Пушкин с чувством снова куснул, а после протянул бутерброд Архипу. Мол, ешь, я себе еще сделаю.
— Благодарствую, барин! — тот аж прослезился. — М-м-м, как же скусно. Цельными днями бы такое ел и ел, ел и ел.
Не каждый господин так к своему крепостному относится, как к нему относились. Большей частью за собак не считали, говорящими лопатами называли. Ему же вон какая честь оказана — из господских рук заморскую еду ест. Кому расскажешь — никто не поверит.
— Как же сие чудо правильно готовить? — мужик с любопытством рассматривал остаток бутерброда, копаясь пальцем в ломтях сыра и буженины. — А если не буженину, а сала положить? Али дичинки?
Александр на это пожал плечами. Он как раз был занят салом, кромсая шмат на куски по мельче. Резанул очередной ломоть и замер.
— Понравилось, говоришь такая кулинария? — слуга тут же яростно закивал. Еще и гукнул вдобавок. — Интересно, а что бы тогда по поводу бургеров с котлетой, корейской морковью, сыром и зеленью сказал…
Это уже был не вопрос, а скорее приглашение к размышлению. Пушкин довольно хмыкнул, понимая, что еще кое-что интересное «нащупал». Глядишь, и тема с кулинарными новинками из будущего здесь и «выстрелит». Разве плохо, например, кулинарную книгу со всякими необычными рецептами издать? Ее же с руками оторвут, особенно, если к маркетингу грамотно подойти.
— Хм… К примеру, купят книгу с таким названием, как «Рецепты особых кушаний для романтических вечеров»?- и сам же хохотнул в ответ, понимая, что падкие до всяких новинок аристократы с руками все оторвут. — Или интересные салаты для ослепительно белой кожи? Ха-ха!
Картина с обезумевшими от желания рубенсовскими дамами и субтильными девицами тургеневского вида, несущимися в книжный магазин, вызвала у него просто гомерический хохот. И самое страшное, что все это более чем реально. Ведь, история многократно доказывает, что люди в погоне за модой делают просто безумные вещи.
Для России же с ее вечным, и подчас просто необъяснимым, преклонением перед чужим, в особенности западным, нарисованная в мыслях картина была более чем реальна. Александру как некстати вспомнились многочисленные истории, как государи, придворные превозносили заслуги, талант и трудолюбие иностранцев — многочисленных немцев, испанцев, и в особенности англичан. Мол, наш народ почти поголовно неумытые лапотники, а они цивилизованные интеллектуалы (слова от века к веку могли и меняться, но их смысл оставался совершенно неизменным). Причем иногда это принимало просто гротескные формы, которые даже в голове не укладывались.Достаточно вспомнить отечественного самородка Михаила Ломоносова, научных достижений которого хватит на две, а то и три жизни. Его же, уже известного и заслуженного ученного, иностранцы в Российской академии наук так «гнобили», как шавку подзаборную со двора не «гнобят»…
— Значит, будем наше общество кулинарно просвещать. А пока проверим кое-какие рецепты, — Пушкин с любопытством оглядел Архипа, который все еще облизывал пальцы и с печалью вздыхал. Бутерброд, похоже, оказался слишком мал для такого богатыря. Ему трехэтажный делать нужно. — Архип, а слышал ли ты что-то о роллах?
— Ась? — слуга приложил руку к уху. — А это еще что за зверь такой? Тоже бутрабрад?
Похоже, не получится у них толкового разговора, решил Пушкин. Архип все никак понять не мог, зачем так рыбу портить. Мол, для чего ее в рулон сворачивать и сарацинским зерном [рис] набивать? Не хорошо же.
— Все с тобой понятно, ретроград, — махнул на слугу рукой. — Ладно, давай сворачиваться. Лучше на почтовой станции по-человечески отдохнем, с банькой…
— А почто лаешься, батюшка? За что ретрымгадом зовешь? Обидно же, когда ни за что лаются. Вот если бы за дело, то можно и плетей стерпеть…
Скрывая улыбку, Пушкин полез в возок. Эта история с глуховатым и простоватым слугой его весьма и весьма повеселила.
— Поехали, глухая тетеря! А ретрым гадом больше звать не буду. Уговорил. Ха-ха-ха.
Отсмеялся, и постепенно «залип» у крошечного окошка. За стеклом тянулась бесконечная белая хмарь, изредка прерываемая темными пятнами деревьев.
— Просторы… Ледяная пустыня на десятки километров, — шептал, кутаясь в медвежью шубу. Угли в небольшой печурке уже остывали, оттого и холодком потянуло. — Земля обетованная… Моя земля… Пусть не ухоженная, неприветливая, но родная, близкая…Моя…
Повозка мерно раскачивалась на полозьях, успокаивающе скрипел снег. Состояние самое подходящее для неторопливых размышлений, чем Пушкин, собственно, и занялся. Ведь, впереди был целый год, который ни за что нельзя было упускать.
— … Все эти глобальные прожекты, конечно, хороши и неплохо тешат самолюбие, — хмыкал он, мысленно примеряя на себя лавры спасителя Отечества, Великого реформатора, Отца и Вождя народов или даже Нравственного идола. — Но пока они всего лишь прожекты без крепкого фундамента. Мне нужен мощный тыл, который позволил бы делать то, что я должен. А это значит что⁈
Со вздохом он качнул головой, прекрасно зная ответ на этот вопрос. Собственно, и этот вопрос, и тем более этот ответ известны едва ли не каждому человеку. Можно с абсолютной уверенностью утверждать, что они уже многократно звучали.
— Нужны деньги, финансовая независимость, которая и даст возможность перестроить сначала себя, семью и друзей, потом близкий круг, дальше общество, страну… Вопрос лишь в деньгах, в очень больших деньгах.
Вопрос поставлен, ответ на него озвучен. Правда, толком не понятно, откуда появятся эти деньги.
— Хм… Есть несколько общеизвестных способов… К сожалению, наследство от старенького дядюшки-миллионера из Америки мне не грозит. Воровать и грабить кого-то тоже не собираюсь. Значит, будет зарабатывать еще больше, быстрее.
Проект с газетой оказался невероятно прибыльным и его развитие, скорее всего, позволит получать еще больший доход. Пока не появились конкуренты (а они обязательно появятся, как только огромная доходность нового дела окажется известна другим), можно снимать сливки. Однако этого мало, слишком мало для реализации его планов. Нужно было запустить еще один, два, три проекта, а лучше несколько десятков проектов, протекающих независимо друг от друга.
— Итак, Александр Сергеевич Пушкин, великий русский поэт, а также многодетный отец, а также ловелас, а также газетный магнат, и прочая, и прочая играет против… э-э-э, — он на мгновение задумался над тем, а кого же он пытается переиграть, кто все это, в конце концов, с ним сотворил. Может Бог, дьявол, зеленые человечки, духи? — Пожалуй, против судьбы, против естественного порядка вещей, против старого мира, где гениальный поэт умер от ранения, где одни люди могли владеть другими людьми, где страшные войны забирали миллионы жизней.
Ставки в этой игре, действительно, велики. Ведь, естественный порядок вещей несоизмеримо могущественней государей и императоров, духов и богов, все вселенной. Он устанавливает и диктует самый главный закон, которому подчиняются все — закон бытия.
— И все же сыграем…
[1] Для справки. На всех трактах устраивались особые почтовые станции с ямщиками, лошадьми и повозками. На станциях при предъявлении специального документа можно было получить лошадей и повозку для езды до следующей станции, где все повторялось. Если же лошади были заняты, то приходилось ждать, когда освободятся. Путешествие на своем транспорте(лошадях, повозке) могли позволить очень обеспеченные люди.
Глава 15Лотерея
Петербург, Сытнинская улица, Сытный рынок
Честно говоря, поначалу никто толком и не понял, что это за лотерея такая. Конечно, в газетке «Копейка» все и было обстоятельно расписано: чуть ли не аршинными буковицами и простыми словами. Мол, для вашего увеселения проводится особая лотерея, суть игра. Покупаете за десять копеечек газетку, а, если повезет и удача будет с вами, то получите при выигрыше целую тысячу рублей.
Вроде бы просто и понятно, но люди все равно спрашивали, чесали затылки, хмурили лбы, спорили, конечно же, до хрипоты и битья. Вот для таких случаев прямо на Сытинском рынке, чуть поодаль от калачного ряда, и поставили особую лавку с большой яркой вывеской — «СЧАСТЛИВЫЙ СЛУЧАЙ». За ней с самого утра и до позднего вечера стоял разбитной приказчик, который целыми днями обо всем и рассказывал.
— … Я так и не могу понять, — у прилавка, как привязанный, стоял уже битый час плешивый дядька в стареньком армяке, штопанных брюках и совсем плохоньких сапогах. Лицо такое вытянутое, скучное. Такой всю душу своими разговорами вынет, собственно, чем он и занимался. — Как же так получается, что за гривенник можно целую тысячу рублей получить? И почему газетка прозывается «Копеечка», а стоит цельных десять?
И при этом смотрел так хитренько, с ухмылочкой. Мол, знаю я вас мошенников, что хотят честного человека обдурить и его заработанный гривенник себе забрать.
— Дядя, что тут мудрёного? — у приказчика к концу дня уже язык заплетался от бесконечных разговоров и бессмысленных споров. Чуть ли не лежал на прилавке, то и делая растирая снегом разгорячённое лицо. — Я тебе уже в который раз говорю, а ты все никак в толк не возьмешь. Ничего здесь такого нет. Вот тебе газетка «Копейка» с разными новостями, вот у нее в уголочке специальный нумер, — парень поднял газету и ткнул пальцем в небольшой номер в самом углу листка, 127 371. — Платишь гривенник и газетку забираешь. А завтра к полудню прямо на этом месте особливая комиссия будет кости кидать, чтобы счастливый нумер вызнать. Цена же такая не спроста, дядя! Больно уж много охотников до этой тысячи стало…
Наконец, плешивого мужичка оттеснили от прилавка, и его место занял внушительного вида мужчина с окладистой бородой и кустистыми бровями. Видно, что человек серьезный, степенный, языком лишнего молоть не будет.
— Ты, малый, ответь, как на духу, — прогромыхал он внушительным басом, как у настоящего протодьякона на утренней службе. — Обман это все? Лжа?