемент девичьих криков о айдефайнере, бустере, глиттере, гоммаже, дрейпинге, контуринге и многом-многом другом тому подобном.
Оттого понемногу и нахватался.
— Не бойся, моя девочка, не бойся. Ты себя просто не узнаешь…
Александр мягко коснулся руки супруги, показывая на дверь.
— Все будет хорошо.
Ему не нужно быть опытным бьюти-мастером, нужно всего лишь кое-что знать.
Глава 9Бал удался, если так можно сказать
Санкт-Петербург, Зимний дворец
Высокий черный экипаж с небольшой баронской короной на дверце проехал ярко совещенную мраморную лестницу Зимнего дворца и остановился чуть дальше. Двое крупных лакеев, больше напоминавших грузчиков с порта, живо спрыгнули с запяток и встали рядом. Лица каменные, кулаки пудовые. Стояли так, чтобы ни у кого и мысли не было подслушать разговор своих господ в экипаже.
— … Удивительно, что ты промахнулся. До сих пор не могу понять, как это случилось, — качал головой пожилой господин, откинувшись на спинку кожаного кресла. Его взгляд был полон упрека, чего он и не думал скрывать.–Ты же отменный стрелок. В своем полку лучший был. Как же так вышло?
У мужчины напротив лицо было скрыто полумаской, оставлявшей открытым волевой чисто выбритый подбородок и небольшие усики.
— Это совершеннейшая случайность. Мой выстрел был точен, как и всегда, — его рука дернулась к поясу, где у офицера обычно располагалась кобура с пистолем. — Думаю, у него было что-то под сорочкой. Возможно, это тонкая кираса. Ведь, я попал в него. Точно по…
Прерывая его, старик повелительно махнул рукой. Мужчина сразу же замолчал и опустил голову.
— Хватит. Мне все равно, что и как произошло. Ты должен доделать дело, — взгляд у него стал тяжелым, давящим. — Или наполнить о твоих долговых векселях? Поведешь себя неправильно, и тебя не станет. Я раздавлю тебя, а заодно всю твою семейку. Не веришь? Забыл, что бывает за растрату полковой кассы? Тебя будет ждать офицерский суд чести, а потом пуля в висок. Сестра станет шлюхой, чтобы выплатить долги.
— Я понял, понял, — глухо пробормотал мужчина, скрипнув зубами. — Я все сделаю, как надо.
Старик самодовольно причмокнул. Хорошо видно было, привык, что все решалось по одному его слову.
— Пусть все будет, как в прошлый раз, но уже с другим результатом. Ссора у всех на глазах, затем дуэль. Все должно быть открыто, на виду. Рифмоплета нужно наказать. И…
Он было задумался, но сразу же продолжил:
— Передай ему, что он больше не рыцарь розы и креста.
Санкт-Петербург, Зимний дворец
Вот и наступил этот день, который принёс семейству Пушкиных столько забот. Четверг, стрелка часов перешагнула десять вечера. Большая часть гостей уже прибыла, и дефилировала в парадном зале в ожидании выхода императорской четы.
— Сашенька, ведь все уже началось, — с ужасом в глазах шептала Наталья, видя перед парадной лестницей дворца огромное число экипажей. — Мы никогда раньше не опаздывали, и теперь все будут смотреть на меня. Сашенька, миленький, скажи, что все будет хорошо. Ой…
Едва они пересекли порог и оказались в сверкающем холле, как на них устремились все взгляды. Если дамы и их кавалеры еще сдерживались, то слуги даже не пытались скрывать свой шок. Было очень занятно видеть, как у них отвисали челюсти при виде Натальи.
— Ташенька, дружочек, полноте, — шептал Александр, склоняюсь к её ушку. — Не обращай ни на кого внимания. Пусть завидуют…
А ей, и правда, завидовали, чего было не скрыть ни презрительными смешками, ни отстраненным видом, ни равнодушными ухмылками. Настоящее отношение все равно «лезло» наружу, как его не прячь и не маскируй.
— Забудь, их никого нет рядом. Они даже рядом не стоят с тобой. Никто из них…
Шептал, а сам никак не мог поверить своим глазам. Ведь, у него все получилось! Он, ни разу толком не державший корректирующий карандаш или кисточку для нанесения тона, сумел создать такое, что у людей глаза на лоб лезут. И лезут, следует сказать, самым натуральным образом.
Больше того у пары девиц на выданье, что явно переборщили с пудрой, закрашивая прыщи, вообще, истерика случилась при виде Натальи. Контраст [спасибо огромным ростовым зеркалам и яркому освещению в залах]между ними был столь разительным, что этого просто нельзя было не заметить. Молоденькие девицы по сравнению с Натальей, к этому времени, на минутку, матерью четверых детей, выглядели внезапно постаревшими бабехами в возрасте хорошо за сорок или того хуже, просто плохо намалеванными куклами.
Наталья же предстала совсем иной. Точеное лицо дышало свежестью. Едва намеченные тоном скулы и огромные глаза вкупе с длинными ресницами придавали лицу особую выразительность, которой так славятся девушки на юге. Еще больше усиливали эффект выделенные контуром губы, особенно притягивавшие взгляд.
— Сашенька… они же все на меня смотрят, — сдавленно шептала Наталья, еще сильнее цепляясь за локоть супруга.
Она, числясь одной из записных красавиц Петербурга, конечно же, привыкла к восхищенным взглядам и шквалу комплиментов, но к происходящему сейчас явно оказалась не готова. Бравый генералы при виде нее молодцевато втягивали животы и лихо подкручивали кончики усов, за что тут же получали тычки и упреки от своих жен. Блестящие кавалеры в возрасте и только что оперившиеся безусые юнцы норовили оказаться рядом, чтобы поймать ее взгляд и выразить свое безграничное восхищение ее красотой. Они толпились, мешая друг друга, сдавленно шипели, кидали в сторону соперников гневные взгляды.
— Мне душно, — у Натальи от такого внимания заалели щеки, что придало ее образу еще больший шарм и неотразимость. — Саша, давай выйдем на балкон.
— Давай.
Александр кивнул, сворачивая в сторону скрытого за роскошными портерами закутка. Там располагался выход на широкий балкон, где гости могли насладиться тишиной после шумного зала, немного освежиться. Стоявшие в ожидание, слуги сразу же предложили теплые меховые мантии, чтобы их не прихватил морозный ветер и стужа.
В этот момент торжественно взревели фанфары, предупреждавшие о выходе императорской четы. Конечно же, теперь ни о каком балконе речь и не шла. Как камер-юнкер, то есть придворный Свиты Его Императорского Величества, Пушкин обязан быть в этот момент в зале и приветствовать императора.
— Тогда позже, — слабо улыбнулась Наталья, кивая в сторону балкона.
Они вернулись в зал и заняли место рядом с другими придворными. Сейчас императорская чета по традиции должна была совершить небольшое дефиле по кругу, чтобы у всех гостей была возможность их поприветствовать.
— Многие лета, Ваше Величество! — по старинке приветствовал императора какой-то старик в мундире, увешанном орденами. Государь чуть задержался рядом, бросил в ответ несколько слов, чем сразу же привел в истовый восторг старого ветерана. — Многие лета…
— Мы просто восхищены, Ваше Величество! Такое великолепие кругом! — перед Николаем Первым склонился плешивый барон с большим пузом, проталкивавший вперед себя нескладного паренька в мундире Преображенского полка. — Ваше Величество, позвольте представить моего сына, Алешеньку, поручика Апшеронского пехотного полка, — этот самый Алешенька, отчаянно выпячивая цыплячью грудь, тянулась перед императором. — Служит, как и его батюшка во славу Отечества…