– Ты что там делаешь? – нахмурилась Альбина Магомедовна.
– Боль снимаю, – неохотно ответила Айбала.
Ей было неловко рассказывать постороннему человеку о своей способности.
– Что-что делаешь? – удивленно переспросила врач.
– Боль снимаю, – повторила Айбала и добавила совсем тихо: – Раз уж вы ничего не делаете…
– Айбала умеет, – подтвердила Алима. – Она всем женщинам в ауле помогает.
Врач недоверчиво хмыкнула, набрала на телефоне номер и спросила в трубку:
– Бике, операционная освободилась? Да? Хорошо. Сейчас поднимем.
Закончив разговор, она вынула из ящика чистую медицинскую карту и стала быстро в ней что-то писать.
– Значит, примете без паспорта? – обрадовалась Айбала.
– Не обратно же ее отправлять, – проворчала доктор. – Алима, как твоя фамилия?
– Сулейманова… – выдохнула Алима, корчась от боли.
– Когда родилась?
– В августе.
– Полную дату назови. Число, год.
– Десятого августа 1968 года… вроде бы так.
– Беременности раньше были?
– Нет, я недавно замуж вышла.
– Болеешь чем?
– Что? – не поняла Алима.
– Болезни какие есть, спрашиваю?
– Нету. Ничего больше не болит.
– Ее бы не засватали иначе, – подтвердила Айбала.
– А чего худая такая? По анализу у тебя малокровие.
Алима хотела ответить, но внезапно вскрикнула и обмякла. Айбала испугалась, что опухоль в животе Алимы разорвалась, и она истечет кровью. Вернулись санитары, выкатили в коридор каталку с Алимой и куда-то повезли.
– Алиму на операцию забрали? – спросила Айбала.
– Да.
– Где мне теперь ждать? В коридоре?
– Здесь приемный покой, а не комната ожидания. Гинекология на втором этаже.
– Значит, мне туда идти?
Врач посмотрела на Айбалу как на несмышленого ребенка и сказала, с трудом сдерживая раздражение:
– Не пустят тебя к сестре сегодня. Езжай домой. Завтра снова приедешь, паспорт привезешь. Все, иди, не мешай. Мне карту нужно оформить и на отделение передать.
Айбала расстроилась: она обещала Алиме не бросать ее, и вот как вышло. Алима очнется от наркоза и станет плакать от боли – шутка ли, живот разрезанный! – но некому будет эту боль облегчить. Однако делать нечего: если в больнице такие строгие порядки, придется возвращаться в село.
Внезапно Айбала вспомнила и понеслась к выходу, натыкаясь на людей и бормоча извинения. Она сбежала по пандусу во двор и огляделась. Знакомого «Рафика» нигде не было.
– Уехал… Неужели уехал?!
Со всей этой суматохой Айбала совсем забыла попросить водителя, чтобы он ее подождал. Наверное, того неходячего пациента погрузили в салон сразу после того, как Алиму забрали в приемный покой, и машина, не теряя времени, поехала обратно в село.
Айбала едва не расплакалась. Что теперь ей делать? Денег на билет нет, а если бы и были, автобус отправится с автостанции только вечером, и в аул придется идти из села одной, по темноте… Конечно, можно переночевать у Зайнаб, но как предупредить родителей? В ауле нет даже электричества, не говоря о телефоне.
Айбала вернулась к знакомому кабинету, толкнула дверь и вошла – только потому, что ей некуда было больше идти.
Альбина Магомедовна осматривала лежащую на кушетке беременную женщину. Обернувшись, она сверкнула на Айбалу сердитыми глазами:
– Выйди! Тебя не учили стучать?
Айбала, окончательно расстроившись, села на скамейку и закрыла глаза. В висках стучало, во рту пересохло – она не пила с самого утра, с тех пор как с матерью вышла из дома, чтобы отправиться к Алиме. Хотя она еще в машине сняла накидку, ей было очень жарко: пот струйками стекал по телу и впитывался в шерстяную ткань платья. От духоты, переживаний и непривычного многолюдья у Айбалы разболелась голова. Мимо нее сновали люди, плакали дети, громыхали каталки. Никому не было до нее дела, ей не к кому было обратиться за помощью.
В довершение неприятностей Айбале очень хотелось в туалет.
Она пошла по коридору и вскоре, к своему облегчению, увидела табличку «Туалет для женщин». Воспользовавшись кабинкой, Айбала вымыла руки и лицо, перевязала влажный от пота платок, напилась воды из-под крана и почувствовала себя лучше.
Напротив туалета висела табличка «Гинекология» со стрелкой, указывающей влево. Айбала пошла в том направлении и вскоре дошла до лестницы. Поднялась на один пролет и увидела закрытую дверь с замазанным белой краской стеклом. Сбоку был звонок. Айбала надавила на кнопку и услышала за дверью слабое дребезжание. Она запоздало сообразила, что ее сюда не пустят, только снова отругают, и хотела побежать по лестнице вниз, но дверь открылась, и круглолицая медсестра с глазами разного цвета – один карий, другой зеленый – спросила:
– Ты Айбала?
– Да, – оторопело ответила Айбала.
– Где так долго ходишь? Зульфия Рашидовна уже два раза о тебе спрашивала. Пойдем скорей.
Она повела Айбалу по коридору с покрытым линолеумом полом и выкрашенными зеленой краской стенами.
По одну сторону тянулись окна, по другую – закрытые двери палат. Рядом со входом был пост медсестры: стол с лампой и два застекленных шкафчика с медикаментами. Так же остро, как в приемном покое, пахло хлоркой, но к этому запаху примешивался сытный мясной запах супа или хинкала. В животе у Айбалы заурчало; она вспомнила, что позавтракала только половинкой лепешки с овечьим сыром рано утром, после первого намаза, а теперь уже было время обеда.
Ее взгляд задержался на двойных дверях с матовыми непрозрачными стеклами, над которыми горела лампа с написанным красной краской словом «Операционная». Вот где сейчас Алима!
«Аллах, сохрани ей жизнь!» – мысленно взмолилась Айбала и ускорила шаг, чтобы поспеть за медсестрой.
Почему та ничуть не удивилась ее появлению, более того – обратилась к ней по имени, словно ждала ее появления? Может, врач из приемного покоя предупредила, что Айбала придет проведать сестру, и попросила, в виде исключения, ее впустить? Если так, тогда она хорошая женщина и только делает вид, будто строгая.
Но кто такая Зульфия Рашидовна и почему она про нее, Айбалу, спрашивала?..
Медсестра привела ее в комнату со шкафчиками, как в раздевалке школьного физкультурного зала. Окно было занавешено белой шторой с загадочным чернильным штемпелем: «Отд. Гин. ЦРБ Цур.».
– Это сестринская, но санитарки тоже здесь переодеваются. Отделение небольшое, сотрудниц немного. А там, – медсестра указала на другую дверь, – мы обедаем и чай пьем.
Айбала догадалась, что ее, скорее всего, приняли за другую. Пока она обдумывала эту мысль, медсестра вынула из шкафчика белый халат, шаровары на резинке и платок.
– Переодевайся. Свою одежду сложи в этот шкафчик. Я в коридоре подожду. Давай быстрее, там с утра полы не мытые и утки грязные.
Медсестра ушла, а ошеломленная Айбала осталась стоять, прижимая к груди пахнущую стиральным порошком одежду. В голове был полный сумбур. Разве уткам место в больнице? И почему они грязные? Ей что, придется ухаживать за птицами?..
Из-за двери нетерпеливо крикнули:
– Ты скоро?
Вздрогнув, Айбала стала торопливо переодеваться. Она решила, что повидается с Алимой, а потом признается Зульфии Рашидовне (кто бы она ни была), что произошла ошибка и она совсем не та Айбала, за которую ее приняли.
Платье оказалось ей коротко и тесно, шаровары едва доходили до лодыжек. Медсестра, осмотрев Айбалу, недоуменно покачала головой:
– Странно, сестра-хозяйка вроде на твой рост выдавала… Ладно, потом разберемся. Пойдем скорей. Я сказала, что меня зовут Асбат?
Они вошли в дверь с табличкой «Старшая медсестра отделения». Асбат почтительно обратилась к дородной пожилой женщине, которая сортировала медицинские карты:
– Зульфия Рашидовна, вот новая санитарка.
Значит, Асбат приняла ее за санитарку… Айбала в замешательстве оглянулась на медсестру, но та уже исчезла.
– Почему так долго? – Зульфия Рашидовна строго взглянула на Айбалу через спущенные на переносицу очки. – Полы сами собой не вымоются.
– Я…
– И во что ты одета? Ничего другого на твой рост не нашлось? – Старшая медсестра поднялась, обнаружив объемный живот, настолько туго обтянутый халатом, что пуговицы грозили вот-вот оторваться. – Пойдем, покажу тебе отделение, а потом сразу принимайся за работу. Сдашь смену завтра в два часа дня, раз сегодня позже приступаешь, но в следующий раз придешь к двенадцати и чтобы без опозданий.
Айбале казалось, будто она спит и видит дурной сон.
Что она делает, зачем выдает себя за другую? Девушка, место которой она заняла, вот-вот появится, она просто где-то задержалась, но скоро обман откроется, и тогда ее с позором прогонят. Ей пора возвращаться домой. Может, занять у Асбат денег на автобусный билет?..
– У нас тут пять палат, – тем временем говорила Зульфия Рашидовна, грузно шагая по коридору. – В каждой палате по пять коек. Еще есть послеоперационная палата, там пациентки отходят от наркоза, потом их переводят в общую. Ты будешь убирать палаты, туалеты и коридор, за операционными и смотровыми кабинетами закреплена другая санитарка. По утрам меняешь белье и выносишь утки. За все дежурство у тебя три получасовых перерыва, и ночью можешь немного поспать в сестринской. Обеды из дома не носи, еды из пищеблока на всех хватает. А теперь слушай главное. – Зульфия Рашидовна остановилась и строго посмотрела на Айбалу. – На моем отделении всегда должно быть чисто. Чтобы все утки стояли вымытые, нигде не пылинки, и в туалетах хорошо пахло, поняла?
Айбала открыла рот, чтобы сознаться, что она совсем не та Айбала, но старшая медсестра, которой не требовались ответы на свои вопросы (да и вряд ли хоть кто-то осмелился бы ей возразить), уже шла дальше, продолжая на ходу давать указания. Дойдя до конца коридора, они свернули в хозяйственный блок, где располагались комнаты с уборочным инвентарем и бельевые.
Зульфия Рашидовна сказала, что воду надо набирать в туалете и там же сливать грязную, показала, где взять тряпку, швабру и перчатки и велела начинать уборку с коридора, потому что после обеда пациенткам положено спать, из палат выходить им нельзя. Вот почему на отделении так тихо, догадалась Айбала. Пациентки сейчас спят.